Касем взял камень и метнул его изо всех сил. Его примеру последовали другие. Внизу началась паника. В этот момент подошел Хасан и, вытирая со лба кровь, сказал:
– Все! Конец! Оставшиеся в живых бежали по южному склону.
– Отправь людей в погоню за ними! – приказал Касем.
– Да у тебя и рот, и подбородок в крови! – заметил Садек Xасану.
Хасан утерся тыльной стороной ладони и увидел на руке кровь. Он печально проговорил:
– Среди наших людей восемь убитых и много тяжело раненных, они не могут сами двигаться.
Он посмотрел вниз, на тропу, по которой бежали в панике враги, осыпаемые камнями, а Садек сказал:
– Если бы им удалось добраться до вершины, здесь некому было бы их встретить.
Затем он вытер кровь с лица Касема и добавил:
– Нас спас твой ум!
Касем приказал двум мужчинам оставаться у начала спуска и охранять его, а остальных послал вдогонку убегавшим.
Вместе с Садеком и Хасаном, тяжело ступая, они направились к площадке между хижинами, с которой уже убрали трупы убитых. Да, это была жестокая битва! Из его друзей погибло восемь человек, а враги потеряли десять, не считая Лахиты. Но и из оставшихся в живых не было ни одного, который не получил бы либо раны, либо перелома. Вернувшись в свои жилища, пострадавшие отдались заботам женщин, а из домов убитых доносился плач.
Прибежала запыхавшаяся Бадрийя и пригласила друзей мужа в дом, чтобы обмыть и перевязать их раны. Вслед за ней пришла Сакина с Ихсан на руках. Малютка громко плакала.
Солнце нещадно палило. Коршуны и вороны кружили над полем битвы. В воздухе стоял запах пыли и крови. Ихсан плакала не переставая, но никто не пытался успокоить ее. Даже могучий Хасан едва держался на ногах. Садек печально произнес:
– Да упокоит Аллах души погибших!
– Да будет милостив Аллах и к мертвым, и к живым, проговорил вслед за ним Касем.
Неожиданно Хасан почувствовал прилив радости и воскликнул:
– Очень скоро мы добьемся полной победы, и на нашей улице окончится время крови и насилия.
– Мы положим конец насилию и кровопролитию! – уверенно подтвердил Касем.
88.
Никогда ранее не переживала улица столь ужасных дней. Мужчины, вернувшиеся после сражения на горе, ходили, храня скорбное молчание, поникшие, усталые, опустив глаза в землю, словно веки у них были налиты свинцом. Весть о поражении опередила их, и в час их возвращения дома уже сотрясались от плача, рыдающие женщины в отчаянии били себя по щекам. Узнали о поражении и жители других улиц и переулков. Об улице Габалауи, которой раньше все завидовали, стали говорить со злорадством. Квартал бродяг, покинутый его жителями, совсем опустел. Боясь возмездия, люди бросили свои дома и лавки. И никто не сомневался, что все они присоединятся к Касему, умножив собой численность и мощь его войска. Улица оделась в траур, окуталась печалью, но души жителей пылали злобой и жаждой мести. Обитатели квартала Габаль после смерти Лахиты заволновались, кто же теперь будет главным футуввой. Вопрос этот тревожил и жителей квартала Рифаа. Взаимные подозрения клубились, как пыль, поднятая бурей. Управляющий Рифат, боясь смуты, призвал к себе Хаджаджа и Гулту. Футуввы явились вместе с самыми надежными своими людьми. Люди Гулты встали в одном углу залы, а люди Хаджаджа – в другом, разделенные стеной недоверия.
Рифат понял, в чем дело, и еще больше встревожился.
– Вы знаете,– начал он свою речь,– какая с нами приключилась беда. Но ведь мы живы, нас еще много, мы сильны и можем добиться победы, если сохраним единство наших рядов. В противном случае всех нас ждет одинаковый конец.
– Последний удар нанесем мы,– заявил один мужчина из квартала Габаль.– С любой бедой можно справиться.
Если бы они не засели на горе, мы истребили бы их всех до последнего, – заметил Хаджадж.
– Лахита вступил в бой после тяжелого, изнурительного подъема на гору, которого не вынес бы и верблюд,– проговорил еще кто-то.
– Поговорим лучше о том, как нам укрепить единство,– предложил управляющий.
– По милости Аллаха все мы – братья и таковыми останемся, сказал Гулта, но Рифат возразил:
– Это только слова. А то, как вы пришли и выстроились здесь друг против друга, говорит о недоверии, разделяющем вас.
– Все горим желанием отомстить! – воскликнул Хаджадж. Управляющий, обводя взглядом их мрачные лица, сказал:
– Будьте откровенны. Вы одним глазом смотрите друг на друга, а другим – на не занятое после смерти Лахиты место главного футуввы. И пока этот вопрос не будет решен, на улице не будет спокойствия. Но хуже всего будет, если вы пустите в ход дубинки. Тогда вы сами перебьете друг друга, а Касему достанется лакомый кусок!
В ответ раздалось сразу несколько голосов:
– Упаси Аллах!
Тогда управляющий продолжал:
– На улице осталось лишь два квартала, и в каждом есть свой футувва, так что главный футувва нам не нужен. На этом и договоримся. Мы должны быть едины в борьбе с бунтовщиками.
На несколько секунд воцарилась зловещая тишина. Потом несколько голосов вяло откликнулось:
– Да… Да, конечно…
– Мы согласны с твоим решением, несмотря на то, что мы испокон века господа на улице,– сказал Гулта, а Хад-жадж запротестовал:
– Нам не надо одолжений. Здесь нет ни господ, ни слуг, особенно после ухода бродяг. Да и кто не знает, что Рифаа был самым благородным из жителей улицы?
– Хаджадж,– раздраженно прервал его Гулта. Я знаю, что у тебя на уме! Хаджадж хотел что-то ответить, но управляющий гневно крикнул:
– Говорите, вы намерены быть мужчинами или нет? Если Касем прослышит про ваши распри, бродяги, как саранча, устремятся на нас с горы. Говорите же, способны вы выступить единым строем? Или мне придется искать другой выход?
Из обоих лагерей раздались голоса:
– Стыд и позор нам, люди! Наша улица на краю гибели! На Рифата смотрели лица, исполненные готовности, и он сказал:
– Мы превосходим их числом и силой, но не следует второй раз брать приступом гору.
И, видя, что его слова не поняты, пояснил:
– Мы сгноим их на горе. Мы устроим засады на двух ведущих на вершину тропах. И они либо умрут от голода, либо будут вынуждены спуститься вниз, тогда вы и уничтожите их.
– Правильно! – воскликнул Гулта. Я так и советовал Лахите, да упокоит Аллах его душу, но он счел осаду трусостью и решил во что бы то ни стало напасть на них.
– Мысль хорошая! согласился Хаджадж. Но с осуществлением ее надо несколько повременить, надо людям отдохнуть.
Управляющий потребовал, чтобы футуввы дали слово действовать сообща, и они пожали друг другу руки и обменялись клятвами. В последующие дни всякий имеющий глаза мог видеть, как Гулта и Хаджадж изо всех сил стараются замести следы понесенного ими поражения. Они распространили слухи о том, что, если бы не глупость Лахиты, который приказал брать приступом гору, Касем был бы разгромлен безо всякого труда, а улица не потеряла бы цвет своих мужей. Многие верили тому, что им говорили, а если кто выражал сомнение, то получал хорошую встрепку. Всякие рассуждения относительно должности главного футуввы решительно пресекались, однако многие как в квартале Рифаа, так и в квартале Габаль – втайне продолжали гадать, кто займет место Лахиты после общей победы. И, несмотря на клятвы и обещания, улица разделилась на два лагеря, люди перестали доверять друг другу, а футуввы, боясь выходить в одиночку на улицу, окружали себя верными подручными. Но вместе с тем подготовка ко дню мести не прекращалась ни на минуту. Было решено, что Гулта со своим отрядом устроит засаду у начала тропы со стороны рынка Мукаттам, а Хаджадж – у тропы со стороны крепости и что они не уйдут оттуда, даже если им придется просидеть в засаде всю жизнь. А женщины должны были заниматься торговлей и приносить мужчинам еду. Накануне выступления, вечером, и рифаиты, и габалиты собрались в своих кофейнях, потребовали пива и вина и до позднего часа курили гашиш и пьянствовали. Когда люди Хаджаджа проводили своего футувву до двери его дома, он был весел и доволен, как султан. Толкнув дверь, он прошел в коридор, напевая себе под нос что-то несвязное. Но внезапно пение его оборвалось. Кто-то обрушился на него сзади, и чья-то рука закрыла ему рот, а другая воткнула нож в сердце. Некоторое время неизвестный крепко держал бившееся в судорогах тело футуввы, чтобы оно не упало и не наделало шума, потом осторожно уложил на пол, где футув-ва и замер в непроглядной тьме.
89.
Рано утром вся улица пробудилась от страшного, леденящего душу крика. Из открывшихся окон высунулись головы, и шеи вытянулись в сторону дома футуввы Хаджаджа. Там собралась толпа людей, которые шумели, кричали и голосили. Коридор тоже был полон мужчин и женщин, с недоумением спрашивающих друг друга, как это случилось, и пытающихся найти объяснение. Покрасневшие от слез глаза горели злым огнем. А к дому футуввы все подходили и подходили рифаиты. Не преминул явиться и Гулта, окруженный своими людьми. Толпа расступилась, чтобы дать ему возможность войти в коридор. Тут Гулта воскликнул:
– Какое несчастье! Я готов был отдать жизнь за тебя, Хаджадж!
Плакавшие утерли слезы, причитавшие смолкли, озлобленные перестали задавать вопросы, но Гулта так и не услышал ни одного любезного слова. Он продолжал восклицать:
– Какое подлое коварство! Ни один футувва не способен на такое вероломство, но подлый пастух Касем – не футувва! И я не успокоюсь, пока не кину его труп на съедение собакам.
Какая-то женщина в сильном возбуждении крикнула:
– Да благословит тебя Аллах на должность главного футуввы, Гулта!
Гулта позеленел от гнева, лица его подручных нахмурились, по толпе прокатился ропот.
– В этот скорбный день,– процедил сквозь зубы футувва,– женщинам не мешало бы помолчать!
Но женщина не унималась.
– Пусть каждый разумный уразумеет! – сказала она. Толпа снова зароптала. Футувва обождал, пока гомон утихнет, потом сказал:
– Это гнусное злодейство умышленно совершено ночью, чтобы бросить подозрение на нас!
– Касем со своими людьми на горе, а Хаджадж убит на своей улице, среди своих людей и соседей, которые жаждут власти,– вмешалась еще одна женщина.
– Сумасшедшая! закричал Гулта. И всякий, кто ей верит, тоже сошел с ума. А если вы будете упорствовать в своих подозрениях, то кончится тем, что мы поубиваем друг друга, на радость Касему.
Вдруг у ног Гулты со звоном упал и разбился кувшин. Отступив на два шага, футувва промолвил:
– Этот негодяй знал, как нас поссорить.
С этими словами футувва направился к дому управляющего. После его ухода крики и шум еще усилились. Двое мужчин – габалит и рифаит – затеяли ссору, вслед за ними разбранились две женщины, а мальчишки устроили драку – квартал на квартал. Из окон домов послышались ругань и брань, вся улица взбаламутилась, мужчины в каждом квартале собрались в группы и вооружились дубинками. Управляющий в сопровождении своих слуг и охраны вышел из дома и направился к границе двух кварталов. Встав там, он громко крикнул:
– Образумьтесь! Гнев ослепил вас, и вы не видите своего истинного врага, убийцу муаллима Хаджаджа!
Мужчина из квартала Рифаа спросил:
– А ты откуда знаешь убийцу? Разве кто-либо из бродяг осмелится прийти на улицу?
– Зачем габалитам нужно было убивать Хаджаджа сегодня, когда они в нем нуждаются? – вопросом на вопрос ответил Рифат.
– Спроси об этом преступников, а не нас!
– Жители квартала Рифаа не станут подчиняться футув-ве из квартала Габаль!
– Они дорого заплатят за кровь Хаджаджа! Управляющий вновь взял слово:
– Не поддавайтесь козням врагов, иначе Касем обрушится на вас, как чума!
– Лучше Касем, чем Гулта!
Ударив ладонью об ладонь, управляющий воскликнул:
– Ну, хватит! А не то всем нам конец!
– Лучше погибнуть, чем видеть Гулту главным футуввой!
Из квартала Рифаа в квартал Габаль полетел камень и упал посреди кучки мужчин. Габалийцы ответили тем же. Управляющий поспешил вернуться домой. А камни уже сыпались с двух сторон, и вскоре завязалась кровавая драка. На крышах домов женщины тоже кидали друг в друга камни, комья грязи, палки. Схватка продолжалась долго, несмотря на то что жители квартала Рифаа дрались без футуввы. Все же число пострадавших среди них быстро росло, потому что Гулта бил наверняка. Сквозь шум драки прорезались внезапно крики женщин, которые с крыш домов в страхе размахивали руками, указывая то в одну, то в другую сторону улицы. Дерущиеся остановились, стали оглядываться и увидели, что с одной стороны на них надвигается, вооруженный дубинками, отряд во главе с Касе-мом, а с другой такой же отряд во главе с Хасаном. Все снова загалдели, но медлить было некогда. Драка моментально прекратилась. Рифаиты и габалиты без приказа объединились, сплотили ряды и, разделившись на две группы, приготовились оказать сопротивление.
Гулта крикнул:
– Я же говорил вам, что это западня, а вы не верили!
После драки и рифаиты, и габалиты были обессилены, им было бы трудно выдержать еще одну схватку. Неожиданно Касем приказал своим людям остановиться. Его примеру последовал и Хасан, как будто они действовали по единому плану. Касем громким голосом обратился к противникам:
– Мы никому не хотим причинить зла! Пусть не будет ни победителей, ни побежденных! Все мы дети одной улицы и внуки одного деда. Имение должно принадлежать всем!
– Это новая западня! – воскликнул Гулта.
Ему ответил Касем:
– Не подстрекай людей на драку! Защищай свою власть сам, если хочешь!
– Вперед! – скомандовал Гулта и бросился на Касема. За ним устремились его люди. Другие напали на отряд Хасана. Но было много таких, кто колебался. Раненые попрятались по домам, за ними последовали обессиленные предыдущей дракой, а также колеблющиеся. Остались лишь Гулта и его подручные. Но эти не щадили себя, сражались дубинками, и головами, и ногами, и кулаками. В слепой ярости Гулта набросился на Касема, схватка их была жестокой, они наносили друг другу удары один страшнее другого, но у Касема было больше сил, и он легко отражал натиск Гулты. Многочисленный отряд Касема подмял под себя людей Гулты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57