Тут лучше, чем в магазине на базе и даже в Сети. В «Сиуолл-центре» почти так же здорово, как в парке аттракционов да что там говорить, если внутри действительно есть парк аттракционов! И круглый театр, где можно смотреть сетевые шоу на экране, который больше, чем дом Кристабель. И еще там есть герои мультиков, которые ходят или летают рядом с тобой, шутят и поют, и ненастоящие люди, которые появляются и исчезают, и замечательные представления прямо в витринах магазинов, и много всего прочего. А самих магазинов там столько, что Кристабель даже представить не могла. Есть магазины, где продают только губную помаду, или только наноодежду, как у Офелии Вейнер, и даже один магазин, где нет ничего, кроме старинных кукол. Эти куклы не ходят и не разговаривают. Они вообще ничего не умеют, зато они такие красивые! Кукольный магазин стал у Кристабель любимым, хотя в нем и чуточку страшновато - заходишь, а на тебя смотрят множество глаз на множестве лиц. Мама даже сказала, что на следующий день рождения она сможет прийти сюда и выбрать любую старинную куклу. И, хотя до дня рождения еще долго, поездка в «Сиуолл-центр», где она приходила в этот магазин и присматривала себе необычную игрушку, обычно становилась лучшим событием недели. Кристабель ее так предвкушала, что накануне даже не могла заснуть. Но сегодня она была совсем несчастной, и мистер Селларс ей не отвечает, и она здорово испугалась того странного мальчишку, которого опять видела прошлой ночью за окном.
Кристабель с мамой находились в магазине, где продавалось все для того, чтобы устроить барбекю, когда Лягушачий Принц смолк, а вместо него послышался голос мистера Селларса. Мама в это время искала какую-то вещь для папы. Кристабель немного отошла - так, чтобы мама ее видела - и притворилась, будто разглядывает большую металлическую штуковину, больше смахивающую на космический корабль из мультика, чем на жаровню для барбекю.
- Кристабель, ты меня слышишь?
- Ага. Я в магазине.
- Можешь сейчас со мной говорить?
- Ага. Только негромко.
- Так вот, я увидел, что ты несколько раз пыталась со мной связаться. Это важно?
- Да. - Ей хотелось рассказать ему все. Слова теснились во рту как щекотливые муравьи, и Кристабель хотелось выплюнуть их всех сразу. Рассказать, как за ней следил мальчишка, и почему она не сказала тогда о нем мистеру Селларсу (ведь она была виновата в том, что не смогла сама перекусить проволоку в ограде). Рассказать все.. Но к ней уже направлялся продавец из магазина. - Да, важно.
- Хорошо. Сможешь завтра? Сейчас я очень занят кое-чем другим, малышка Кристабель.
- Ладно.
- Как насчет в 15.00? Ты сможешь прийти после школы. Это хорошее для тебя время?
- Да. Мне надо идти. - Она сняла книгоочки, едва Лягушачий Принц снова заговорил.
Продавец из магазина (низенький, толстенький и с усами, похожий на папиного друга капитана Перкинса, только помоложе) улыбнулся ей до ушей:
- Здравствуй, девочка. Очень симпатичная машина, правда? «Магна-Джет Адмирал», самая современная. Мясо в ней никогда не касается решетки. Хочешь купить такую для папочки?
- Мне пора идти, - сказала она и направилась к маме.
- И тебе всего хорошего, - сказал продавец.
Кристабель крутила педали изо всех сил. Она знала, что у нее мало времени. Маме Кристабель сказала, что ей надо полить свое дерево после школы, и мама разрешила, но дома надо было быть уже в 15.30.
Все ученики в классе мисс Кэрман посадили деревья в Саду Китайской Дружбы. Правда, пока это были еще не деревья, а зеленые прутики с листиками, но мисс Кэрман сказала, что если они станут их поливать, то когда-нибудь прутики обязательно станут деревьями. Своему дереву Кристабель налила побольше воды еще по дороге в школу, чтобы потом выкроить время для встречи с мистером Селларсом.
Она ехала так быстро, что шины велосипеда даже жужжали. На каждом перекрестке Кристабель смотрела по сторонам - но не потому, что высматривала машины, как ее учили родители (хотя и машины тоже), а потому что хотела убедиться, что поблизости нет того ужасного мальчишки. Он велел приносить еду, и она несколько раз приносила ему фрукты или немного печенья и дважды свой школьный завтрак, но не могла каждый день ходить к цементным домикам, иначе мама начала бы задавать много вопросов, поэтому Кристабель не сомневалась, что однажды мальчишка влезет к ней в окно и сделает что-то плохое. Ей даже снились кошмары о том, как он натирает ее грязью, а потом папа с мамой перестают ее узнавать и не пускают в дом, и ей приходится жить на улице, в холоде и темноте.
Когда она доехала до цементных домиков, на «выдромирских» часах было уже три минуты после 15.00. Она оставила велосипед в другом месте, у стены подальше от домиков, потом прокралась через рощицу, чтобы подойти в дому мистера Селларса с другой стороны. И хотя, когда она снова взглянула на часы, принц Пикапик держал между лапками 15.09, она через каждые несколько шагов останавливалась и прислушивалась. Кристабель уже три дня не приносила этому Чо-Чо никакой еды и надеялась, что он сейчас где-нибудь далеко отсюда и ищет что-нибудь поесть, но все равно оглядывалась - а вдруг мальчишка прячется за деревьями?
Поскольку она не увидела его и не услышала ничего, кроме птиц, девочка подошла к восьмому цементному домику, тщательно их отсчитав, как делала всегда. Она открыла дверь и сразу закрыла ее за собой, хотя темнота пугала Кристабель не меньше, чем сны о грязном оборвыше. Она так долго не могла нашарить ручку внутренней двери, что едва не заплакала, но тут дверь неожиданно распахнулась, а в проем скользнул луч красного света.
- Кристабель? Это ты, моя дорогая. Ты опоздала - я уже начал за тебя волноваться.
Мистер Селларс сидел в кресле у подножия металлической лестницы, держа в руке маленький квадратный фонарик. Выглядел он таким же, как и всегда: длинная тощая шея, кожа в шрамах от ожогов, большие добрые глаза. Кристабель заплакала.
- Малышка Кристабель, что с тобой? Почему ты плачешь, солнышко? Спускайся сюда, поговори со мной. - Он протянул дрожащие руки, чтобы помочь ей спуститься по лестнице. Девочка обняла старика и, ощутив под одеждой его худое, как скелет, тело, заплакала еще сильнее. Старик гладил ее по голове и все повторял: - Успокойся, успокойся.
Перестав наконец плакать, Кристабель отдышалась и вытерла нос.
- Простите меня, - пробормотала она. - Это я во всем виновата.
- В чем, мой юный друг? - очень мягко спросил мистер Селларс. - Ну что ты могла натворить такого, что стоило бы таких страданий?
- Ага, дурочка! Ну-ка, что тут у тебя?
Кристабель подпрыгнула и взвизгнула. Задрав голову, она увидала наверху, возле лестницы, стоящего на коленях мальчишку, и это зрелище ее так напугало, что она описалась, как младенец.
- Quen es, этот старый урод? - спросил он. - Выкладывай, mija, кто он такой?
Кристабель не могла говорить. Ее кошмары сбылись наяву. Она ощутила, как по ноге стекает теплая струйка, и снова заплакала. У мальчишки тоже был фонарик, и он принялся шарить лучом по мистеру Селларсу, который уставился на мальчишку, открыв рот и слегка пошевеливая челюстью, но так и не произнося ни слова.
- Ладно, не важно, muchita, - продолжил мальчишка. Он что-то держал в другой руке, что-то острое. - No importa, усекла? Сейчас я тебя убью. Зарежу.
- Разумеется, я понимаю, что такое меры предосторожности, - сказал мистер Фредерикс. Он вытянул руки, глядя на зеленый хирургический халат, который его заставили надеть, - Но я и сейчас считаю, что это уже слишком. - Джалил Фредерикс был крупным мужчиной, и когда по его смуглому лицу перемещалась нахмуренность, это напоминало фронт плохой погоды в метеопрогнозе.
Катур Рэмси изобразил противоположное выражение - заботливость. Фредериксы не принадлежали к числу его важнейших клиентов, но были близки к этому и достаточно молоды, чтобы рассчитывать на годы хорошего бизнеса.
- В сущности это почти не отличается от того, через что нам пришлось пройти, чтобы навестить Саломею, - сказал он. - Просто во всех госпиталях соблюдают осторожность.
Фредерикс снова нахмурился - вероятно, услышав полное имя дочери. Заметив это, его жена Энрика улыбнулась и покачала головой, словно увидев своенравного ребенка, только что вывалившего еду из тарелки на скатерть.
- Что ж, - произнесла она, и на этом, похоже, ее вдохновение кончилось. - Кстати, где же они, в конце концов?
- Они позвонили и предупредили, что опоздают на несколько минут, - быстро ответил Рэмси, гадая, почему ведет себя так, словно является посредником встречи на высшем уровне. - Я уверен, что…
Дверь комнаты распахнулась, вошли двое - тоже в больничных халатах.
- Извините за опоздание, - сказала женщина. Рэмси решил, что она красивая, но сразу подумал, что из-за темных кругов вокруг глаз и нерешительного поведения выглядит так, словно прошла через ад. У ее худощавого бородатого мужа явно не было той хорошей генетической форы, которая имелась у жены, и он выглядел просто до предела вымотанным и жалким.
- Я Вивьен Феннис, - продолжила женщина, отбросив упавшую на лицо прядь и протянув руку миссис Фредерикс, - А это мой муж Конрад Гардинер. Мы вам очень признательны за то, что вы приехали.
Когда все, включая Рэмси, пожали друг другу руки и Гардинеры (Вивьен настояла, чтобы их так называли для краткости) уселись, Джалил Фредерикс остался стоять.
- Я и сейчас не понимаю, зачем мы здесь. - Он сделал нетерпеливый жест в сторону жены, прежде чем та смогла что-либо сказать, - Я знаю, что ваш сын и наша дочь дружили и что с ним… с Орландо… случилось нечто похожее. Но вот чего я не понимаю, так это для чего мы здесь. Что здесь такого, о чем нельзя было договориться по Сети?
- Об этом мы еще поговорим, - Конрад Гардинер заговорил немного резко, словно ощущал необходимость обозначить свое место в иерархии. Рэмси заметил, что Фредериксы оказывали на людей подобный эффект. - Но не здесь. Это отчасти ответ на вопрос, почему мы захотели встретиться с вами лично. Мы поговорим где-нибудь в другом месте.
- Мы поедем в ресторан. Мы ничего не хотим рассказывать здесь, - добавила Вивьен.
- Да о чем вы? - Фредерикс снова нахмурился. - Я вообще перестал что-либо понимать.
Рэмси, все это время молчавший, полагая, что молчание идет на пользу делу, оказался заинтригован, но и встревожен. Во время нескольких разговоров с ним Гардинеры показались ему весьма здравомыслящими, очень серьезно желающими поговорить с Фредериксами лично, но и скрытными. Он поверил им, доверившись своему инстинкту. Однако если они окажутся борцами против секретных заговоров, уфологами или активистами Общественной Гармонии, он очень быстро начнет сожалеть о том, что уговорил своих клиентов прилететь сюда из Вирджинии.
- Я понимаю, что мы кажемся вам сумасшедшими, - рассмеялась Вивьен, - И не виним вас за это. Но прошу вас, подождите, пока у нас не появится возможность поговорить. Если вы и потом останетесь при таком же мнении, мы возместим вам расходы на поездку сюда.
- Дело не в деньгах… - ощетинился Фредерикс.
- Джалил, дорогой, - вмешалась его жена. - Не сердись.
- Но сперва, - продолжила Вивьен, словно ничего не заметив, - мы хотели бы, чтобы вы увидели Орландо.
- Но… - Ее слова застали Энрику Фредерикс врасплох, - Разве он не… в коме?
- Если бы это была кома… - Конрад горько усмехнулся, - Мы были… - Он внезапно смолк и уставился на что-то в углу, где на стуле были свалены пальто. Его взгляд задержался там слишком долго. Остальные тоже повернулись в эту же сторону. Рэмси ничего не разглядел. Гардинер потер лоб ладонью. - Извините. Мне показалось… - Он медленно выдохнул. - Это долгая история. Мне показалось, что увидел насекомое. Весьма необычное насекомое. Только ни о чем не спрашивайте… времени уйдет слишком много, а я предпочел бы объяснить все потом. Будет проще, если вы пока и дальше продолжите считать нас сумасшедшими.
Слова Конрада позабавили Рэмси. Его клиенты украдкой переглянулись, потом Фредерикс взглянул на Рэмси. Тот слегка покачал головой - мол, все в порядке, не волнуйтесь. У Рэмси имелся кое-какой опыт общения с чокнутыми, и настоящими психами обычно оказывались не те, кто сам называл свои поступки безумными.
- Вы не обязаны идти с нами к Орландо, - сказала Вивьен, вставая. - Но нам этого хотелось бы. Мы пробудем там всего минуту - я проведу с ним весь вечер, но уже потом, после нашей беседы.
Когда они вышли в коридор больницы, женщины пошли впереди, мужчины следом, а Рэмси пристроился в хвосте, что позволило ему на время позабыть о своем достоинстве и слегка развлечься, прокатившись, как на коньках, по гладкому полу в бумажных больничных бахилах.
Он слишком редко бывает на людях, и это очевидно. Рэмси прекрасно понимал, что если не станет хотя бы чуть меньше работать, то кончится это или тем, что он как минимум шокирует клиента, расхохотавшись во время серьезной встречи (что едва не произошло дважды на прошлой неделе), или, в худшем варианте, умрет прямо за рабочим столом, как это случилось с его отцом. Еще десять лет - теперь даже меньше, - и ему пойдет шестой десяток. А люди в таком возрасте до сих пор умирают от сердечных приступов, несмотря на множество современных лекарств, клеточные восстановители и кардиотерапию.
Но ведь речь идет о работе, верно? Всегда кажется, что ее можно просто отложить, или отказаться от лишней, или просто проигнорировать, если дело окажется дохлым. Но когда берешься за нее всерьез, все становится иначе. Это уже не просто работа, а запутанный клубок дела о наследстве Деклейна, превратившегося в отвратительную мыльную оперу и парализовавшего жизнь трех поколений наследников. Или это старик Перлмуттер, пытающийся вернуть себе компанию, которую он основал, а затем потерял из-за махинаций акционеров. Или Джентиан Цуджимото - вдова, пытающаяся получить компенсацию за умершего мужа, которого неправильно лечили. Или, как в деле Фредериксов, это попытка отыскать некий юридический смысл в поразительно загадочной болезни их дочери - хотя бы потому, что любой смысл лучше, чем никакой.
Поэтому когда он говорит себе, что от лишней работы следует избавляться, то кому из клиентов сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108