https://wodolei.ru/brands/Radaway/
— Нет, не был. Те, кто убил твоего отца, организовали убийства еще целого ряда наших товарищей, в том числе родителей твоего нового друга, Питера Торпа. Они почти добрались и до меня. А после войны они чуть не погубили свободный мир. Но мы выяснили все об их деяниях.
Кэтрин задумчиво произнесла:
— Я никогда не думала, что мой отец… Хотя мне всегда казалось, что меня обманывают, я успокаивала себя тем, что он погиб на войне, как другие. А оказывается… Я не мстительна по характеру, но я хотела бы…
О'Брайен кивнул:
— С ними нужно свести и личные, и политические счеты. Так ты с нами?
— Да.
Вечером того же дня Кэтрин позвонила в Берн своей сестре Энн и спросила:
— Ты с ними?
— Да.
— Я тоже.
Сейчас она смотрела на О'Брайена, стоящего у окна. На его лице застыло задумчивое выражение. В этих людях, видимо, есть что-то, что поддерживает в постоянной готовности их ум и тело. Однако они, вероятно, понимают, что тоже смертны. И потому они начали вербовать молодых. Один из них — Николас Уэст. Его принадлежность к их организации внушала ей чувство уверенности. Ведь такой умный и осторожный человек вряд ли ввязался бы во что-то безрассудное или пакостное.
Кэтрин представила себе Питера. Он, судя по всему, не был допущен в сердцевину организации. Инстинктивно Кэтрин подумала, что это решение О'Брайена было, пожалуй, правильным.
Неожиданно в мыслях у нее возникло лицо Тони Абрамса. Он не рвался к ним, и ей это нравилось. О'Брайен тоже предпочитал тех, кто не сразу принимал решение о вступлении в организацию.
Кэтрин подумала о ван Дорнах. Джордж ван Дорн тоже входил в их группу, хотя прямо никогда об этом не говорил. Он не очень нравился Кэтрин, несмотря на то, что она знала мнение О'Брайена о нем, как о весьма неординарной личности. Если бы ее спросили, кто, по ее мнению, мог все эти сорок лет быть предателем, она указала бы на ван Дорна.
Она перебрала в уме Тома Гренвила, Джеймса Аллертона и других, с кем ей приходилось иметь дело за эти годы. В обычной жизни людей оценивают по общепринятым критериям, но в мире секретов и тайн эти критерии не действуют. Никого нельзя понять до конца.
Когда-то О'Брайен сказал ей одну вещь, о которой она сейчас вспомнила:
— Ты должна понимать, что нам не удалось бы уничтожить стольких своих противников и нанести им столько поражений без потерь в собственных рядах. Всегда помни, что в той игре, которую мы затеяли, присутствует элемент серьезного риска. Ты ведь уже была на похоронах нескольких людей, которые умерли не своей смертью.
Сейчас она посмотрела на О'Брайена и спросила:
— Вы думаете, Карбури мертв?
— Конечно.
— Это означает начало чего-то опасного?
— Думаю, да. В воздухе пахнет грозой, мы это чувствуем. Если говорить прямо, то мы располагаем весьма достоверной информацией о том, что в планах русских уничтожение нас к осени.
— Уничтожения кого?
— Нас. Америки. И, кажется, они даже разработали способ уничтожения, который их самих совсем не затронет или затронет в минимальной степени. Это, несомненно, связано с каким-то технологическим прорывом с их стороны. С таким прорывом, который оставляет нас практически беззащитными. Ясно было, что одна из сторон в скором времени совершит скачок через несколько поколений в технологии. До сих пор мы шли с ними почти голова в голову, лишь изредка чуть вырываясь вперед. Теперь же они как-то сумели овладеть современным пространством таким образом, что за несколько месяцев окажутся в следующем столетии. Такое уже случалось в истории: железный пароход «Монитор» расшвырял деревянные корабли конфедератов. Две наши атомные бомбы уничтожили два больших города за доли секунды…
Кэтрин хотела задать мучившие ее вопросы, но слова как будто застряли у нее в горле.
— Мы знаем, что в своих планах они рассчитывают главным образом на человека или людей, которые откроют им ночью ворота. Или на сержанта охраны. Одним словом, на того, у кого в руках ключи.
— На кого-то типа «Талбота»… — задумчиво произнесла Кэтрин. — Мы были так близко к разгадке… Этот дневник, эти бумаги… Что вы имеете в виду? — спросила она, заметив, что О'Брайен сделал жест, как бы отмахиваясь от ее слов.
— Дневник подготовил я. Твой отец не писал его. Прости. Этот чертов дневник был просто приманкой. Я рассчитывал на то, что, если зверь затаился поблизости, он обязательно выйдет на нее и обнаружит себя. И он это сделал. К сожалению всех тех, кто держал приманку в руках, Рандольф Карбури тоже погиб. Но теперь у нас есть след. След волка, оставленный им в мокрой траве.
Кэтрин поставила свой бокал на подоконник.
— Что же было в том дневнике?
— Я поручил одному нашему специалисту сделать разными чернилами записи, якобы относящиеся к разным годам. Сам дневник был приобретен в Лондоне в одной из антикварных лавок. Слуга, нашедший его в одной из кладовок дома Элинор Уингэйт, был моим человеком. Леди Уингэйт искренне поверила в подлинность записей. В подлинность дневника поверили почти все, кто его видел.
— Но… Кого же вы назвали? Вы назвали настоящее имя «Талбота»?
О'Брайен потер подбородок:
— Как же я назову его? Ведь если бы я знал его имя, то давно бы уже уничтожил предателя. В записях содержатся лишь некоторые намеки. Но если «Талбот» читает сейчас дневник, то чувствует себя очень неуютно. Он догадается, что существуют фотокопии документа, и он наверняка проявит себя в погоне за ними.
У Кэтрин вдруг вырвалось:
— Элинор Уингэйт в опасности!
На лицо О'Брайена легла тень.
— Она мертва. Бромптон-Холл сожжен.
Кэтрин пронзила О'Брайена взглядом:
— Вы знали, что так случится…
— Я отправил одного друга присмотреть за ней и ее племянником. Что же касается Карбури… Он знал, что документ поддельный. Но он все сделал правильно. Он как бы случайно оказался в Бромптон-Холле именно в тот день, когда был обнаружен дневник, и именно он порекомендовал леди Уингэйт написать тебе письмо. Он прекрасно осознавал опасность мероприятия по доставке дневника в Америку. Однако, судя по всему, до конца противостоять этой опасности не сумел.
— Я попыталась прикрыть его.
— Да. Но либо он, либо Элинор сказали кому-то о дневнике. Поэтому полковник мертв.
— Я говорила об этом Питеру.
— Я знаю.
Кэтрин надолго замолчала, затем произнесла:
— Питер мог доложить о дневнике по своим каналам.
— Возможно. И даже очень вероятно, что он так и сделал. Это полезно для выманивания зверя из норы.
— Но погибли люди…
— Что ж, это придает всему мероприятию дополнительную правдоподобность. — О'Брайен посмотрел на Кэтрин. — Я всегда говорил тебе, что наше дело сопряжено с опасностью. Думаю, в ближайшее время эта опасность возрастет. Тебе бы нужно носить с собой пистолет.
Кэтрин кивнула. Она догадывалась, что внутри этой организации, вроде бы занятой любительским шпионажем, оставалось место для насильственных действий. Мандат на них эти ветераны получили еще в УСС, а прошедшие сорок лет не разубедили их в праве силовых методов на существование.
— Я беспокоюсь за Энн, — сказала она О'Брайену.
— Ты беспокойся о себе. Энн лучше тебя представляет реальную опасность, которая ее подстерегает.
— И за Ника. — Она вдруг подумала о нем с таким же замиранием сердца, с каким думают о ребенке, играющем на дороге среди машин.
— Нику опасность угрожает с нескольких сторон. Я нанял для него частных охранников.
Кэтрин посмотрела на О'Брайена. С самого начала их совместной работы у нее было какое-то полудетское ощущение, что он переиграет любого. Но тогда… Тогда выходит, что именно О'Брайен и мог быть самым страшным «Талботом», какого только она в состоянии была себе вообразить.
22
Абрамс и Торп вошли в «Полковничью гостиную». С необычной для него любезностью, Питер принес от бара коньяк для Тони и с улыбкой поднял свой бокал:
— За правду.
Абрамс пить не стал.
Патрик О'Брайен и Кэтрин подошли к мужчинам.
— Нашли что-нибудь в клубе? — спросил О'Брайен.
— Карбури, без сомнения, переоделся для ужина. Мы спросили кое-кого, но никто не видел, как он покидал клуб. Я заставил управляющего проверить сейф. Там ничего не было. Ничего примечательного не нашли мы и в номере.
О'Брайен повернулся к Абрамсу:
— Вы связались со своими друзьями в полиции?
— Да. Я сказал им, что речь может идти о деле государственной важности. Они свяжутся с ФБР. Но им нужна дополнительная информация.
О'Брайен кивнул:
— Сообщите им все, что им потребуется. Но фирму в это дело не впутывайте.
Подошел Николас Уэст, и впятером они поговорили еще несколько минут, затем О'Брайен сделал знак Джеймсу Аллертону, и тот, покинув поздравлявших его знакомых, направился к ним. Он наклонился и поцеловал Кэтрин.
— Ты, как всегда, очаровательна. — Аллертон обернулся к Торпу: — Ты не ревнуешь, Питер?
— Не больше, чем обычно, Джеймс.
Аллертон, казалось, не заметил колкости и взял под руку Уэста.
— Николас, я так рад, что вы сегодня здесь. А Энн с вами? Или она все еще в Берне?
— Нет, сэр… В Мюнхене.
Аллертон взглянул на О'Брайена.
— Патрик, мы как будто вернулись во времена молодости, не так ли? Этот старый Штаб, эти знакомые лица, эти забытые мелодии. Берн… Думая о нем, сразу вспоминаешь Аллена Даллеса.
Уэст откашлялся:
— Понимаете, ее перевели в Мюнхен.
Аллертон лучезарно улыбнулся.
— Берн. Престижное место. Центр событий. В те годы это было наше окно в Европу.
— Джеймс, мы тут хотели обсудить… — перебил Аллертона О'Брайен.
— Сегодня никаких дел. Я так хочу. Дела оставим на завтра. — Он улыбнулся Кэтрин. — Ну что, молодая леди, когда ты сделаешь меня дедушкой?
Кэтрин натянуто улыбнулась:
— Мистер Аллертон, позвольте представить вам…
Но Аллертон продолжал:
— Я имею в виду, когда мой непутевый сынок женится на тебе? — Он обернулся в Уэсту. — А вы? Чего вы ждете? Завтра же отправляйтесь в Берн и женитесь на сестре этой девушки.
— Позвольте представить вам Тони Абрамса. Он работает в нашей фирме, — сказала наконец Кэтрин.
Абрамс ощутил сухое, костлявое рукопожатие.
— Рад познакомиться, сэр. — Тони почувствовал себя, словно был шестнадцатилетним юношей на обряде конфирмации. — Позвольте поздравить вас с медалью. Вы хорошо говорили.
Аллертон, судя по всему, обратил внимание на постное лицо О'Брайена.
— Это серьезно? — О'Брайен кивнул. — Тогда пойдемте. Дальше по коридору есть свободная комната. Извините нас, мистер Абрамс. Может, вы выпьете чего-нибудь?
— Спасибо.
— Не уходите далеко, — шепнула Кэтрин, проходя мимо Тони и дотрагиваясь до его рукава.
Абрамс проводил Аллертона, О'Брайена, Торпа, Уэста и Кэтрин. Они пробирались к выходу из гостиной.
— Да, сэр, сегодня отличный вечер, — пробурчал Тони себе под нос. Он подошел к бару, выплеснул переданный ему Торпом коньяк в напольную пепельницу и налил себе полный бокал желтоватой «Стреги», крепкой итальянской виноградной водки. Он резко выдохнул и залпом проглотил полбокала. Тони почувствовал, как на глаза у него наворачиваются слезы, а в желудке все загорелось огнем. «Mamma mia…»
Он пошел по гостиной, узнавая лица, знакомые по газетным полосам, телевизионному экрану или по книгам. В одном из кресел сидела Клэр Бут Льюс, окруженная поклонниками. Актер Стерлинг Хейден, который, по словам О'Брайена, работал в УСС в отделе у ван Дорна, беседовал с четой ван Дорнов и Гренвилами. Джоан Гренвил заметила Абрамса и улыбнулась ему. Клаудии нигде не было видно.
Тони покинул гостиную и подошел к телефону-автомату в вестибюле. Мелаллодетектор убрали, сотрудников секретной службы уже не было, и люди передвигались более свободно, без той скованности, какая возникает в присутствии вооруженных людей. Абрамс позвонил в 19-й полицейский участок и попросил связать его с капитаном Спинелли.
— Есть что-нибудь новенькое?
— Большой переполох. К делу подключилось ФБР. О чем все же, черт возьми, идет речь, Абрамс?
— Этот человек исчез. Вот и все, что я могу сказать.
— Ну и дела! А что там за шум? Ты где?
— В квартале от вас. Пью коктейли с Артуром Голдбергом, Биллом Кейси и Клэр Бут Льюс.
— Да, по твоему голосу чувствуется, что ты набрался… А-а, да ты в этом Штабе. Тебе туда что-нибудь сообщили? Президент еще там?
— Президент уехал. Из нового я узнал только, что Карбури направлялся сюда.
— А при чем здесь государственная безопасность?
Абрамс обратил внимание, что позади него стоит человек, видимо, тоже собиравшийся позвонить, а чуть поодаль — еще какие-то люди, поэтому он заговорил на итальянском, хотя знал язык не очень хорошо.
Спинелли сразу же оборвал Абрамса:
— У тебя ужасный итальянский. Лучше подъезжай-ка сюда и подпиши заявление о пропаже человека.
Абрамс проигнорировал замечание и продолжал по-итальянски:
— Нет, я этого делать не буду.
Спинелли в свою очередь проигнорировал слова Абрамса.
— Вы там с этим парнем — как его, с Торпом — что-нибудь трогали в комнате?
— Нет. Послушай, Торп из конторы.
— Конторы? А-а, этой самой конторы! Ты уверен?
— Да.
— Так что это за дело?
— Дрянное. Поработайте по Торпу. Нужно выяснить, с кем он встречался в последние дни. Кстати, будь поосторожнее.
— Хорошо. Спасибо…
— Ты одним спасибо не отделаешься. Мне нужна информация. — Абрамс повесил трубку и вернулся в гостиную.
Там его уже разыскивал О'Брайен. Он жестом подозвал Тони к дивану и предложил сесть.
— Кэтрин говорит с Аллертоном, Питером и Ником. Давайте и мы поговорим с вами.
— Хорошо.
— Как вам вечер?
— Мне понравилось. Спасибо мисс Кимберли, что пригласила меня. Уже за полночь… Думаю, мне нужно идти.
О'Брайен, казалось, не слышал Тони. Он продолжил:
— Кэтрин о вас очень высокого мнения.
— Обо мне или моей работе?
— Скажу честно, при вашей должности трудно восхищаться вашей работой, — улыбнулся О'Брайен. — Вы здесь с кем-нибудь говорили?
— Нет, но у меня возникло впечатление, что генералу Доновану удалось собрать в УСС целую армию ярких индивидуальностей. У Гитлера таких людей явно не было. — Абрамс закурил. — Жаль, что в ЦРУ таких талантов тоже нет.
О'Брайен кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70