От также отметил, что если нам позволят допрашивать свидетелей, то мы можем воспользоваться такой возможностью, чтобы наслать на них какие-нибудь чары.
После этого судьи пришли к заранее известному решению - нас следует подвергнуть испытанию для проверки правдивости. И они весьма серьезно объявили, что отведут нас в какое-то Место Потерявшихся.
Никому из нашей группы это не понравилось. Я видела, что при иных обстоятельствах Флоримель или Т-четыре-Б попытались бы пробиться на свободу силой, но сейчас на каждого из нас приходилось по сотне туземцев, а долгий день заключения поколебал нашу решительность. И мы позволили себя схватить, причем гораздо менее грубо, чем можно было ожидать - полагаю, эти люди не были в душе кровожадными, - и вывести на свет умирающего дня.
Хотя пленникам и охранникам пришлось идти, а не лететь, к месту испытания нас сопровождал впечатляющий воздушный парад, поскольку чуть позади летела и парила целая армия зевак, напоминая стаю чаек, кружащих над мусоровозкой. Нас заставили шагать почти час, а потом спуститься в скальное углубление диаметром в несколько сотен метров - естественный амфитеатр, в котором аэродромцы поколений эдак через тысячу смогут устраивать симфонические концерты. Это сглаженное углубление - явно работа какого-то ледника - оказалось пустым, если не считать усыпанного щебенкой дна и большого круглого камня в центре, который мне показался жертвенным алтарем.
Я предположила, что наши виртуальные тела подвергнут «испытанию тысячи надрезов» или чему-то в этом роде, и меня впервые потрясла вероятность пытки и смерти. Я начала потеть, хотя вечерний ветерок был прохладен и приятен. В голову пришла неожиданная и странно жуткая мысль - а вдруг они что-то сделают с моими глазами? Сама мысль о причинении вреда этим самым бесполезным органам моего тела, к тому же виртуальным, тем не менее наполнила меня таким ужасом, что я забилась и наверняка упала бы, если бы меня не поддержали стражники.
Десятка два молодых и крепких мужчин опустились возле камня. Они навалились на него, кряхтя и даже вскрикивая от напряжения, пока тот наконец не дрогнул и не сдвинулся на метр-другой в сторону. Под камнем оказалось отверстие, куда нас, одного за другим, подтащив, и сбросили. Уильям полетел туда первым, и с удивительным достоинством. Когда настала моя очередь, я постаралась сделаться как можно более маленькой, а когда меня толкнули в пропасть, развела руки, чтобы задержать падение. Я не знала наверняка, сможем ли мы летать в пещере, но там было много странных восходящих потоков - непредсказуемых, но достаточно сильных, чтобы зависнуть в воздухе, если постараться.
Кван Ли еще не успела освоить искусство парения, и я ощущала ее неподалеку - бабушка Кван пыталась удержаться в воздухе. Однако не успела я сказать ей что-нибудь ободряющее, как валун водрузили на место, и мы очутились в полной темноте.
Если ты, Неизвестный Слушатель, слышал предыдущие записи этого дневника, то, конечно же, уже догадался, что для меня ситуация была не столь скверной, как для моих товарищей - поначалу. Темнота - моя стихия, и исчезновение света стало для слепой лишь изменением той картины, которую сама симуляция показывала в видимом свете, а не той, какой я ее видела своими новыми органами чувств. Я «ощущала» куполообразное пространство пещеры вокруг нас, и даже «видела» ее рифленые стены и иглы сталактитов как завихрения в потоке информации - подобно тому, как наблюдение за рекой может выявить расположение подводных камней по завихрениям, которые они образуют на поверхности.
Я уже пообещала себе, что буду принимать более активную роль в решении собственной судьбы, поэтому, пока остальные испуганно перекликались, я спокойно изучала детали нашего нового окружения, стараясь нарисовать его мысленную карту.
Спокойно? Если честно, то я в этом не уверена. Один из моих университетских любовников - это было еще до того, как я укрылась в своем доме под Черной Горой и метафорически замуровала ведущий в него туннель - как-то сказал, что я холодна и тверда, как титан, и такая же гибкая. Он имел в виду мою привычку держаться от всего в стороне. Для того, кто меня не знает, наверняка странно слышать, как я спокойно описываю разные ужасы, которые уже произошли, и еще более значимые и странные события, которые нам только предстоят. Хотя слова того мужчины и уязвили меня тогда, я спросила его:
- А чего ты ожидал? Или, по-твоему, незрячей женщине следует нырять в жизнь, не раздумывая?
- Нырять? - переспросил он и рассмеялся, искренне забавляясь. Хоть он и оказался мерзавцем, но понимал толк в хорошей шутке. - Чтобы ты да ныряла? Да ты и в комнату никогда не войдешь, не изучив сперва ее чертежи.
И он не очень-то преувеличивал. Я и сейчас слушаю себя и слышу голос прежней Мартины - той, которая должна все изучить и систематизировать, наверное потому, что мне всегда приходилось создавать для себя карту, чтобы перемещаться по миру, в котором другие просто жили.
Так что, возможно, мои слова могут прозвучать слишком холодно или уверенно. Мои товарищи заблудились во мраке. Я такого чувства не испытывала. Но все же мне было страшно, и я быстро поняла, что этот страх оправдан.
Пещера представляла собой огромную структуру наподобие сломанных пчелиных сот, полную «карманов» и извилистых туннелей. Мы зависли в воздухе под отверстием, но вокруг в темноте затаились острые каменные выступы и смертельно опасные иглы сталактитов. Да, мы могли летать, но какой от этого толк, если ничего вокруг не видно, а всего в нескольких дюймах в любом направлении может оказаться препятствие, способное искалечить или убить? Кван Ли уже поранила руку о зазубренный камень. И даже у храброй и решительной Флоримель голос дрожал от паники, грозившей в любой момент выйти из-под контроля.
Кроме того, хотя никто из остальных этого еще не понял, мы здесь были не одни.
Получив хоть какое-то представление об окружающем нас пространстве, я крикнула своим спутникам, чтобы они, если смогут, оставались на месте. Раздавая указания о том, куда следует переместиться, чтобы избежать немедленной опасности, я начала ощущать изменения в информационном поле - сперва только мельчайшую рябь, которая быстро становилась крупнее и заметнее. Из всех остальных Кван Ли первой услышала голоса.
- Что это? - крикнула она. - Там… там кто-то есть.
Звуки становились громче, нам словно кто-то нашептывал со всех сторон лабиринта - скопище невидимых существ, наполняющих пустоту тем, что сперва казалось лишь стонами и вздохами, но из которых начали возникать слова.
«…Нет…» - шептали они, и: «Потерялись…» Другие всхлипывали: «Помогите!..» и рыдали: «Холодно, так холодно, мак холодно…» - тысячи тихо рыдающих призраков, бормочущих и шуршащих вокруг, подобно ветру.
Но лишь я одна могла видеть их - своим необычным зрением. Лишь я оказалась способна ощутить, что это не цельные существа, что у них нет, как у моих спутников, виртуальных тел - целенаправленно перемещающихся, гибких и замкнутых наборов алгоритмов. То, что нас окружало, было туманом внезапно возникающих форм, человекоподобных конфигураций, которые выделялись из информационного шума и вновь растворялись в нем. Не все они были завершенными, но, даже будучи неполными и эфемерными, они были столь же индивидуальными, как снежинки. Они казались намного большим, чем просто трюком программирования - каждый фантом в моменты своей квинтэссенции каким-то образом казался мне неоспоримо реальным. Мне и раньше было трудно отличать реализм моих спутников от реализма симулированных обитателей этой Сети, но эти феномены оказались еще более сложными. Если подобного эффекта можно достичь чисто механическими средствами, пусть даже с помощью такой магической системы, как Иноземье, то мне следует многое переосмыслить.
Но самым несомненным в этих фантомах было то, что они наполняли нас ужасом и жалостью. То были голоса потерявшихся и несчастных детей, умоляющих о спасении или плачущих из беспомощности кошмарного сна, хор тяжелой утраты и боли, который ни один здоровый разум не мог игнорировать. Каждый мой нерв, каждая клеточка моего реального тела жаждали помочь им, но призраки были иллюзорны, как дым. Пусть в них и содержалось нечто рациональное вроде программного кода, но они были еще и призраками, или у этого слова нет смысла.
Неожиданно Т-четыре-Б принялся кричать хриплым от ярости голосом:
- Мэтти? Мэтти, это я! Вернись!
Гораздо более слепой в тот миг, чем я, он тем не менее бросился вперед и неуклюже врезался в облако информации, хватаясь пальцами за пустоту. Секунду спустя робот уже беспомощно дрейфовал по боковому туннелю, пытаясь поймать нечто, чего там не было. Лишь я одна могла видеть его во мраке, и помчалась следом. Схватившись за его утыканную шипами лодыжку, я тоже вскрикнула, когда острия вонзились мне в руку. Тогда я позвала на помощь остальных, крича, что они могут лететь на мой голос, и вцепилась в Т-четыре-Б, несмотря на его отчаянное сопротивление.
Прежде чем подоспели другие, он ухитрился сильно ударить меня по голове, и все внутри меня озарилось вспышкой.
Почти потеряв сознание, я так и не поняла, кто и как схватил Т-четыре-Б. Он сопротивлялся, отбиваясь от всех сразу, и продолжал рыдать и звать какого-то Мэтти, даже когда его тащили обратно в центральную пещеру. А я, потеряв ориентацию, медленно вращалась там, где получила удар, напоминая космонавта, у которого порвался страховочный трос. Вскоре вернулась Кван Ли, ухватила меня за локоть и отбуксировала к остальным.
Некоторое время мы просто висели и пустоте, окруженные облаком скорбно бормочущих призраков. Наших лиц касались призрачные пальцы, а голоса нашептывали на грани слышимости то сбоку, то сзади, а иногда словно внутри нас. Кван Ли услышала нечто такое, что заставило ее плакать - я почувствовала, как тело китаянки рядом со мной вздрагивает от судорожных и беспомощных рыданий.
- Что это за существа? - вопросила Флоримель. - И что вообще происходит? - Но в ее голосе уже не было ни превосходства, ни силы. Она поддалась всеобщему смятению.
Придя в себя, я подумала про обитателей Аэродромии, племенах каменного века, живущих за пределами этой пещеры. Неудивительно, что они подвергают такому испытанию подозреваемых в преступлении - уж если даже нас, знающих, что все вокруг нереальное, оно наполняет таким страхом, то какой силы ужас это, должно быть, вызывает у туземцев?
Внезапно до меня дошло, что я жалею искусственно созданных существ. Реальность этой нереальности одолела меня.
Путаясь в подобных мыслях, я ощутила, что призрачные существа начали увлекать нас куда-то в сторону от центральной пещеры. Еле ощутимые прикосновения и шепчущие голоса побуждали двигаться и направляли нас, Я одна могла оценивать окружающее и понимала, что они ведут нас через достаточно большое пространство, где мы не поранимся, поэтому не сопротивлялась. Остальные же, практически утратив ориентацию, даже не сознавали, что дрейфуют все дальше от того места, через которое попали в пещеру Потерявшихся.
Флоримель подлетела ближе и, перекрывая ветерок шепчущих голосов, спросила:
- Как думаешь, это не те, кого мы ищем? Те самые потерявшиеся дети?
Хотя моя голова после сокрушительного удара кулака Т-четыре-Б все еще работала медленно, я не могла не почувствовать себя величайшей в мире идиоткой. Пока Флоримель не заговорила, я даже не задумывалась о том, что могло означать происходящее вокруг нас. А вдруг она права? И это то самое место, где коматозные жертвы Братства влачат свое виртуальное существование? А бормочущие вокруг нас призраки - нечто большее, чем художественный эффект в магическом виртуальном мире? Если это так, поняла я, то мы воистину окружены призраками - неуспокоенными призраками живых мертвецов.
Последние бастионы моей отчужденности с грохотом рухнули, и я похолодела. А что, если один из этих призраков - Стивен, брат Рени? Тогда насколько ужаснее для него оказаться здесь, чем просто впасть в кому без сновидений! Я попыталась понять подобное существование - жизнь в виде облачка полукогерентной информации, сопротивляющейся и затерявшейся. Попыталась вообразить, что может чувствовать мальчик, борясь за сохранение знания о своей индивидуальности, пытаясь не сойти с ума в бесконечном хаотичном мраке, когда все, что осталось от его истинной личности, грозит в любой момент раствориться и исчезнуть, подобно плавающему в океане кубику льда.
На глаза навернулись слезы. Ярость заставила меня стиснуть кулаки и прижать их к животу - я на мгновение стала падать, и пришлось снова развести руки. Даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, меня охватывает бессильный гнев. Если эти несколько произнесенных Флоримель слов окажутся правдой, то я даже не могу представить, как скажу такое Рени. Уж лучше ей солгать. Лучше сказать, что ее брат мертв, сказать что угодно, чем хотя бы намекнуть на столь жуткую правду.
Призраки вели нас все дальше, и по мере продвижения сквозь тесный мрак их голоса становились все более разборчивыми. Из первоначальной какофонии выплывали целые предложения, обрывки мыслей и кусочки жизней - столь же бессмысленные, как и случайно подслушанный телефонный разговор. Кто-то говорил о том, что он сделал или собирается сделать. Другие просто выдавали вереницы бессмысленных слов. Какой-то хрипловатый шепелявый голосок, очень похожий на голос маленькой девочки, напевал колыбельную, которую я помнила еще с детства, и на миг я почти поверила, что слышу голос собственного призрака, тень ребенка, практически убитого в ту ночь, когда в институте Песталоцци погас свет.
Наконец мы прибыли в большую подземную пещеру, напоминающую полость плода, в которой находится косточка.
Но этот плод прогнил, и косточки в нем не было. А пустоту наполняли жужжащие и щебечущие существа, издающие тихие вздохи, чьи прикосновения напоминали касания летающих паутинок. Если прежде нас окружала тысяча голосов, то теперь казалось, что их в сотню, в тысячу раз больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108