– Я принял решение: мы создадим спортивный клуб! От удивления друзья не могли вымолвить ни слова, а Касем, улыбнувшись, продолжил:
– Мы устроим его во дворе моего дома. Спорт любят во всех кварталах.
– А какое это имеет отношение к нашему делу? – спросил Хасан.
– Клуб тяжелой атлетики, например. Какое он имеет отношение к имению? – в свою очередь спросил Садек.
Касем с горящими глазами разъяснил:
– К нам придут сильные юноши, которые любят спортивные игры, и мы сможем выбрать среди них наиболее преданных и способных действовать. Друзья широко раскрыли глаза.
– Мы создадим целый отряд! воскликнул Хасан.
– Да. Кроме того, к нам придут юноши и из кварталов Габаль и Рифаа.
От радости молодым людям хотелось петь, а Касем чуть было не пустился в пляс.
75.
В праздничный день Касем сидел у окна, наблюдая за жизнью улицы. Как весело в праздник! Водоносы полили землю водой. Шеи и хвосты ослов украшены бумажными розами. Ребятишки, одетые по-праздничному, ярко, пускают в небо разноцветные воздушные шары. Ручные тележки расцвечены маленькими флажками. Отовсюду слышны веселые голоса, звуки труб и флейт. Проезжают повозки, переполненные танцорами и танцовщицами. Лавки закрыты, а кофейни, курильни и винные лавки, наоборот, битком набиты посетителями. На каждом углу сияют улыбки и звучат поздравления: «Желаем вам счастья!»
На Касеме тоже была новая галабея. На коленях у него сидела Ихсан, которую он держал под мышки. Она болтала ручонками, то гладя отца по лицу, то царапая ему щеки. Какой-то голос запел под окном: «Глаза мои привязали меня к любимой…»
Касем сразу же вспомнил свою счастливую свадьбу, и сердце его радостно забилось. Он так любил веселье и музыку! Еще Адхам хотел проводить свои дни, распевая песни в саду. Какие же песни поют в праздничный день? «Глаза мои привязали меня к любимой». Правду говорит песня.
С тех пор как темной ночью в пустыне он поднял глаза на Киндиля, сердце его, рассудок и воля больше ему не принадлежат. Двор его дома превратился в клуб, где юноши укрепляются телом и очищаются духом. Он сам вместе с ними поднимает тяжести и учится драться на палках. У Садека мышцы рук стали такими же крепкими, какими еще раньше, благодаря ремеслу лудильщика, стали мышцы ног. А Хасан настоящий богатырь. Все юноши полны воодушевления. Садек оказался прав, когда однажды посоветовал пригласить в клуб бродяг и нищих. Они быстро загорелись интересом к спорту, а еще быстрее к его, Касема, речам.
И хотя их мало, но благодаря своему упорству они стоят многих. Тут Ихсан отвлекла его от размышлений возгласом: «Папа!» Касем стал целовать ее и заметил, что край его галабеи, на котором сидит дочка, мокрый. С кухни доносились удары пестика о ступку, голоса Камар и Сакины, мяуканье кошки. Под окном проехала повозка, сидящие в ней хлопали в ладоши и пели:
Аскер-солдат – настоящий хват, Торбуш он снял – сразу валием стал…
Касем улыбнулся, вспомнив вечер, когда муаллим Яхья, выпив лишнего, распевал эту песню. Ах, если б устроилась жизнь по законам справедливости и улица наша могла бы петь песни, не зная забот! Завтра в клуб придет много сильных, надежных и верных друзей. Завтра мы бросим вызов управляющему и футуввам, сокрушим все преграды. И останутся на улице лишь милосердный дед и его добрые внуки. Будут стерты с лица земли нищета, грязь, бедность и беззаконие. Исчезнут вши, мухи и дубинки, и воцарится безмятежный покой в тени садов, под звуки песен.
Касем очнулся от грез, услышав, как Камар гневно ругает Сакину. Удивленный, он прислушался, потом позвал жену. Дверь сразу же отворилась, и в комнату вошла Камар, толкая перед собой Сакину:
– Взгляни на эту женщину. Она родилась в этом доме, как родилась в нем и ее мать, но не стесняется шпионить за нами!
Касем вопросительно посмотрел на рабыню, а Сакина своим зычным голосом воскликнула:
– Я не шпионка, господин мой! Госпожа не хочет выслушать меня!
В глазах Камар был написан страх, который она тщетно пыталась скрыть.
– Она,– указала Камар на Сакину,– говорит ужасные вещи и при этом еще улыбается. Она говорит, что к следующему празднику Касем, мол, станет господином всей улицы, как в свое время Габаль стал господином в квартале Хамдан. Вот и спроси ее, что она имела в виду?
Касем, нахмурившись, спросил:
– Так что ты хотела этим сказать, Сакина?
– То, что сказала,– ответила рабыня со свойственной ей смелостью.– Я ведь не такая служанка, как все прочие, которые работают сегодня в одном доме, а завтра – в другом. Этот дом мне родной, и нехорошо скрывать от меня тайну.
Касем взглядом попросил жену забрать дочь, и Камар взяла девочку из рук мужа. Он велел Сакине сесть, и рабыня уселась у его ног.
– Разве справедливо,– спросила она,– что чужие знают о твоей тайне, а меня держат в неведении?!
– Какую тайну ты имеешь в виду?
– Твой разговор с Киндилем у скалы Хинд! – смело заявила Сакина.
Камар ахнула, но Касем жестом показал, чтобы Сакина продолжала.
– Как раньше это было с Габалем и Рифаа,– сказала она.– Ты не ниже их. Ты был господином уже тогда, когда пас овец. А я была посредницей между тобой и госпожой, разве ты не помнишь? Я должна была узнать обо всем раньше остальных. Как можно верить чужим и не верить своей служанке? Да простит вас Аллах! Но я молюсь, чтобы ты победил, победил управляющего и футувв! И все жители нашей улицы молятся о том же. Камар, нервными движениями укачивая ребенка, воскликнула:
– Не следовало тебе шпионить за нами. Это великий грех!
Но Сакина горячо и искренне возразила:
– Я и не думала шпионить, Господь свидетель! Просто услышала через дверь ваш разговор. Не может же человек заткнуть себе уши! А то, что ты, госпожа, не веришь мне, надрывает мне душу! Я не предательница. И разве я могу предать тебя? Кому и зачем мне предавать тебя? Да простит тебя Аллах, госпожа!
Касем внимательно слушал Сакину и, когда она закончила, спокойно сказал:
– Ты честная женщина, Сакина. Я не сомневаюсь в твоей преданности.
Сакина взглянула на него испытующе, чтобы убедиться, что он говорит серьезно, и пробормотала:
– Да пошлет тебе Аллах здоровье, господин! Ей-богу, я такая и есть!
Касем тихо проговорил:
– Я умею различать людей. И измена не поселится в моем доме, как это было в доме брата моего Рифаа. Камар, эта женщина такая же честная, как ты сама, и не надо думать о ней плохо. Она член нашей семьи, и я не забуду, что именно она принесла мне когда-то радостную весть.
Камар, немного успокоившись, ворчливо сказала:
– Но ведь она подслушивала!
Она не подслушивала,– улыбнулся Касем,– просто Господу было угодно донести наши голоса до ее слуха так же, как он донес до слуха Рифаа голос деда. Господь оказал тебе милость, Сакина!
Сакина схватила его руку и принялась ее целовать. – Жизнь моя принадлежит тебе, господин. Клянусь, ты победишь своих и наших врагов и станешь господином всей улицы!
– Но я не хочу быть господином, Сакина! Рабыня воздела руки в молитве:
– О Боже, исполни его желания!
– Аминь!
Глядя на нее с улыбкой, Касем сказал:
– Ты будешь моим посланцем, если мне понадобится посланец. И таким образом будешь участвовать в нашем деле.
Лицо Сакины сияло, глаза горели восторгом, а Касем продолжал:
– Если судьба позволит нам распределить доходы от имения, как мы того хотим, ни одна женщина не будет обделена, будь то госпожа или служанка!
От удивления Сакина чуть не проглотила язык, а Касем заключил:
– Владелец имения сказал мне, что имение принадлежит всем его потомкам, а ты, Сакина, ему внучка, так же как Камар.
Сакина благодарно поклонилась Касему.
С улицы донеслись звуки мизмара. Кто-то крикнул: «Лахита! Будь славен тысячу раз!» Касем обернулся к окну и увидел футувв, которые ехали по улице на конях, украшенных бумажными цветами. Люди встречали их приветственными возгласами и преподносили им подарки. Футуввы направлялись в пустыню, чтобы, как всегда по праздникам, устроить соревнования, скачки и борьбу на палках. Как только они скрылись, на улице появился пьяный Аграма, который шел, шатаясь из стороны в сторону. Касем улыбнулся, завидев юношу, который в клубе у них считался одним из самых преданных и надежных. Он следил за ним глазами, а Аграма стал посреди квартала бродяг и крикнул: «Вот какой я удалец!» Насмешливый голос из окна дома в квартале Рифаа отозвался:
– Эй, ты, краса бродяг!
Аграма поднял осоловелые глаза к окну, из которого раздался голос, и с пьяным бахвальством заорал:
– Пришел наш черед, цыгане!
Вокруг него стали собираться мальчишки, пьяные и накурившиеся гашиша жители улицы, поднялся шум и гам, загудели в трубы, забили в барабаны, зазвенели песни. Вдруг кто-то крикнул:
– Вы слышали, что он сказал? Пришел черед бродяг! Или вы не желаете слушать?
Едва держась на ногах, Аграма вопил:
– У всех один дед, и имение – для всех! Долой футувв! Толпа скрыла его от глаз Касема. Касем встал, надел абу и поспешно вышел из комнаты с возгласом:
– Да будет проклято пьянство!
76.
Сидя у скалы Хинд в окружении самых близких ему членов клуба, Касем обводил лица юношей недовольным взглядом и укоризненно говорил:
– Не смейте появляться на людях в пьяном виде!
За спинами Касема и его друзей, в отдалении, величественно возвышалась гора Мукаттам, окутанная вечерними сумерками. В пустыне было безлюдно. Лишь одинокий пастух стоял, опираясь на свою палку, к югу от скалы Хинд. Аграма, виновато молчавший до сих пор, сокрушенно сказал:
– Лучше бы я умер!
– Такие поступки непростительны! – отозвался Касем.– Но сейчас важно узнать, как подействовали твои слова на наших врагов?
– Его слышали многие, это ясно, – проговорил Садек. А Хасан, нахмурившись, подтвердил:
– Я сам узнал об этом в кофейне Габаль, куда пригласил меня приятель из рода Габаль. Там один человек рассказывал об Аграме. Он, правда, рассказывал со смехом, но, думаю, рассказ его может заронить сомнение в души некоторых жителей улицы. Если об этом начнут говорить, то разговор может дойти до какого-нибудь футуввы.
– Не преувеличивай, Хасан,– вздыхая, сказал Аграма.
– Лучше быть излишне осторожным, чем легкомысленным,– заметил Садек,– иначе нас застанут врасплох.
Мы поклялись, что не испугаемся смерти! – возразил Аграма.
– Мы также поклялись хранить тайну! – ответил ему Садек.
– Если мы погибнем, то и наши надежды погибнут вместе с нами,– вмешался Касем.– Нам нужно все предусмотреть.
– Нужно предусмотреть худшее, что может случиться,– заметил Хасан.
– То есть схватку,– невесело промолвил Касем. Мужчины переглянулись в темноте. Высоко над ними в ночном небе загорались звезды. Порывы ветра еще несли в себе остатки дневного жара. Слово взял Хамруш:
– Мы будем драться не на жизнь, а на смерть!
– А на улице все останется без перемен! – недовольно возразил Касем.
– Они быстро нас одолеют,– признал Садек.
– К счастью, ты родственник Савариса,– обратился к Касему Абу Фисада,– а жена твоя в родстве с женой управляющего. Кроме того, Лахита в юности был одним из друзей твоего отца.
– Это не помешает ему расправиться с нами.
– Ты хотел когда-то обратиться за советом к адвокату,– вспомнил Садек.
– Но нам было сказано, что никакой адвокат не решится бросить вызов футуввам и управляющему.
Аграма, которому очень хотелось загладить свою вину, подсказал:
– В Бейт аль-Кади есть один адвокат, известный своей смелостью.
– Больше всего,– поразмыслив, заявил Садек,– я боюсь, что, если мы поторопимся выступить открыто, мы загубим дело.
Давайте все же посоветуемся с адвокатом,– предложил Аграма,– и договоримся с ним о том, что в суд мы обратимся лишь в крайнем случае. Мы можем даже пойти на то, чтобы интересы наши представлял человек не с нашей улицы!
Касем и другие одобрили этот план, поскольку это был единственный выход. Они немедленно отправились в Бейт аль-Кади к шариатскому адвокату аш– Шанафири.
Касем рассказал шейху аш-Шанафири обо всем и предупредил, что они хотят отложить подачу иска, пока не подготовятся хорошенько и не изучат дело во всех подробностях. Против ожидания многих из них, адвокат согласился принять дело. Друзья, довольные, отправились по домам, а Ка-сем решил навестить муаллима Яхью.
В хижине Яхьи Касем расположился рядом с хозяином, курившим кальян, и они принялись обсуждать последние события, Яхья очень опасался возможных последствий и посоветовал Касему быть как можно бдительнее и осторожнее. Вернувшись домой и взглянув на Камар, открывшую ему дверь, Касем встревожился и спросил, что случилось.
– Управляющий присылал за тобой! – отвечала Камар. Сердце Касема учащенно забилось.
– Когда?
– Последний раз от него приходили десять минут назад.
– Последний раз?!
– В течение часа он уже три раза требовал тебя. Глаза Камар наполнились слезами.
– Не ходи! – умоляюще произнесла она. Касем, стараясь казаться спокойным, сказал:
– Лучше пойти. Не забывай, что эти воры не нападают на людей в своих домах!
– Подожди хотя бы, пока я не встречусь с Аминой-ханум.
– Это ниже моего достоинства! – решительно заявил Касем.– Я пойду немедленно. У меня нет причин бояться его. Никто ничего обо мне не знает.
Камар вцепилась в мужа.
– Но он приказал явиться тебе, а не Аграме. Боюсь, что кто-то донес на тебя.
Касем осторожно высвободился из рук жены.
– Я же говорил тебе, что теперь наша спокойная жизнь кончилась.
И все мы знаем, что рано или поздно нам придется столкнуться со злом лицом к лицу. Не надо бояться за меня. Жди спокойно моего возвращения.
77.
Доложив управляющему о приходе Касема, бавваб вернулся к входной двери и равнодушно сказал:
– Входи.
Они через сад прошли в дом: впереди бавваб, за ним – Касем, пытающийся совладать со своими чувствами. Не глядя по сторонам, он ощущал благоухание цветущего сада. Перед дверью в залу бавваб пропустил Касема вперед, и тот твердой поступью, с решимостью, которой он раньше в себе и не подозревал, переступил порог. В глубине залы он увидел восседавшего на диване управляющего. По обе стороны его, в креслах, сидели двое мужчин, которых Касем сначала не узнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57