– Еще у меня есть хороший гашиш.
– Я пробовал, но мне не нравится.
– А твой отец заядлый курильщик. Я видела однажды, как он выходил от Шалдама в таком состоянии, что вряд ли мог отличить день от ночи,– с удовлетворением сообщила Ясмина.
Рифаа улыбнулся, но ничего не ответил. Она же отвернулась от него и сделала вид, что сердится. Потом встала, прошлась до двери, повернулась, сделала несколько шагов и остановилась под фонарем. Сквозь ее тонкое платье просвечивало прекрасное тело. Она смотрела в его спокойные глаза, и отчаяние заполняло ее душу.
– Зачем ты спас меня? – спросила она.
– Я не выношу, когда кто-нибудь страдает.
– Поэтому ты и женился на мне? Только поэтому? – с вызовом спросила она.
– Не надо сердиться.
– Я думала, ты любишь меня.
– Я действительно тебя люблю,– искренне и просто ответил Рифаа.
– Правда? – удивилась Ясмина.
– Нет такого человека на нашей улице, которого бы я не любил.
Разочарованно вздохнув и глядя с подозрением на Рифаа, она сказала:
– Я поняла. Ты проживешь со мной несколько месяцев, а потом разведешься.
Глаза его расширились от удивления.
– Откуда у тебя такие мысли?
– Но я совсем растерялась. Чего же ты хочешь?
– Чтобы ты была по-настоящему счастлива.
– Я иногда бывала счастлива, пока не встретила тебя.
– Человек без достоинства не может быть счастлив. Ясмина невольно рассмеялась.
– Но мы не можем быть счастливы одним лишь достоинством.
– Еще никто из нашего квартала не знал настоящего счастья,– печально заметил он.
Ясмина, тяжело ступая, подошла к кровати и с поникшим видом села на краешек. Рифаа подошел к ней и нежно сказал:
– Ты, как и все жители нашего квартала, думаешь лишь о потерянном времени.
– Ты говоришь какими-то загадками,– недовольно откликнулась Ясмина.
– Они разрешатся сами собой, когда ты освободишься от своего ифрита.
– Я и так себе нравлюсь!
– То же самое говорят Ханфас и другие! – сокрушенно проговорил Рифаа.
Теряя терпение, она спросила:
– Мы так и будем беседовать до самого утра?
– Ложись и усни, пусть тебе приснится хороший сон. Девушка подвинулась и легла на спину, глядя то на свободное место возле себя, то в глаза Рифаа.
– Ложись поудобней. Я перейду на диван.
Ее разобрал смех, но она быстро справилась с собой и язвительно сказала:
– Боюсь, что завтра придет твоя мать предостеречь тебя от излишеств.
Она надеялась увидеть смущение на лице Рифаа, но тот по-прежнему смотрел чистыми, спокойными глазами.
– Я очень хочу освободить тебя от ифрита.
– Оставь женские дела женщинам! – гневно воскликнула она.
С этими словами она отвернулась к стене. Ей было одновременно и досадно, и тревожно. Рифаа подошел к фонарю, прикрутил фитиль и задул огонь. Комната погрузилась в темноту.
52.
Сразу после свадьбы Рифаа решительно приступил к осуществлению своих планов. Он почти перестал бывать в мастерской, и, если бы не любовь и доброта отца, ему не на что было бы жить. Каждому встреченному на улице жителя квартала Габаль Рифаа приказывал довериться ему и согласиться, чтобы он освободил его от ифрита, обещая, что тогда он узнает настоящее счастье. Члены рода Габаль шептались между собой, что Рифаа, сын Шафеи, тронулся умом и ведет себя как настоящий сумасшедший. Некоторые вспоминали, что он и раньше отличался странностями. Другие объясняли его состояние женитьбой на такой женщине, как Ясмина. Разговоры эти велись всюду: в кофейнях, в домах, на улице, возле ручных тележек, в курильнях. А как была удивлена Умм Бахатырха, когда, склонившись к ее уху, Рифаа со своей обычной мягкостью предложил ей:
– Позволь мне освободить тебя от ифрита.
– Откуда ты взял, что мой ифрит злой? Так-то ты думаешь о женщине, которая полюбила тебя как сына?!
Рифаа серьезно ответил:
– Я предлагаю свои услуги только тем, кого люблю и уважаю. Ты очень добрая и славная, однако ты не свободна от алчности, которая заставляет тебя торговаться с больными. Если же ты освободишься от ифрита, то будешь делать добро бесплатно.
Умм Бахатырха долго смеялась, а успокоившись, сказала:
– Ты хочешь пустить меня по миру? Да простит тебя Аллах, Рифаа!
Эту историю с Умм Бахатырхой люди передавали из уст в уста, и при этом все смеялись над Рифаа. Даже его отец невесело усмехался. А Рифаа и ему сказал:
– Ты тоже нуждаешься во мне, отец. И будет правильно, если я начну с тебя.
Шафеи покачал скорбно головой, перебирая в руках гвозди, потом со вздохом произнес:
– О Господи, пошли мне терпения.
Рифаа пытался уговорить отца, но тот досадливо спросил:
– Тебе не достаточно, что мы стали по твоей милости притчей во языцех всего квартала?
Рифаа понуро отошел в угол мастерской, а Шафеи недоверчиво спросил:
– Это правда, что и своей жене ты предлагал то же, что и мне?
– К сожалению, она, как и ты, не хочет быть счастливой.
Придя в курильню Шалдама, которая находилась в лачуге, позади кофейни, Рифаа застал там самого Шалдама, Хигази, Бархума, Фархата, Ханнуру и Зейтуну, которые сидели вокруг жаровни. Они уставились на него с любопытством, а Шалдам сказал:
– Здравствуй, сын Шафеи! Интересно знать, убедила ли тебя женитьба в пользе курения?
Рифаа поставил на столик блюдо кунафы и сказал, усаживаясь:
– Я принес вам это в подарок! Шалдам, набивавший трубку, сказал:
– Благодарим за честь.
А Бархум насмешливо добавил:
– А теперь он предложит нам устроить зар, чтобы изгнать из нас ифритов!
Зейтуна, злобно глядя на Рифаа, воскликнул своим гнусавым голосом:
– Ифрита твоей жены зовут Бейюми, избавь ее от него, если можешь.
Мужчины растерялись от этих жестоких слов, на лицах их было написано смущение. Указывая на свой сломанный нос, Зейтуна сказал, оправдываясь:
– Из-за него мне разбили нос!
Сам Рифаа, казалось, не рассердился. Фархат, с сожалением глядя на него, стал его укорять.
– Твой отец – хороший человек и искусный плотник, а ты своим поведением навлекаешь на него неприятности, делаешь всеобщим посмешищем. Не успел он еще опомниться от твоей женитьбы, а ты уже бросил работу в мастерской и принялся освобождать людей от ифритов! Да излечит Аллах тебя самого!
– Я не болен, я просто желаю всем вам счастья. Зейтуна глубоко затянулся, сурово глядя на Рифаа, затем, выпустив густую струю дыма, спросил:
– А кто тебе сказал, что мы несчастны?
– Наш дед хотел для нас совсем другого.
– Оставь деда в покое, откуда ты взял, что он еще помнит о нас?
Зейтуна смотрел на Рифаа злобным взглядом, но Хигази толкнул его в бок и остерегающе сказал:
– Уважай компанию и не заводи ссору!
Желая переменить тему разговора, Хигази сделал знак своим друзьям, и они запели: «Лодка любимой плывет по воде, распустив паруса…»
Когда Рифаа уходил, некоторые провожали его сочувственными взглядами. Домой он вернулся грустным. Ясмина встретила его со спокойной улыбкой на лице. Первое время она тоже упрекала его за поведение, превратившее и его, и ее в посмешище всего квартала, но, поняв, что упреки ни к чему не ведут, смирилась и не только терпеливо выносила эту странную жизнь, но и относилась к Рифаа с нежностью и заботой.
Раздался стук в дверь, и в комнату вошел Ханфас, футувва рода Габаль. Он даже не подумал извиниться за неожиданный приход. Рифаа встал, приветствуя его, но Ханфас положил ему на плечо свою тяжелую руку, похожую на собачью лапу, и безо всяких предисловий сказал:
– Что ты говорил об имении в курильне Шалдама?
Ясмина страшно перепугалась, но Рифаа остался спокоен, хотя и был похож в этот момент на маленькую птичку в когтях орла.
– Я сказал, что наш дед хочет счастья для всех нас. Ханфас с силой тряхнул его.
– А откуда ты это знаешь?
– Это следует из тех слов, которые он сказал Габалю. Рука Ханфаса до боли сжала плечо Рифаа.
– Он говорил Габалю об имении!
– Меня не заботит имение,– терпя боль, сказал Рифаа.– Счастье, которого я пока ни для кого не добился, не имеет отношения ни к имению, ни к вину, ни к гашишу. Об этом я и говорил повсюду в квартале Габаль. И все слышали мои слова.
– Твой отец тоже сначала был непокорным, но потом одумался. Смотри не повторяй его ошибок, не то я раздавлю тебя, как клопа.
Он с такой силой толкнул Рифаа, что тот упал на диван. Ханфас ушел. Ясмина поспешила к Рифаа и принялась массировать ему плечо. Голова Рифаа упала на грудь, и, словно в полузабытьи, он шептал:
– Я слышал голос деда…
Ясмина, глядя на него, с беспокойством спрашивала себя, неужели он в самом деле помешался? Раньше он не говорил таких слов. Ее охватила настоящая тревога.
Однажды, когда Рифаа шел по улице, дорогу ему преградила женщина, не принадлежавшая к роду Габаль. Она ласково поздоровалась с ним:
– Доброе утро, муаллим Рифаа.
Он удивился тому, с каким уважением она произнесла его имя и назвала муаллимом. – Чего ты хочешь?
– У меня болен сын, прошу, спаси его,– умоляюще произнесла женщина. Как и остальные члены рода Габаль, Рифаа презирал других жителей улицы, и ему показалось зазорным оказывать услугу чужой женщине: это могло усилить презрение к нему со стороны его родственников.
– Разве у вас нет своей знахарки?
– Есть. Но я очень бедна,– чуть не плача ответила женщина.
Сердце Рифаа смягчилось. Ему польстило то, что женщина обратилась именно к нему, тогда как от своих родных он видел лишь презрение и насмешки. Взглянув на нее, он решительно сказал:
– Я к твоим услугам.
53.
Ясмина, высунувшись из окна, разглядывала представшее ее взору зрелище. Внизу, возле дома, играли мальчишки, торговка финиками расхваливала свой товар, а футувва Батыха, схватив за шиворот какого-то человека, бил его по лицу. Несчастный тщетно молил о пощаде. Рифаа, который сидел на диване и стриг ногти на ногах, спросил:
– Тебе нравится наш новый дом?
– Здесь прямо под нами улица, а там мы могли смотреть лишь на темный коридор.
– А мне жаль коридора. Ведь это священное место, в нем Габаль одержал победу над своими врагами. Но жить среди людей, которые смеются над нами на каждом шагу, стало невмоготу. Здесь мы живем среди добрых бедняков, а самый достойный тот, кто добр, а вовсе не тот, кто принадлежит к роду Габаль.
– Я возненавидела их,– с презрением сказала Ясмина,– с тех пор, как они решили выгнать меня с улицы.
– Почему же ты тогда хвастаешь соседям, что ты из рода Габаль? – улыбаясь спросил Рифаа.
Ясмина рассмеялась, показав жемчужные зубки, и гордо ответила:
– Чтобы они знали, что я выше их всех!
Рифаа положил ножницы на диван, спустил ноги на циновку и сказал:
– Ты станешь еще красивее и лучше, если преодолеешь свою гордыню. Род Габаль вовсе не лучше всех на нашей улице. Лучше всех те, кто добр. Я, как и ты, ошибался и придавал слишком большое значение роду Габаль. Однако счастья достоин лишь тот, кто искренне стремится к нему. Посмотри на этих добрых людей: как они привечают меня и как охотно исцеляются от ифритов!
– Но ты здесь единственный, кто исцеляет бесплатно!
– Если бы не я, кто помог бы этим беднякам? Они ценят помощь, но у них нет денег, а у меня не было друзей, пока я не познакомился с ними.
Ясмина, недовольная его ответом, прекратила спор, а Рифаа вздохнул:
– Эх, если бы ты доверилась мне, как они, я освободил бы тебя от того, что замутняет твою чистоту.
– Неужели ты считаешь меня такой плохой? – рассердилась Ясмина.
– Есть люди, которые, сами того не зная, обожают своего ифрита.
– Мне неприятен этот разговор!
– Разумеется! Ты же из рода Габаль! А из них ни один не захотел подвергнуться лечению, даже мой отец! – улыбаясь, ответил Рифаа.
Тут раздался стук в дверь. Оба поняли, что пришел новый проситель, и Рифаа поднялся встретить его.
Действительно, Рифаа никогда не был так счастлив, как в эти дни. В новом квартале его называли «муаллим Рифаа» и относились к нему с искренней любовью. Было известно, что он изгоняет ифритов и дарует здоровье и счастье, не беря за это никакой платы. Такое бескорыстие было здесь доселе неведомым, и поэтому бедняки любили его, как никого другого. Естественно, что Батыха, футувва этого квартала, невзлюбил Рифаа: с одной стороны, Батыхе не нравилось поведение Рифаа, с другой – Батыху злило то, что Рифаа был не в состоянии платить ему дань. Однако футувва не мог пока найти предлога, чтобы придраться к нему. Что же касается тех, кого Рифаа исцелил, то все они готовы были без конца пересказывать свои истории. Умм Давуд, например, раньше, когда с ней случался нервный припадок, кусала своего новорожденного младенца. Теперь же она – образец спокойствия и уравновешенности. А Суннара, который то и дело со всеми затевал распри, стал самым кротким и покладистым малым на свете. Карманный воришка Талаба искренне раскаялся и работает теперь подмастерьем у лудильщика. Авис женился, хотя раньше не мог и мечтать об этом.
Из числа исцеленных им людей Рифаа отличал четверых: Заки, Хусейна, Али и Керима. Он подружился с ними, и стали они ему как братья. Ни один из них раньше не знал ни дружбы, ни любви. Заки бродяжничал, Хусейн имел непреодолимое пристрастие к гашишу, Али намеревался пробиться в футуввы, а Керим был сводником. Теперь все они очистились сердцем и стали благородными людьми. Они собирались в пустыне, у скалы Хинд, где воздух был чист и дул свежий ветер, и вели дружеские и возвышенные беседы. На своего исцелителя они взирали с любовью и преданностью и все вместе мечтали о счастье, которое в один прекрасный день снизойдет на улицу, подобно благодатному дождю.
Однажды, когда они сидели на своем обычном месте и любовались алыми красками вечерней зари, догорающей в тихом небе, Рифаа спросил:
– Почему мы счастливы?
– Ты, ты – источник нашего счастья,– с воодушевлением ответил за всех Хусейн.
Рифаа благодарно улыбнулся и сказал:
– Мы счастливы потому, что освободились от ифритов и очистились от злобы, алчности, ненависти и других пороков, которые губят жителей нашей улицы.
Али, благоговейно внимавший каждому его слову, подтвердил:
– Да, мы счастливы, несмотря на то что мы бедны, слабы и не владеем ни имением, ни званием футувв.
Рифаа, с сожалением качая головой, промолвил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57