Потом грустно сказал:
– Второй такой жены я не найду.
– Это правда. Но есть же хорошие девушки, с которыми ты можешь быть счастлив!
Рабыня устремила на него проницательный взгляд и, немного помолчав, добавила:
– Бадрийя. Как она мила! Касем и удивился, и растерялся.
– Она так молода!
Тая лукавую улыбку, Сакина промолвила:
– Но она уже созрела. Ты ведь заметил это, когда она подавала тебе еду и кофе.
Касем опустил глаза.
– Ты, наверное, в родстве с шайтаном, старая!
Известие вызвало ликование на всей Горной улице. Садек готов был пуститься в пляс от радости. Загруды, которые выкрикивала его счастливая мать, были слышны на другом краю пустыни. Все наперебой поздравляли Касема. Свадьбу отпраздновали, не приглашая никого из профессиональных устроителей. Вместо танцовщиц на торжестве плясали жительницы улицы во главе с матерью Бадрийи. А певцом был Абу Фисада, который приятным голосом выводил: «Был я рыбаком, да сам попался в сети…»
Свадебная процессия обошла вокруг хижин, освещенных лишь светом небес. Сакина с Ихсан перебралась в хижину Хасана, освободив жилище Касема для новобрачных.
85.
Ему очень нравилось наблюдать – со своего места у входа в хижину – за Бадрийей, которая месила тесто. Совсем юная, но как ловко управляется со всеми делами! Она неустанно хлопотала по хозяйству, то и дело откидывая тыльной стороной ладони падающие на лоб волосы. Своей красотой и веселостью она была как целительный бальзам для его души.
Румянец смущения, заливший лицо Бадрийи, без слов говорил о том, что она чувствует на себе его взгляд. Наконец она бросила месить тесто и взглянула на него с кокетливым упреком. Он весело засмеялся и, привстав с места, взял в руки ее длинную косу, поцеловал несколько раз и снова уселся. Он был счастлив. Все тяжелые мысли оставили его, как это бывало в те редкие мгновения, когда он отстранялся от друзей и забот.
Неподалеку от хижины играла Ихсан под присмотром Сакины, сидевшей на плоском камне.
Вдруг с обрыва, где начиналась тропа вниз, донесся шум, и вскоре показались Садек и Хасан, ведущие с собой человека, в котором он узнал мусорщика из квартала Рифаа. Касем поднялся им навстречу, а вдоль улицы неслись звуки загруд – так женщины всегда приветствовали каждого нового пришельца с улицы Габалауи. Мусорщик обнял Касема.
– Я к вам. И дубинку с собой принес!
– Добро пожаловать! – обрадовался Касем.– Мы не делаем различий между кварталами. Все жители улицы нам свои, а поместье – для всех.
Весело засмеявшись, рифаит сообщил:
– Они там все допытываются, где вы укрылись, и боятся, что вы нападете на них. Но многие на улице от всего сердца желают тебе победы.
Он окинул взглядом длинные ряды хижин и толпившихся вокруг людей и удивленно протянул:
– Все они тут?!
– Мусорщик принес важное известие,– поспешил сообщить Садек.
– Да,– подтвердил мусорщик,– сегодня у Савариса свадьба. Он женится пятый раз. Свадебная процессия пройдет по улице ночью.
– Самый подходящий случай расправиться с ним,– воодушевился Хасан. Все поддержали его.
– Ворвемся на улицу и расправимся с ним,– предложил Садек.– Хоть одним футуввой будет меньше. Это облегчит нам дальнейшую борьбу. Касем задумался.
– Я согласен,– сказал он.– Мы нападем на свадебную процессию, как это делают футуввы, но мы должны помнить, что предпринимаем этот шаг во имя уничтожения власти футувв.
Около полуночи мужчины собрались на краю обрыва, у начала тропы, и один за другим стали спускаться вниз. Впереди шел Касем. Все сжимали в руках дубинки. Ночь была светлой, полная луна занимала середину неба, и свет ее придавал всему миру сказочный облик. Спустившись, мужчины взяли направление на рынок Мукаттам, потом, идя вдоль подножия, обогнули гору и углубились в пустыню. Когда они были возле скалы Хинд, от нее отделилась тень. Это был человек, посланный Касемом на разведку.
– Свадебная процессия направится к Баб ан-Наср,– сообщил он.
– Но ведь обычно, – удивился Касем, – свадебные процессии с нашей улицы направляются в сторону Гамалийи.
– Быть может,– высказал предположение мусорщик-рифаит, – они предпочитают быть подальше от тех мест, где можете находиться вы.
Быстро обдумав положение, Касем распорядился:
– Садек с группой людей пойдет к Баб аль-Футух, а Аграма возьмет другую группу и направится к Баб ан-Наср. Я же с Хасаном и остальными буду ожидать вас неподалеку от Баб ан-Наср, и, когда я подам сигнал, вы нападете на процессию.
Люди поделились на группы. Напутствуя их. Касем сказал:
– Сосредоточьте удар на Саварисе и его подручных. Помните, что все прочие завтра станут вашими братьями.
Каждая из групп отправилась своим путем. Касем, Хасан и те, кто остался с ними, двинулись к северу, по дороге к аль-Каррафа, и, дойдя до намеченного места, укрылись за ворогами Баб ан-Наср. Садек со своими людьми находился от них справа. Аграма – слева. Таким образом, дорога, по которой должна была пройти свадебная процессия, была окружена со всех сторон.
– Встреча процессии готовится в кофейне аль-Фалаки,– сообщил Хасан.
Мы должны напасть на них до того, как они подойдут к кофейне, чтобы не причинить вреда гостям, которые в ней соберутся,– предупредил Касем.
От долгого ожидания нервы у всех были напряжены. Внезапно Хасан сказал:
– Как часто я вспоминаю убийство Шаабана.
– Жертв футувв не перечесть, – откликнулся Касем. До их слуха донесся свист с той стороны, где находился Садек со своими людьми. Ответный свист послышался из расположения людей Аграмы. Значит, все были начеку.
– Если Саварис погибнет,– прошептал Хасан,– все жители нашего квартала присоединятся к нам.
– А если другие вздумают напасть на нас, мы расправимся с ними на узкой тропе.
Будущее было зыбким, как свет луны. Через час решится, суждено ли им победить или их надежды и мечты улетучатся вместе с их душами. Касему почудилось, что он видит тень Киндиля и слышит голос Камар. Словно целый век прошел с той поры, когда он пас овец в пустыне. Он крепко сжал в руке дубинку и сказал себе:
– Невозможно, чтобы мы потерпели поражение.
– Слышишь? – спросил его Хасан.
Касем напряг слух и услышал несущиеся издалека звуки песен.
– Приготовьтесь, свадьба приближается!
Голоса, приближаясь, становились все различимее. Свирели перекликались с барабанами, песни перемежались величальными криками. Вскоре, озаренная светом факелов, показалась голова процессии. Проклятый Саварис шагал впереди в окружении танцоров, игравших на разные лады дубинками.
– Давать знак Аграме? – спросил Хасан.
– Обождем, пока голова процессии не поравняется вон с той овощной лавкой.
Свадьба продвигалась вперед, музыканты и танцоры старались изо всех сил. Один из танцующих в упоении совершал немыслимые прыжки, кружился, то убегая вперед, то возвращаясь к процессии. Дубинка стоймя держалась на его вытянутой вверх ладони, раскачивалась в такт его прыжкам, но не падала. В одном из своих прыжков танцор поравнялся наконец с овощной лавкой, а за ним и голова процессии. В этот момент Хасан трижды свистнул. Из переулка выбежали люди Аграмы и набросились на хвост процессии, разгоняя ее ударами палок. Ряды смешались, раздались испуганные и гневные крики. Хасан свистнул еще три раза, и люди Садека, выбежав из-за лавки торговца рыбой, врезались в середину процессии, не давая ее участникам опомниться. В тот же момент Касем со своими людьми мощным кулаком обрушился на голову процессии.
Оправившись от неожиданности, Саварис и его подручные тоже пустили в ход дубинки. Завязалась ожесточенная драка. Большинство участников процессии бросились врассыпную в ближайшие тупики и переулки. Дубинки ходили ходуном, и уже многие лица и головы обагрились кровью. Свадебные фонари были побиты, свадебные цветы валялись на земле, под ногами у дерущихся. Из окон домов разносились крики ужаса, кофейни позакрывали свои двери. Саварис дрался жестоко, он неистово размахивал дубинкой, опуская ее то в одну, то в другую сторону. Ярость овладела всеми дерущимися.
Внезапно Саварис очутился лицом к лицу с Садеком. Это ты, нечестивец! – взревел он и наотмашь ударил его своей дубинкой. Но Садек успел подставить под удар свою дубинку и устоял на ногах, хотя и пошатнулся. Саварис вновь поднял дубинку над головой и опустил ее на Садека, который снова успел перехватить удар, но от сильного толчка повалился на колени. Футувва приготовился уже к третьему, решающему удару, но тут на него, как зверь, кинулся Хасан, поспешивший на выручку другу. Саварис обернулся к нему, задыхаясь от злости.
– И ты тут, сын Закарии, негодяй!
Он обрушил на юношу страшный удар, и, не успей тот отскочить в сторону, он был бы убит на месте. В прыжке Xасану удалось концом палки задеть шею Савариса, и это помешало футувве сразу же нанести следующий удар. Хасан сохранил равновесие и, собрав всю свою богатырскую силу, ударил Савариса дубинкой по лбу. Кровь брызнула фонтаном. Руки футуввы разжались и выпустили дубинку, а сам он повалился наземь и больше не шевелился.
Яростный стук дубинок был заглушен криком:
– Саварис убит!
Аграма настиг кричавшего и ударил дубинкой по лицу. Тот попятился, наткнулся на тело убитого и тоже упал. Люди Касема воспрянули духом, почувствовав, что перевес на их стороне. А люди Савариса заколебались, увидев, как много среди них убитых, и начали отступать. А потом обратились в бегство.
Друзья обступили Касема. Они тяжело дышали, многие были в крови. Уцелевшие несли раненых, осматривали землю вокруг, ища тела убитых и потерявших сознание. Хам-руш, остановившись у трупа Савариса, воскликнул:
– Ты отомщен, Шаабан!
Касем подозвал его к себе и сказал:
– День победы близок, день, когда всех футувв постигнет такая же участь. Тогда мы станем господами на нашей улице, мы станем владельцами имения и исполним завет нашего деда.
Когда они вернулись на гору, женщины встретили их громкими радостными криками. До них уже дошла весть о победе. Касем направился в свою хижину, сопровождаемый Бадрийей, которая говорила ему:
– Ты весь в пыли и крови. Тебе нужно помыться.
Смыв с себя следы боя, Касем лег на постель. Все тело его болело. Бадрийя принесла ему поесть и ожидала, когда он сядет, чтобы поставить перед ним блюдо с едой. Но Касем впал в полузабытье, чувство отдохновения и радости смешалось в его душе с тревогой и печалью.
– Поешь, – уговаривала его Бадрийя.
Он глядел на нее затуманенными глазами из-под полузакрытых век и говорил:
– Скоро ты станешь свидетельницей нашей победы, Камар.
Он очнулся, заметив, что оговорился, и увидев, как изменилось лицо Бадрийи. Усевшись на постели, он смущенно и нежно сказал:
– Какая вкусная у тебя еда.
Но она нахмурила брови. Взяв кусок таамии, он ласково пригласил ее:
– Поешь вместе со мной. Бадрийя отвернулась и пробормотала:
– Она была старая и некрасивая.
Он согнулся от этих слов, словно от удара, и с глубоким упреком сказал:
– Никогда не поминай ее плохо. О таких, как она, вспоминают лишь с благодарностью.
Она живо обернулась к нему, хотела что-то возразить, но увидела на его лице такое горе, что не осмелилась произнести ни слова.
86.
Побежденные возвратились с позором. Они старались держаться как можно дальше от ярких огней дома Савариса, где царило свадебное веселье. Мужчины разбрелись по своим домам. Но дурные вести распространяются, как пожар, и вскоре во многих жилищах заголосили женщины, а шум свадьбы затих, и веселье угасло, словно огонь, засыпанный землей. Весть о смерти Савариса передавалась из уст в уста. Вскоре стали известны и имена тех, кто погиб вместе с ним. Среди них были и рифаиты, и жители квартала Габаль, участвовавшие в свадебной процессии. А кто же тот преступник, который учинил побоище? Касем, овечий пастух! Касем, которому суждено было бы, если бы не Камар, всю жизнь оставаться бродягой.
Один мужчина сообщил, что он проследил за людьми Касема, когда они возвращались после драки, и узнал, что укрываются они на горе Мукаттам. Многие испугались: уж не засел ли Касем на горе с целью истребить всех обитателей улицы? Все, кто еще спал, пробудились ото сна и вышли из своих домов. Все возбужденно переговаривались между собой. Один из жителей квартала Габаль гневно кричал:
– Надо поубивать всех бродяг!
Но Гулта остановил его, сказав:
– Бродяги не виноваты. Из них тоже многие погибли вместе с их футуввой.
– Сжечь Мукаттам!
– Прикончить Касема и кинуть его труп на растерзание собакам!
– Клянусь всем святым, я напьюсь его кровушки! Проклятый трусливый бродяга!
– Он воображает, что гора спасет его от расплаты! – Могила его спасет!
– Раньше он получал миллим из моих рук и целовал землю у моих ног!
– Притворялся таким ласковым и любезным, а обернулся вероломным убийцей! На следующий день вся улица была в трауре. А еще через день все футуввы собрались в доме управляющего Рифата. Кипя гневом и злостью, он сказал им:
– Оказывается, мы и носа не смеем высунуть за пределы нашей улицы, так как это грозит нам смертью.
Главный футувва Лахита, который чувствовал себя виноватым, но не желал в этом признаться, попытался приуменьшить серьезность того, что случилось.
– Обыкновенная драка между футуввами и его соперниками из того же квартала.
– Из нашего квартала тоже один убит, а трое ранено,– не согласился с ним Гулта.
– И из нашего один убит,– вставил Хаджадж. Рифат с иронией обратился к Лахите:
– Это пощечина тебе, главный футувва! Лицо Лахиты налилось кровью.
– Овечий пастух! – процедил он сквозь зубы.– Клянусь Аллахом, со мной шутки плохи!
– Овечий пастух?! – воскликнул Рифат, не скрывая тревоги.– Когда-то он им был. А сейчас сделался очень опасен. Мы слишком легко относились к его бредням и из уважения к его супруге закрывали глаза на его выходки. Вот он и набрал силу! Он долго притворялся скромным и безобидным, а потом улучил момент и расправился с футуввой и его людьми. А сейчас он засел на горе и, конечно, обдумывает дальнейшие планы.
Присутствующие обменялись гневными взглядами, а управляющий продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57