– Прошлое всегда со мной!
– Не терзайся понапрасну. Мы уже ни на что не надеемся.
Габаль молчал, задумавшись.
Даабас с тревожным любопытством взглянул на своего собеседника, но из уважения к искренней печали, написанной на его лице, тоже не говорил ни слова. Габаль смотрел себе под ноги и наблюдал за навозными жуками, которые суетливо бегали по песку и прятались под мелкими камешками. Пастух тем временем отряхнул от песчинок свою галабею и надел ее, спасаясь от жарких солнечных лучей. Габаль наконец нарушил молчание:
– Клянусь, мое счастье кажущееся.
– Но ты заслужил его,– вежливо откликнулся Даабас.
– Я женился, нашел себе дело, как ты видел собственными глазами, но по ночам меня мучат тревожные сны.
– Да благословит тебя Аллах!.. А где ты живешь? Габаль не ответил, вновь погрузившись в размышления.
– Жизнь не станет лучше, пока существуют такие негодяи,– вдруг сказал он.
– Согласен, только как от них избавиться?
Тут раздался голос пастуха, звавшего овец. С длинной палкой под мышкой он шел за своим стадом, гоня его домой. Издалека донеслось его пение.
– Где я смогу тебя найти? – спросил Даабас.
– В доме Балкыти, заклинателя змей. Только пока никому не рассказывай обо мне!
Даабас поднялся, пожал Габалю руку и пошел прочь, а Габаль провожал его печальным взглядом.
37.
Приближалась полночь. Улица Габалауи была погружена во мрак. Лишь из-под дверей кофеен, закрытых, чтобы внутрь не проникал холодный воздух, пробивались лучи света. В зимнем небе не светилась ни одна звездочка. Мальчишки сидели по домам. Даже кошки и собаки куда-то попрятались. Тишину нарушали лишь унылые и однообразные звуки ребаба – невидимый поэт в который уж раз пересказывал древние предания. Квартал хамданов был окутан мраком и безмолвием. В этот момент со стороны пустыни появились две тени. Они прошли под стеной Большого дома, миновали дом эфенди, держа путь в квартал хамданов, и остановились в центре квартала. Один из путников постучал в дверь. Стук прозвучал в тиши, как удар в бубен. Дверь открыл сам Хамдан, казавшийся очень бледным в свете фонаря, который держал в руке. Он поднял фонарь повыше, чтобы разглядеть лицо гостя, и удивленно воскликнул:
– Габаль!
Посторонившись, Хамдан пропустил Габаля, и тот ступил в дом, неся в одной руке большой узел, а в другой – мешок. За ним вошла женщина, тоже с узлом в руках. Мужчины обнялись. Хамдан оглядел женщину и, заметив ее живот, сказал:
– Твоя жена?! Добро пожаловать! Идите за мной и не спешите.
Они проследовали длинным крытым коридором в просторный двор. Отсюда поднялись по узкой лестнице в комнаты Хамдана. Шафика прошла на женскую половину, а мужчины вошли в большую комнату с балконом. Новость о возвращении Габаля быстро облетела всех членов рода Хамдан, и многие мужчины пришли поздороваться с ним. Даабас, Атрис, Далма, Лли Фаванис, поэт Ридван, Абдун и другие, знавшие его, горячо пожимали руку Габаля и рассаживались на тюфяках и циновках, с нетерпением и любопытством ожидая его рассказа. И Габаль поведал о том, как он жил на чужбине, и ответил на их вопросы. Собравшиеся обменивались грустными взглядами, и Габаль понял, что они совсем пали духом и решимость покинула их души и истощенные голодом тела. Они тоже рассказали ему о том, в каком унижении им приходится жить, а Даабас выразил свое удивление тем, что Габаль вернулся – ведь он ничего не утаил от изгнанника во время их встречи месяц назад.
– Ты пришел, чтобы позвать нас последовать твоему примеру и переселиться на новое место? – насмешливо спросил Даабас.
– Наше место только здесь! – резко возразил Габаль. Звучавшая в его голосе сила приковала к нему всеобщее внимание. В глазах Хамдана светилось любопытство.
– Будь они змеями, ты бы справился с ними без труда,– заметил он.
Вошла Тамархенна с чаем. Она тоже тепло приветствовала Габаля, похвалила его жену и предсказала, что та родит сына, но тут же поправилась:
– Впрочем, сейчас наши мужчины мало чем отличаются от женщин!
Хамдан прикрикнул на старуху, и она поспешила покинуть комнату. Однако робкое выражение, застывшее в глазах мужчин, свидетельствовало о том, что слова Тамархенны справедливы. Все были подавлены, и ни один не притронулся к чаю. Поэт Ридван заговорил первым:
– Почему ты вернулся, Габаль? Ты ведь не привык терпеть унижения.
Хамдан, в голосе которого звучало торжество, ответил:
– Я же говорил вам много раз: лучше терпеть то, что есть, тем скитаться среди чужих людей, которые ненавидят нас.
– Ты ошибаешься, Хамдан! – прервал его Габаль. Хамдан молча пожал плечами. А Даабас предложил:
– Друзья, давайте дадим Габалю отдохнуть.
Но Габаль сделал знак всем оставаться на месте и сказал:
– Я пришел сюда не отдыхать, а обсудить с вами очень важное дело, гораздо более важное, чем вы думаете.
Все удивленно уставились на него, а Ридван сказал, что надеется услышать добрые вести. Габаль обвел внимательным взглядом всех собравшихся.
– Я, – начал он,– мог прожить всю жизнь в своей новой семье, не помышляя о возвращении на родную улицу. Однако несколько дней тому назад мне вдруг захотелось побродить в одиночестве, несмотря на холод и мрак, и я отправился в пустыню. Неожиданно ноги сами привели меня на то место, откуда видна наша улица. Ни разу после моего бегства я не приближался к нему. Я шел в кромешной тьме, даже звезд не было видно за густыми тучами. Не знаю, как и что, только внезапно передо мной выросла гигантская тень. Сперва я подумал, что это один из футувв. Но потом понял, что человек этот не похож на жителя нашей улицы и вообще ни на кого из людей. Он был огромен, как гора. Мною овладел страх, и я попятился назад, и тут услышал незнакомый мне звучный голос, который приказал: «Остановись, Габаль!» Я застыл на месте, и все мое тело покрылось испариной. «Кто? Кто ты?» – спросил я.
Габаль замолчал. Все мужчины слушали, вытянув шеи и затаив дыхание. Далма не вытерпел:
– Он с нашей улицы?
– Габаль же сказал, что он не похож ни на кого с нашей улицы и вообще не похож на человека…– ответил ему Атрис.
Но Габаль перебил его:
– И все-таки он с нашей улицы!
Мужчины стали наперебой расспрашивать, кто же это был, и Габаль продолжил:
– Тогда он сказал мне своим удивительным голосом: «Не бойся! Я твой дед Габалауи!»
Со всех сторон послышались удивленные возгласы, в которых звучало сомнение:
– Ты шутишь, конечно?!
– Я рассказал все, как было, не прибавив и не убавив ни слова.
– А ты случайно не накурился перед этим гашиша? – поинтересовался Али Фаванис.
– Гашиш меня не берет! – вспылил Габаль.
– Гашиш и не таких молодцов валит с ног, особенно если он хорошего сорта,– подначил Атрис.
– Я собственными ушами слышал, как он сказал мне: «Не бойся! Я твой дед Габалауи!» – повторил Габаль, разгневанный недоверием слушателей.
Не желая раздражать Габаля, Хамдан осторожно высказался:
– Но ведь он уже очень давно не покидает своего дома и никто его не видел.
– А может быть, он каждую ночь выходит, только никто об этом не знает.
Хамдан все так же осторожно продолжал:
– Но ведь никто, кроме тебя, ни разу не встретил его?!
– А я вот встретил!
– Не сердись, Габаль. Я не сомневаюсь в твоей правдивости. Но ведь тебе могло почудиться. Ну скажи, во имя Аллаха, если он выходит из дома, то почему никому не показывается на глаза, почему тогда позволяет попирать права своих потомков?
Габаль ответил, нахмурившись:
– Это его тайна. Ему лучше знать.
– Говорят, он живет уединенно из-за того, что очень стар и немощен, и это похоже на правду.
– Не будем попусту спорить,– вставил Даабас,– давайте дослушаем историю, если у нее есть продолжение.
Габаль продолжил свой рассказ:
– И тогда я сказал: «Я и не мечтал увидеться с тобой в этой жизни». «Тем не менее это случилось»,– промолвил он в ответ. Я напряг зрение, чтобы лучше разглядеть склоненное надо мной лицо, а он сказал: «Пока темно, ты не сможешь увидеть меня». Я смутился оттого, что он заметил мои старания разглядеть его, и ответил: «Но ты ведь видишь меня во мраке!» – «Я научился видеть во мраке еще с тех пор, как бродил по пустыне, когда здесь не было улицы». Удивленный, я воскликнул: «Слава Всевышнему, что он сохранил твое здоровье!» И тогда он сказал: «Ты, Габаль, один из тех, на кого можно положиться. Ты без колебаний отказался от сладкой жизни, вступившись за свой несправедливо обиженный род. А твой род – это и мой род. Ему по праву принадлежит доля в моем имении, и он должен ею пользоваться. Честь рода должна быть ограждена от посягательств, а жизнь его членов должна быть прекрасной». Воодушевленный, я спросил: «А как добиться этого?» «Силой победите несправедливость,– ответил он,– и, только силой вернув свои права, заживете счастливой жизнью». «Мы станем сильными!» – с воодушевлением воскликнул я. «Да будет успех сопутствовать вам!» – благословил он.
Хамданы, зачарованные рассказом Габаля, молчали и лишь поглядывали друг на друга, пытаясь вникнуть в суть услышанного. Потом все взгляды устремились на Хамдана, и тот нарушил молчание:
– Все это надо хорошенько обдумать и прочувствовать сердцем!
– Это не похоже на бредни гашишника. Все в этом рассказе – правда! – воскликнул Даабас.
– Если это вымысел, то и наши права на имение тоже плод воображения,– убежденно проговорил Далма.
– А ты не спросил его,– нерешительно обратился к Га-балю Хамдан,– что мешает ему самому навести порядок и почему он доверил управлять имением людям, которые не уважают права других?
Габаль недоволно ответил:
– Нет, не спросил! И не мог спросить! Если бы ты сам встретил его ночью в пустыне и испытал бы робость, которую он всем внушает, ты не стал бы требовать от него отчета и тебе не пришло бы в голову ослушаться его!
Хамдан кивнул головой в знак согласия.
– Действительно, все сказанное достойно Габалауи, но было бы еще достойнее с его стороны самому претворить слово в дело.
– Вы собираетесь ждать до тех пор, пока смерть не избавит вас от позора? – возмутился Даабас.
Поэт Ридван, откашлявшись и робко заглядывая в лица мужчинам, произнес:
– Слова его прекрасны, однако подумайте, куда это может нас завести?
А Хамдан печально напомнил:
– Однажды мы уже ходили добиваться своих прав, и вы знаете, что из этого вышло?
Неожиданно подал голос юный Абдун:
– Да чего же мы боимся?! Хуже, чем сейчас, все равно не будет!
– Я боюсь не за себя, а за вас,– словно извиняясь, сказал Хамдан.
– Тогда я один пойду к управляющему! – гордо заявил Габаль.
– И мы с тобой! – придвинулся ближе к Габалю Даабас.– Не забывайте, что Габалауи обещал ему успех!
– И все же я пойду один и только тогда, когда сам решу! Но я хочу быть уверен, что вы поддержите меня и в нужный момент проявите единение и стойкость.
Абдун с горячей решимостью воскликнул, вскочив со своего места:
– С тобой до самой смерти!
Решимость Абдуна передалась Даабасу, Атрису, Далме и Али Фаванису. Ридван же с затаенным коварством спросил Габаля, знает ли его жена, что он задумал. Тогда Габаль рассказал, как он поведал о своей тайне Балкыти и как тот посоветовал хорошенько взвесить все последствия, как он, Габаль, настоял на возвращении домой и как жена решила идти с ним до конца. Выслушав это, Хамдан, желая показать, что он заодно со всеми, спросил:
– Когда же ты пойдешь к управляющему?
– Когда созреет мой план. Вставая Хамдан заключил:
– Ты будешь жить у меня. Ты мне дороже всех сыновей! Эта ночь не изгладится из нашей памяти, и, может статься, поэты сложат о ней предание, подобное тем, которые они рассказывают об Адхаме. Давайте поклянемся быть вместе и в радости, и в горе!
В этот момент с улицы послышался голос футуввы Хам-муды, который на заре возвращался к себе домой, распевая заплетающимся языком:
Эй, парень-гуляка, хорош ты хмельной, Креветки глотаешь в соседней пивной, Идешь, спотыкаясь, прохожих любя, И нет человека щедрее тебя.
Этот голос лишь на мгновение отвлек хамданов. Тут же они протянули друг другу руки, заключая союз решимости и надежды.
38.
Вся улица узнала о возвращении Габаля. Видели его идущим с мешком в руках. Видели его жену, когда она направлялась за покупками в Гамалийю. Пошли разговоры о его новом ремесле, которым раньше никто из жителей улицы не занимался. Но Габаль избегал выступать с фокусами на своей улице и никогда не показывал змей. Никто и не догадывался, что он владеет искусством заклинателя. Много раз Габалю случалось проходить мимо дома управляющего. Дом казался ему чужим, словно он никогда здесь и не жил. Но воспоминание о матери причиняло ему острую боль. Видели Габаля и футуввы: Хаммуда, аль– Лейси, Баракят и Абу Сари, но ни один не посмел влепить ему пощечину, как другим хамданам. Футуввы лишь ругали его и насмехались над его мешком. Однажды Габаль столкнулся с Заклатом. Тот преградил ему путь, впился в него своими злыми глазами и спросил:
– Где ты пропадал?
– Бродил по свету.
– Я твой футувва и вправе спрашивать тебя о чем угодно, а ты обязан отвечать мне! – прорычал Заклат.
– Я ответил.
– Зачем ты вернулся?
– Зачем, по-твоему, человек возвращается в родной дом?
– Если бы я был на твоем месте, я бы поостерегся показываться здесь,– с угрозой в голосе сказал Заклат. Двинувшись прямо на Габаля, он толкнул его плечом и чуть не сбил с ног. Тот едва успел отскочить в сторону. Вдруг Габаля окликнул бавваб из дома управляющего. Габаль удивился, но подошел к нему. Они встретились, горячо пожали друг другу руки, и старик долго расспрашивал Габаля о его жизни. Потом сказал, что Хода-ханум хочет видеть его. Габаль давно ожидал этого приглашения – самого своего возвращения. Сердце подсказывало ему, что рано или поздно это обязательно случится. Сам же он не cчитал возможным незваным переступить порог дома, который покинул, рассорившись с хозяином. Кроме того, Габаль не хотел добиваться встречи, чтобы не вызывать подозрений относительно его намерений ни у управляющего, ни у фу-гувв. Он решил ждать, пока встреча не произойдет сама собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57