Обращался в Wodolei
Кэтрин уставилась на тело.
— Судя по одежде — грабитель, — сказал Абрамс.
Она посмотрела вверх, на четырехэтажное здание, но промолчала.
Абрамс склонился над телом и наполовину стянул с его головы шерстяной лыжный шлем. Мертвенно-белая кожа убитого контрастировала с черной щетиной на подбородке и запекшейся вокруг рта кровью. На вид мужчине было лет тридцать пять, а черты лица выдавали в нем славянина. Тони вгляделся в открытый рот мертвеца, затем стянул шлем с его головы совсем. По земле рассыпались длинные иссиня-черные волосы.
— Судя по прическе и зубным пломбам, это иностранец. Вы его не узнаете? — спросил Абрамс у Кэтрин.
Та подошла поближе к телу и всмотрелась в лицо погибшего.
— Нет, — пробормотала она, быстро повернулась и пошла на кухню.
Тони последовал за ней. Некоторое время они молча пили кофе. Потом Кэтрин спросила:
— Что вы делали на крыше?
— Я не говорил, что был на крыше. — Абрамс снял телефонную трубку и набрал домашний номер капитана Спинелли.
— Это я.
— Ничего нового по Карбури у меня нет. — Голос у Спинелли был сонный.
— Приезжайте по адресу: Тридцать шестая Восточная улица, дом 184. Во дворе труп.
— О боже, Абрамс, что у тебя там произошло?
— Расскажу позже.
— Где ты?
— По указанному адресу.
— Это связано с Карбури?
— Как тебе сказать… Дом принадлежит фирме О'Брайена, и кое-кто из его друзей оставался здесь сегодня ночевать. Что ты по этому поводу думаешь, Шерлок?
— Я думаю, что тебе надо бы нажарить задницу. Оставайся там.
— Я сказал, увидимся позже. — Тони повесил трубку.
Абрамс и Кэтрин вышли из дома. День был ясный и теплый. Пахло ночным дождем. Тони взглянул на Кэтрин при солнечном свете. Она, очевидно, спала не больше пяти часов — и никаких признаков усталости на лице.
Казалось, Кэтрин почувствовала, что Абрамс смотрит на нее не так, как обычно.
— Почему мы стоим? — спросила она. До Ленсингтон-авеню они дошли молча. Пока они ожидали переключения светофора, Кэтрин задала вопрос:
— Как вы думаете, что было нужно этому человеку?
— Столовое серебро.
Перейдя улицу, они двинулись на север. Машин было относительно немного, и город, как и всегда по субботам, выглядел так, будто все его жители отсыпались после пьянки.
Абрамс и Кэтрин свернули на Сорок вторую.
— Вам понравится Арнольд, — нарушила Кэтрин молчание. — Он необычный и очень умный.
— Что вы хотите найти в архиве?
— Никогда нельзя загадывать, что найдешь в архивах. Но там все есть. И зачастую то, что в досье отсутствует, не менее показательно, чем то, что есть в наличии. Работа в архивах требует логического мышления, интуиции и удачи. Вы умеете работать с архивами?
— Меня еще никто об этом не спрашивал. Я подумаю.
Они шли мимо Центрального вокзала. Для Абрамса этот район всегда ассоциировался с довоенными временами: величественные банки, старые отели, лавки чистильщиков обуви, газетные и табачные киоски, Йельский клуб. Поезда из Коннектикута и Уэстчестера, выплывающие на платформы толпы школьников и «белых воротничков».
— Я не доверяю Питеру Торпу, — неожиданно произнес Тони.
Кэтрин отреагировала не сразу, но, когда она заговорила, в ее голосе не было и тени упрека.
— Разумеется, не доверяете. А кто ему доверяет? Он ведь офицер разведки. Он лжет и крадет. Но в этом деле и не принята категория доверия. Здесь принята категория верности. А Питер верен.
— Верен кому?
— Своей стране. — Она посмотрела на Тони. — Любые иные предположения могут иметь очень серьезные последствия.
— С моей стороны было бы опрометчиво выдвигать такие предположения, — сказал Абрамс, — и кстати, спасибо за приглашение переночевать в доме на Тридцать шестой улице. Мне там очень понравилось.
— Я так и думала. Вы можете пользоваться этим домом в любое удобное для вас время.
Они дошли до Пятой авеню и пересекли ее возле Публичной библиотеки. На тротуаре Тони увидел странную нарисованную углем стрелку, указывающую в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг. Под стрелкой было написано: «Цель атаки» и отмечено расстояние — «0,4 мили».
Кэтрин тоже обратила внимание на стрелку.
— Ерунда какая-то, — сказала она.
Абрамс и раньше видел в городе такие стрелки с подписанным расстоянием, указывающие в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг.
— Но кого-нибудь это может и напугать, — задумчиво произнес он.
— Чего здесь бояться, — сказала Кэтрин, — если только не самого чувства страха.
— О, мысль о падающей с неба болванке с десятимегатонным зарядом приводит меня в дрожь.
— Это просто ядерная истерия.
— Мистер О'Брайен чем-то очень озабочен, — заметил Абрамс.
— Но не по поводу возможного ядерного удара.
— Чем же тогда?
— Это не биологическое и не химическое оружие… Что-то более страшное… Я даже представить себе не могу.
— И я тоже.
Они передвигались по Пятой авеню в сторону Рокфеллеровского центра.
— Что будет с «Талботом», если вы его найдете? — спросил Тони.
— А как вы думаете? — вопросом ответила Кэтрин.
— Ну, а если «Талботом» окажется, например, О'Брайен?
Она без колебаний произнесла:
— Даже если им окажется мой лучший друг, это не будет иметь никакого значения. Он умрет. Она умрет. Они умрут.
Абрамс посмотрел на нее.
— В тридцатых годах Форстернаписал:
«Если бы у меня была возможность выбора между предательством по отношению к моей стране и предательством по отношению к другу, я выбрал бы первое».
— Очень глупо.
— Зато интересно. Явление предательства вообще интересно само по себе. Прочтите Декларацию независимости. Это ведь один из самых предательских документов своего времени. У короля Георга было полное юридическое основание, чтобы повесить всех до единого из шестидесяти пяти, его подписавших.
Они остановились у входа на территорию Рокфеллеровского центра.
— Хорошо. Что вы хотите сказать? Что у нас нет юридических оснований для того, чтобы казнить «Талбота»?
— Это ваша проблема. Моральная проблема. Я смотрю на все это с практической точки зрения. «Талбота» вычислить по его внешности невозможно. В его глазах вы не увидите безысходной тоски или чувства вины, о которых говорил Джеймс Аллертон. Его душа не отлетает в полнолуние, от него не несет запахом крови. Думаю, он носит смокинг и благоухает дорогим одеколоном.
— Но вы говорили, что можете определить преступника по глазам…
— Да, преступника. Но «Талбот» не преступник. Он патриот. Спросите его.
— Понятно…
— Мои родители… Да, они были предателями. Но они помогали бедным как могли, собирали друзей и родственников на вечеринки, смеялись, занимались любовью, пекли картофельные оладьи. «Талбот» — это их двойник, только с голубой кровью. Им вполне может оказаться О'Брайен, или Аллертон, или ван Дорн, или еще дюжина людей из тех, кого я видел вчера вечером.
Кэтрин кивнула.
— Хорошо… Спасибо за то, что подмешали в это дело хорошую порцию холодного, объективного анализа.
— Меня для того и наняли. — Тони направился в сторону здания Радиокорпорации. Кэтрин шла рядом. — Кстати, я не доверяю и вам.
Она натянуто улыбнулась:
— В профессиональном или личном плане?
— В обоих.
— А что вы думаете по поводу Ника?
— Он же ученый. С точки зрения безопасности не самый надежный вариант. Никогда не доверяйте яйцеголовым. К тому же он слишком долго связывает себя с работой, которая, судя по всему, не очень ему нравится. Весьма подозрительно.
— А Гренвилы? Клаудия?
— Вся энергия Джоан Гренвил направлена на то, чтобы наставить мужу рога. У нее же явно наличествуют сексуальные пороки. Что касается Клаудии, то никогда не доверяйтесь иностранцам.
Они обогнули помещение катка. Кэтрин остановилась у входа в здание Радиокорпорации.
— Вы что же, подозреваете меня в том, что я имею отношение к тому мужчине с крыши?
— Признаться, такая мысль приходила мне в голову.
— Но ведь именно я настаивала перед нашими на том, чтобы вы вошли в организацию.
— Все это так. Но если бы я находился под подозрением, я бы тоже поторопился привлечь посторонних людей. Новые люди, как правило, отвлекают подозрения на себя.
— Вы сообразительны.
Абрамс придержал дверь, и они вошли в вестибюль.
— Кстати, если уж кто-то собирался меня убить, значит, я вообще успел проявить себя, с их точки зрения, сообразительным человеком.
Кэтрин подавила смешок.
— Вполне возможно. Кстати, как вы знаете, слово «убийство» означает тяжкое преступление, и совершивший его считается опасным преступником. А может, те, кто, как вы говорите, пытался убить вас, по вашей же мысли, вовсе и не преступники? Может, это просто патриоты, выполняющие свой долг перед народом?
Тони натянуто улыбнулся и подумал: «Вот ведь сука!»
28
На втором этаже главного вестибюля было много художественных лавок и салонов, заполненных предметами искусства предвоенного периода.
На первом этаже тоже была небольшая лавка и салончики. Один из них специализировался на продаже военного снаряжения и предметов с американской символикой: картин, плакатов, статуэток, наклеек и т.п. В нем, в частности, были выставлены небольшие бронзовые бюсты генерала Донована. В основном их покупали, как считал Абрамс, молодые адвокаты из контор типа фирмы О'Брайена, то есть тесно связанные в прошлом с УСС. Судя по всему, эти юные карьеристы, купив такой бюст, ставили его у себя в кабинетах где-нибудь между книжными шкафами. Тони улыбнулся, представив себе, как эти юные карьеристы в обеденный перерыв преклоняют колена перед изображением Дикого Билла.
— Это у вас что, улыбка такая? — спросила Кэтрин. — Наверное, вы вспомнили о чем-то неприятном? Или заболел ваш близкий друг?
Абрамс взглянул на нее и усмехнулся.
— Не знаю почему, но вы мне нравитесь.
— Рада это слышать.
Кэтрин направилась к лифту и остановилась возле небольшого столика. В лежащей на нем книге она записала их имена и объект посещения. Затем они поднялись на сорок четвертый этаж, который полностью занимала фирма О'Брайена. Охранник в коридоре кивнул в знак того, что узнал Кэтрин, и указал на еще одну книгу, стоявшую на некоем подобии пюпитра. Записывая себя и Абрамса, Кэтрин взглянула на верхние строчки. Там были фамилии нескольких молодых сотрудников. Она отметила также, что в восемь утра на работу пришел Арнольд.
Они проследовали длинным извилистым коридором до двери с надписью «Архив». Кэтрин постучала.
— А меня Арнольд впустит? — спросил Тони.
— Мне придется пустить в ход все свое обаяние, — улыбнулась Кэтрин.
Она постучала еще раз. Из-за двери слышался резкий свист чайника. Ужасно резкий свист. Чайник давно пора было снимать с плитки.
Абрамс повернул ручку. Дверь открылась со знакомым Кэтрин противным скрипом. Тони заглянул в комнату. Кэтрин быстро протиснулась мимо него, но Абрамс легонько оттолкнул ее назад и вытащил револьвер. Чайник стоял на раскаленной докрасна спирали плитки, из его носика с шумом вырывался пар.
Когда глаза Кэтрин привыкли к полумраку комнаты, она увидела тело, лежащее рядом с походным столиком в круге света, падавшего от стоящей на нем лампы. Абрамс быстро пробежал взглядом по рядам шкафов, прислушался, но никаких звуков, кроме свиста чайника, не уловил.
Прижимая револьвер к боку, Тони медленно приблизился к телу.
Арнольд Брин, в рубашке, нарукавниках и серых брюках, лежал ничком. Его лицо было повернуто в сторону и одной щекой покоилось на галстуке. Галстук был бледно-голубого цвета, почти как кожа Брина. Язык у Арнольда вывалился изо рта. Один глаз был широко открыт. Тони опустился на колено и дотронулся до щеки Брина.
— Еще теплый. С час назад, а то и меньше.
Кэтрин почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она рухнула в кресло, но, быстро сообразив, что оно принадлежало Арнольду, поднялась и бессильно прислонилась спиной к шкафу.
— О Боже, — прошептала она еле слышно, — о Боже…
Абрамс оглянулся на походный столик. Вокруг него валялись чайные принадлежности. На полу, рядом с рабочим столом Арнольда, лежала начатая упаковка бисквитов. Абрамс протянул руку, взял со столика лампу и поставил ее на пол, затем встал на четвереньки и приблизил свое лицо к лицу Брина, внимательно рассмотрел его глаза, разжал судорожно сомкнутые челюсти Арнольда, заглянул ему в рот и принюхался, после этого поднялся и вернул лампу на место.
Кэтрин продолжала стоять, прислонившись спиной к шкафу. Глаза у нее были закрыты, в их уголках застыла влага.
Абрамс еще раз осмотрел предметы на столике, заварочный чайник, чай в пакете. Тони взял один бисквит и понюхал его.
— Судя по всему, он умер от удушья, но я не думаю, что оно было вызвано действием яда.
Кэтрин наконец раскрыла глаза.
— Что?
— Видите ли, он, к сожалению, не успел заварить чай, — сказал Абрамс и выключил электроплитку. — А это могло спасти ему жизнь.
— О чем вы говорите?
— Дело в том, что он сразу принялся за один из этих больших сухих бисквитов. Не намазал его ни маслом, ни джемом… Во рту и в горле у него пересохло, пожилые люди часто страдают плохим слюноотделением. А может, ослабли глотательные мышцы, это тоже бывает у стариков.
— Несчастный случай?
— Его погубил бисквит. Я видел кусок, застрявший у него в горле.
Кэтрин уставилась на Абрамса, затем перевела взгляд на Арнольда. Некоторое время она молчала, потом спросила:
— Вы в это верите?
— Конечно, нет. Это убийство. Отлично продуманное. — Абрамс потер подбородок. — Его держали как минимум двое. Видимо, они были в специальных перчатках с мягкой прокладкой, чтобы не оставалось никаких следов. Наверное, сначала они сунули ему в рот квасцы, чтобы высушить слизистую, потом залили в горло какое-то анестезирующее средство, чтобы отключить нервные окончания. Они затолкнули ему в горло бисквит и держали до тех пор, пока старик не задохнулся. Профессионалы.
Кэтрин судорожно сглотнула.
Абрамс спокойно продолжал:
— Да, судмедэксперту придется с этим повозиться. Но, если ему подсказать, что речь идет об убийстве, он, возможно, и найдет соответствующие подтверждения. — Абрамс закурил. — Интересно, почему эти люди так упорно подстраивают несчастные случаи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70