– Не смей издеваться над братом, – строго прикрикнул на сына Адхам, – он лучший из нас!
– Он хуже всех нас,– отрезал Кадри. Молчавший все это время Хумам воскликнул:
– Если я решу остаться, то не ради тебя, Кадри!
– Иди и не раздумывай, – заявил Адхам.
– Да, да, иди с миром, – сквозь слезы пролепетала Умейма.
– Нет, мама, я не пойду.
– Да ты в своем уме, Хумам? – удивился Адхам.
– Это слишком серьезно, отец, надо все обдумать и обсудить.
– Здесь не о чем думать. И не вводи меня в новый грех. Указывая на хижину Идриса, Хумам решительно сказал:
– Мне кажется, грядут события. Кадри насмешливо заметил:
– Если ты не можешь защитить даже самого себя, то к чему беспокоиться о других?
– Лучшее, что я могу сделать, – презрительно откликнулся Хумам, – это не обращать внимания на твои слова.
– Иди же, Хумам, – взмолился Адхам. Направляясь к хижине, Хумам промолвил:
– Я остаюсь с тобой.
19.
Лишь узкая полоска вечерней зари догорала на небе. Кругом не было видно ни души. Кадри и Хумам остались в пустыне наедине со своими овцами. За целый день братья не сказали друг другу ни слова. Полдня Кадри где-то пропадал, и Хумам догадывался, что он разыскивает следы Хинд. Ему одному пришлось пасти стадо, сидя в тени скалы.
Внезапно, это прозвучало как вызов, Кадри спросил брата:
– Скажи мне, какое решение ты принял: идти к деду или оставаться?
– Это мое дело,– нехотя ответил Хумам.
Ответ его вызвал у Кадри приступ злобы, лицо его помрачнело, как мрачнеет гора Мукаттам в вечерних сумерках.
– Почему ты остался? И когда уйдешь? Когда наконец наберешься смелости объявить о своем решении?
– Я остался, чтобы разделить с семьей страдания, которые ты причиняешь своим неразумным поведением.
– Этими словами ты прикрываешь свою зависть ко мне,– усмехнулся Кадри.
– Ты скорее заслуживаешь жалости,– удивленно покачал головой Хумам.
Дрожа от ярости, Кадри приблизился к брату и хрипло проговорил:
– Ненавижу, когда ты умничаешь!
Хумам осуждающе посмотрел на брата, но ничего не ответил, а Кадри продолжал:
– Сама жизнь должна испытывать стыд оттого, что дана такому, как ты.
Хумам твердо выдержал испепеляющий взгляд брата.
– Я не боюсь тебя, знай это!
– Этот старый обманщик обещал тебе свое покровительство?!
– Злость превращает тебя в ничтожество.
Внезапно Кадри ударил брата по лицу. От неожиданности Хумам покачнулся, но устоял и ответил брату пощечиной, воскликнув:
– Не сходи с ума!
Тогда Кадри быстро нагнулся, схватил с земли камень и швырнул его в брата. Хумам не успел увернуться, и камень ударил его прямо в лоб. Юноша ахнул и застыл на мгновение. В глазах его вспыхнул гнев, но тут же погас, как пламя, засыпанное песком. Взгляд его остановился, казалось, что глаза смотрят куда-то внутрь. Он зашатался и рухнул лицом вниз. Кадри разом очнулся от своего гнева, который уступил место ужасу. Он замер на месте, не сводя глаз с поверженного брата, ожидая, что тот поднимется или хотя бы пошевелится. Но напрасно. Тогда он склонился над братом, протянул руку, осторожно потряс его за плечо, но Хумам не шевельнулся. Кадри перевернул его на спину, стер с лица песок. Глаза Хумама были широко открыты, но он оставался недвижимым. Опустившись на колени, Кадри принялся изо всех сил трясти брата, растирать ему грудь и руки, со страхом глядя на кровь, обильно струящуюся из раны на лбу. Он звал брата, умолял ответить ему, но Хумам молчал. Молчание его было столь глубоким, что казалось, немота – его вечное и изначальное свойство, так же как и недвижимость, не похожая даже на неподвижность камней, составляющих все же часть природы… Полный, абсолютный покой, отрешенность, безучастность. Будто он упал на землю неведомо откуда и не имеет к ней ни малейшего отношения. Кадри догадался, что это и есть смерть. В отчаянии он стал рвать на себе волосы, озираясь вокруг, но никого не увидел. Одни овцы бродили по пустыне да насекомые ползали по песку. Никому не было до него дела. Ночь уже надвигалась. Тогда он решительно встал, взял свой пастуший посох и, выбрав место между большой скалой и горой Мукаттам, стал рыть яму, выгребая песок руками. Он работал долго и упорно, обливаясь потом, и руки его дрожали от напряжения. Закончив, он подошел к брату, снова потряс его и окликнул последний раз, уже не надеясь на ответ. Потом ухватил его за ноги, подтащил к яме и уложил в нее. Постояв немного, он вздохнул и стал засыпать тело песком. Затем отер рукавом пот с лица и присыпал песком капли крови, оставшиеся на земле. После чего в полном изнеможении упал на землю, чувствуя, что силы покидают его. Ему хотелось плакать, но слез не было. Смерть победила меня, подумал Кадри. Я не звал и не желал ее, но она приходит сама, когда захочет. Если бы я мог превратиться в барана, то затерялся бы среди овец. Если бы стал песчинкой, исчез бы среди множества других. Раз я не способен вернуть жизнь, я не имею права прибегать к силе. Никогда, никогда этот взгляд не сотрется из моей памяти. Тот, которого я похоронил, уже не принадлежал миру природы. Но это я сделал его таким!
20.
Кадри вернулся домой, гоня перед собой стадо. Тележки Адхама поблизости не было. Из лачуги раздался голос Умеймы:
– Что вы так задержались сегодня?
– Меня сморил сон,– ответил Кадри, загоняя овец в стойло.– А разве Хумама еще нет?
Умейма ответила, пытаясь перекричать голоса маленьких детей:
– Нет! А разве он не с тобой?
С трудом проглотив слюну, Кадри проговорил:
Хумам ушел после полудня и не сказал куда. Я думал, он вернулся домой.
– Вы что, поссорились? – спросил Адхам, который в этот момент вернулся и теперь завозил во двор свою тележку.
– Нет.
Сдается мне, это ты виноват в том, что он ушел… Но где же он?
Умейма вышла во двор, а Кадри, закрыв дверь загона, пошел к тазу с водой умыться. Главное – спокойствие, подумал он, я должен справиться с собой. Прошлого не вернешь, но и в отчаянии можно черпать силу. Умывшись, Кадри подошел к родителям, вытер лицо подолом галабеи.
– Куда же пропал Хумам? – спросила Умейма. – Раньше с ним этого не случалось.
– Действительно! – согласился Адхам.– Ну-ка, расскажи, как и почему он ушел?
Сердце Кадри заколотилось, когда он вспомнил ужасную сцену, но он спокойно ответил:
– Я сидел в тени у скалы и видел, как он шел по направлению к нашему дому. Я хотел было позвать его, но передумал.
– О, если бы ты позвал его, а не сводил с ним счеты! – устало воскликнула Умейма.
Адхам посмотрел по сторонам и увидел в доме Идриса слабый свет, который свидетельствовал о том, что жизнь там возобновилась, но не это привлекло его внимание. Его взгляд остановился на Большом доме.
– Может быть, он пошел к деду?
– Он не сделал бы этого, не предупредив, – возразила Умейма.
– Возможно, он постеснялся сказать об этом? – тихо спросил Кадри.
Во взгляде Адхама отразилось сомнение. От этого взгляда у Кадри похолодело в груди.
– Мы заставляли его пойти туда, но он сам отказался, – задумчиво сказал Адхам.
– Ему, наверное, было неудобно перед нами, теряя самообладание, проговорил Кадри.
– Нет, это на него не похоже. А что с тобой? Ты выглядишь больным…
– Сегодня я устал больше обычного, ведь я работал за двоих!
– И все-таки на душе у меня неспокойно! – воскликнул Адхам, словно взывая к кому-то о помощи.
Умейма охрипшим от волнения голосом проговорила:
– Пойду-ка я в Большой дом, спрошу о нем.
– Тебе там не ответят, безнадежно пожимая плечами, сказал Адхам,– но я уверяю тебя, что Хумама там нет.
– Боже! Никогда еще я так не волновалась! Ну сделай же что-нибудь, будь мужчиной!
Адхам тяжело вздохнул.
– Давай поищем его как следует.
– Может быть, он сам скоро вернется,– проговорил Кадри.
– Не следует медлить! – воскликнула Умейма и с тревогой обернулась в сторону жилища Идриса.– Может быть, Идрис его где-нибудь подстерег?
– Враг Идриса Кадри, а не Хумам,– проворчал Адхам.
– Да он способен разделаться с любым из нас. Я пошла к нему!
Адхам преградил ей дорогу:
– Не осложняй еще больше положение, обещаю тебе, если я нигде не найду Хумама, то пойду и к Идрису, и в Большой дом.
Адхам взглянул на Кадри. Что скрывается за его молчанием? Может, он знает больше того, что сказал? Где же ты, Хумам?!
Умейма между тем все же направилась к выходу, но Адхам вовремя остановил ее. Они вдруг заметили, что ворота Большого дома отворились, и замерли, ожидая, что же будет дальше. Вскоре из ворот появился дядюшка Керим и направился к их дому. Адхам поспешил навстречу со словами приветствия. Поздоровавшись, дядюшка Керим сказал:
– Господин интересуется, что задержало Хумама.
– Мы сами не знаем, где он. Мы даже подумали, что он у вас,– в полном отчаянии откликнулась Умейма.
– Господин спрашивает, что его задержало?
– Спаси его Господь! Чует мое сердце недоброе,– взмолилась Умейма.
Дядюшка Керим ушел… У Умеймы затряслась голова, предвещая близящуюся истерику. Адхам, видя это, отвел Умейму в ее комнату, где плакали маленькие дети, и приказал:
– Не выходи отсюда. Я приведу тебе его. Только смотри не выходи никуда!
С этими словами Адхам вернулся во двор, где прямо на земле сидел Кадри.
Адхам подошел к нему, нагнулся и тихо сказал:
– Расскажи мне все, что тебе известно о Хумаме. Кадри резко вскинул голову, но что-то помешало ему ответить.
– Говори, Кадри, что ты сделал с братом?
– Ничего,– еле слышно проговорил Кадри.
Тогда Адхам снова вошел в лачугу, затем появился, держа в руке фонарь, зажег его и поставил на свою тележку. Свет фонаря упал на лицо Кадри. Вглядевшись в лицо сына, Адхам почувствовал страх: черты Кадри были искажены невыразимой мукой.
В этот момент из комнаты раздался голос Умеймы, но, так как одновременно кричали малыши, было невозможно разобрать ни слова. Адхам не выдержал:
– Не кричи, старая! Умри, если хочешь, но молча!
Он вновь принялся разглядывать сына. Как вдруг руки его затряслись… Он схватил Кадри за рукав галабеи и в ужасе крикнул:
– Кровь! Что это? Кровь брата?!
Кадри взглянул на свой рукав и невольно сжался, в отчаянии опустив голову. Этим жестом он выдал себя. Ухватив сына за ворот, Адхам заставил его подняться и с несвойственной ему грубостью вытолкал со двора. Мрак, застилавший его глаза, был чернее окружающей ночи.
21.
Отец толкал его по направлению к пустыне, говоря:
– Пойдем в обход, чтобы не проходить мимо дома Идриса.
Кадри шел как пьяный под тяжестью отцовской руки, вцепившейся в его плечо. Адхам, не замедляя шага, спросил – голос его напоминал голос дряхлого старика:
– Ты ударил его? Скажи, чем ты его ударил? В каком состоянии ты его бросил?
Кадри молчал. Рука Адхама была тяжела, но Кадри не чувствовал ее тяжести. Его мучила другая боль, которую он не мог высказать. Единственное, чего он желал, чтобы солнце больше никогда не взошло.
– Пожалей меня, расскажи!.. Хотя ты не знаешь, что такое жалость. Я обрек себя на мучения, дав тебе жизнь, и вот уже двадцать лет меня преследует проклятие. К чему просить милосердия у того, кому оно неведомо!
Не выдержав, Кадри разразился рыданиями. Плечо его, которое судорожно сжимали пальцы Адхама, задергалось. Он так дрожал, что его дрожь передалась отцу.
– Это и есть твой ответ? – спросил Адхам.– Но почему, Кадри? Как ты смог? Признавайся сейчас, пока еще не взошло солнце, пока ты не взглянул на себя при свете дня!
– Я не хочу, чтобы наступал день,– пролепетал Кадри.
– Да, мы люди тьмы. Для нас не взойдет солнце. Я думал, что зло живет в лачуге Идриса, а оно у нас в крови. Тот гогочет, напивается, буянит. Мы же убиваем друг друга… О боже! Ты что, убил брата?
– Нет!
– Где же он?
– Я не хотел его убивать!
– Значит, он убит?!
Кадри еще горше заплакал. Адхам только сильнее сжал его плечо. Значит, Хумам убит. Лучший из всех, любимец деда. Убит, как будто и не было его. Если бы не ужасная боль, не поверил бы в случившееся.
Тем временем они добрались до большой скалы, и Адхам спросил сына:
– Где ты оставил его, преступник?
Вместо ответа Кадри подошел к тому месту, где закопал брата, и остановился.
– Где же он? Я ничего не вижу!
– Я похоронил его здесь,– едва слышно проговорил Кадри.
– Похоронил?!
Адхам вынул из кармана коробок спичек, зажег одну и стал осматривать землю. Он заметил свежевскопанное место и возле него след от тела, которое волокли по песку. Адхам застонал от невыносимой муки. Дрожащими руками он стал раскапывать песок и копал до тех пор, пока пальцы его не коснулись головы Хумама. Адхам погрузил руки в песок, взял сына под мышки и осторожно вытащил тело. Опустился возле него на колени, положив руки ему на голову, и закрыл глаза – живое воплощение отчаяния и горя.
– Сорок лет моей жизни кажутся мне нелепостью, когда я стою на коленях перед твоим телом, сынок, глубоко вздохнув, – проговорил он.
Внезапно Адхам поднял взгляд на Кадри, стоявшего напротив него. Его захлестнула волна слепой ненависти.
– Ты на собственной спине отнесешь Хумама домой!
Кадри испуганно отшатнулся, но отец, обойдя тело Хумама, быстро подошел к нему и схватил за руку.
– Неси брата!
– Я не могу,– простонал Кадри.
– А убить ты смог?!
– Я не в силах, отец!
– Не называй меня отцом! У убийцы брата нет ни отца, ни матери, ни брата!
– Не могу…
– Убийца на себе должен почувствовать тяжесть убитого им.
Адхам еще крепче вцепился Кадри в руку. Кадри попытался высвободиться, но Адхам, не ослабляя хватки, другой рукой надавал ему затрещин. Кадри покорно терпел побои, не пытаясь увернуться, даже не охнул от боли. Обессилев, Адхам сказал:
– Не теряй времени. Мать ждет нас. Кадри вздрогнул при упоминании о матери.
– Позволь мне скрыться! – взмолился он. Но Адхам подтолкнул его к трупу брата.
– Давай поднимай! Понесем вместе! Адхам нагнулся и взял Хумама под мышки, а Кадри обхватил его ноги. Вдвоем они подняли тело и медленно пошли к дому. Адхам углубился в свои мрачные думы и не замечал ничего вокруг, он даже перестал чувствовать душевную боль. Кадри же, наоборот, страдал невыносимо, сердце его бешено колотилось, руки дрожали. Запах могильной земли бил ему в ноздри, холод, исходивший от трупа, леденил руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57