Возможно, действительно бывали случаи, когда она не только требовала, чтобы ему отрубили голову, по его голову и получала, однако несравненно чаще голову все же отрубали ей, чтобы бросить ее вместе с ним в могилу, как его коня и его собак. И социализм с его равноправием полов в каком-то смысле, я бы сказала, застал мужчину неподготовленным. Но будем справедливы, дорогая, женщину тоже в каком-то смысле он застал неподготовленной (одинаковые права с мужчиной многие женщины понимают только как одинаковое право пить водку). Большинство женщин — вьющиеся розы: полноценно расти и цвести они могут, держась за опору или вокруг нее обвиваясь, и бессчётные недоразумения и ссоры начинаются тогда, когда она начинает считать мужчину вертикальным предметом, вокруг которого можно питься, тогда как мужчина — правится это нам или не правится — тоже человек, притом с сильно выраженными особенностями. II хотя — как теперь доказано — «понять мужчину нам не да «о», тот очевидный факт, что сущность сильного пола отнюдь не таится в темпом углу под висячим замком, затянутом паутиной, но и ежечасно проявляется публично, делает эту таинственную субстанцию все же доступной для кое-каких заключений нашего слабого бабьего ума.
Итак, во-первых.
Если женщина — фундамент дома, то мужчина — крыша дома: она высится над фундаментом и с нее видно дальше, но она больше подвержена и губительному действию метеорологических условий, ее быстрее портят осадки и чаще сносит бурей! Без крыши здание гниет, без фундамента —- рушится.
Во-вторых.
В мужчине «запрограммирована» функция улучшения вида, так что по глубинной своей сути он полшамен. Признает он это или не признает, сознает он это или не сознает, ему свойственна склонность к групповому браку, к переменам и открытиям, к борьбе и риску. Огонь с Олимпа несомненно похитил он, однако огонь этот очень скоро вновь бы погас, если бы в него изо дня в день терпеливо не подбрасывала сухой хворост женщина, между тем как мужчина в очередной раз вновь пропадал неизвестно где, чтобы еще что-то открыть, еще что-то стянуть и еще кому-то оторвать голову.
В-третьих.
Быть мужчиной это не прежде всего и не главным образом способность показать себя с лучшей стороны в постели, но прежде всего и главным образом — принадлежность к определенному типу мышления и мировосприятия. Для мужчины белое это белое и черное это черное независимо от того, хорошее у него настроение или плохое, выспался он или не проспал хмеля, получил па-граду или получил взбучку, свеж ли он как огурчик или помят как затоптанной половик и т. д., тогда как для нас, милая, — если быть откровенной, — в зависимости от вышеупомянутых настроений, обстоятельств и положений черное и белое дают все цвета и оттенки и порой, хм, переходят в свою противоположность. Если у муж-чипы глаз — орган чувств для видения, то у час нередко глаз — орган чувств для окрашивания.
В-четвертых.
При близких отношениях мужчины и женщины она всегда немножко мать, а он всегда чуть-чуть ребенок, поэтому так опасно оставлять его без присмотра —он тут же начинает играть со спичками.
В-пятых.
Мужчина очень доверчив. Он скорее решится прыгнуть с парашютом, чем даст себе вырвать зуб. Он храбр в больших катаклизмах, но мелкие неприятности приводят его в растерянность. Он превосходит женщину в искусствах —- и даже в поварском искусстве, — если только у него есть соответствующий талант, однако если у него есть соответствующий талант, он превосходит женщину и в любопытстве, в болтовне и сплетнях. Мужчина очень самоуверен и очень наивен в одно и то же время — он воображает, что оказывает женщине большую честь, признавая своего ребенка своим, и оттого чувствует себя хозяином. В действительности хозяйка скорее женщина: она оказывает мужчине честь своим желанием произвести на свет его ребенка (и, в конце концов, ей одной известно, его ли это дитя!). Мужчина может подло обмануть женщину, однако еще злее может женщина обмануть его, ведь обычно она скоро открывает, что обманута, так как обладает тонкой интуицией, в то время как он иной раз доживет до седых волос простецки удивляясь, что это голова его так отяжелела, будто на нее надели корону, так до конца дней своих и не смекнув, что на голове его не корона, а самые обыкновенные рога.
В-шестых.
В тандеме мужчина — женщина он неизменно хочет быть лидером, который, вцепившись в руль, задает их совместному движению курс, весьма охотно предоставляя женщине докучливое дело — жать на педали. Добытый им на охоте мамонт тысячелетиями означал праздник, тогда как нарытые ею корни значили всего только будни, позволявшие влачить жалкое существование. Когда главным была мускульная сила и быстрота ног, он был впереди, ибо у него мускульная сила и быстрота ног больше, чем у нее. Когда на передний план выдвинулся талант и интеллект, он снова был впереди: в то время как он писал фрески и придумывал двигатели, она стирала ему белье и чистила кастрюли. Так бы оно продолжалось, видимо, еще долго, если бы прогресс цивилизации и особенно революции не открыли и перед ней возможность писан, фрески и придумывать двигатели, однако слишком многие женщины с восторгом вообразили, что теперь им дано прав* не стирать белье, не рожать детей и не чисти. Он же продолжал пребывать в твердой уверсшюпе, что ее долг по-прежнему стирать ему белье, чистить кастрюли даже и в том случае, если пишет фрески и придумывает двигатель она, а сам он не в состоянии придумать даже мухобойку. Мужчине важно чувствовать над женщиной свое превосходство, поэтому многим из них не нравятся умные женщины. Если мужчине досталась незаурядная жена, он постоянно испытывает терзания между гордостью за то, что сумел покорить эту особенную женщину (ведь логично предположить, что значит в нем тоже есть что-то особенное!) и полной неспособностью пойти ради нее хоть на малейшую жертву, больше того — в бытовой практике вся ее незаурядность—круглый нуль в сравнении с глобальной задачей обслуживать его персону.
В этом пункте, милая Ирена, эпицентр всех нынешних разногласий и взаимных претензий: другой пол мы стремимся приспособить к своим удобствам, в практическую эпоху мы также идеал хотим практический, удобный в эксплуатации и не слишком высокий (чтоб за него было сподручно засунуть ложку). Оба пола, как два враждебных лагеря, наставили друг на друга копья, стараясь противную сторону взять в плен и заковать в цепи. Однако мужчина не раб. А женщина не родильная машина — хотя в ней и сидит мать. Зато в мужчине сидит генерал — даже в том случае, если он всего лишь старшина. Поскольку мы женщины и нам ничего проще как желаемое принять за действительное, мы очень легко можем и своего старшину вообразить генералом. Одно плохо: как только мы вообразим старшину генералом, он тут же начинает считать нас солдатом своей армии, хотя и единственным...
Любили бы мы споил мужей хоть капельку больше, если бы они делали «о, что мы от них требуем мыли бы посуду, драили полы, стирали пеленки и г. д.? Поюсь, что нет. Ну что я припутываю Вас - мы, наших! Ну я прячусь за Вами — мы, нас! Я имею право говорить только от своего, от своего лица, по представляя ни пола, ни социального слоя, ни профессии, никого и ничего не представляя, а единственно и только себя. Я не имею права судить от имени других, ведь, может быть, другим женщинам надо нечто другое. Быть может, для других мои требования слишком бесстыдные? Быть может, для других мои жертвы — слишком жестокие?
Ведь я хочу, чтобы мой мужчина был моим рыцарем, но прежде всего и больше всего я желаю, чтобы он был рыцарем моего народа.
Ведь я хочу, чтобы мой мужчина отвечал за нашу семью, но прежде всего и больше всего я желаю, чтобы он был в ответе за наше общество.
Ведь я хочу, чтобы он заботился о будущем рода, но прежде всего и больше всего я желаю, чтобы его заботило будущее родины.
Ведь я хочу, чтобы он помогал мне не поднимать, а предотвращать панику в нашем доме, но прежде всего и больше всего я желаю, чтобы он помогал мне не поднимать, а предотвращать панику на нашей планете.
Своему мужчине я готова жертвовать всем, ведь, будучи женщиной, я запрограммирована на жертвы. Я готова отдать все, что только можно отдать. Как Агнесса Своему Бранду, я готова отдать даже больше, чем можно отдать. Я готова пожертвовать всем, решительно всем ради его идеи — и не готова пожертвовать ничем ради его удобств.
Сердечные поздравления с Новым годом, который я, так же, как Вы, встречаю не в стоячем, а в лежачем положении.
31 декабря 1978 года
Р. 3. 1. В Вавилоне, по преданию, смешались языки... Вполне возможно. Хотя лично я думаю, что это лишь красивая аллегория и там, наверное, стряслось бедствие куда более грозное: закономерность смешалась со случайностью, общепринятое с исключением, традиция с мутацией. И по сей день еще мы ходим несколько смущенные, не зная, в сущности, к какому полу отнести, скажем, руки Рихтера или ноги Плисецкой, ведь руки Рихтера не просто мужские руки и ноги Плисецкой не просто женские ноги — ибо чудо искусства не имеет пола.
Р. 3. 2. Часто ли мы говорим: «Наши милые, дорогие, наши руганные, ни к чему не способные и ни на что не годные, но никем по сей день не замененные и незаменимые мужчины...»? М-да, боюсь только, как - бы они сразу же не навострили уши: «Чью-нибудь опять понадобилось? Что-то опять надо сделать? Куда-нибудь опять сходить? Сколько же опять надо отвалить Не дадут спокойно почитать газету!»
Р. 3. 3. В своем письме я так самоуверенно оба разложила по полочкам и рассовала но ящикам: женщина — мужчина, признаки такие-то и такие-то. Однако большинство особей как указывают (Вам приходилось читать?) психологи, находится где-то посредине между основными типами обоего пола (с главными для основного типа свойствами), иными словами — между мужественным мужчиной и женственной женщиной существуют бесчисленные разновидности мужиковатой женщины и бабистого мужчины с весьма различным поведением в одинаковых ситуациях, например — если мужественный мужчина моментально сообразит, что трансформатор барахлит никак не по вине жены и проклятия следует посылать куда-то на головы электриков, то женственный мужчина выльет свой гнев на голову ближайшего индивида, и чаще всего это будет голова жены; если она принадлежит к типу женственной женщины, то украдкой смахнет слезу и примирится с тем, что глажку придется отложить на завтра, тогда как мужественная женщина выставит супруга за дверь в метель с приказом в два счета подать сюда электричество, чтобы она могла посмотреть хоккей.
Р. 3. 4. Ах, в отношениях мужчины и женщины так трудно решить, что правильно и что нет, что вежливо и что нет, что допустимо и что нет! Ну, скажем, строго говоря, мужчина должен подняться, когда я стою, однако часто, когда я вхожу, и он сидит — и собирается встать, я говорю: «Сиди, сиди, сиди!», ведь так чудесно стоять под сводом окна, за которым мерцал звезды, когда он сидит в кресле где-то у твоих ног и смотрит на тебя снизу вверх. Если бы он поднялся, волшебство бы рассеялось... Принадлежи Вы к сильному полу в этом месте Вы бы воскликнули: «Вот тебе на! Сами не даст развиться в мужчине галантности, а потом плачете, что он не джентльмен!» Но быть джентльменом вовсе но означает подать женщине пальто или застегнул. бюстгальтер, а прежде всего и главным образом — хоть время от времени брать на себя жизненные тяготы.
Эти четыре постскриптума, как видите, но очень друг с другом вяжутся: я дописывала их сегодня всякий раз.
1 января 1979 года
ИЗ ДНЕВНИКА
2 января 1979 года
На такси подъехал Гунтар и привез записку от Ирены. Несколько строк всего, да и те кривые-косые, видимо, писались в неудобной позе, скорей всего лежа. Он живо поинтересовался, что Ирена мне пишет (значит самовольно не разнюхивал!). Я сказала, что из терапевтического отделения ее перевели в гинекологию, это он уже знал. Л еще что? Еще? Что любовь не игра в «Кто первый?», повторила я ее слова, и еще от себя произнесла небольшую тираду, что порой и Монте-Карло — игорный ад, где можно поставить на карту весь капитал и тем не менее проиграть, и тогда остается одно из двух — либо пустить себе пулю в лоб, либо жить дальше. Неожиданно он засмеялся. Может, он поймал меня на плутовстве, но, может быть, он просто-напросто бравый парень, ведь не у каждого, кто идет ко дну, хватит сил смеяться...
12 января 1979 года
Приехал Гунтар ветровым стеклом для «Запорожца» и сейчас чинит свою Джеральдину. Раза два зашел и ко мне — справиться, не надо ли чего. Увидав, что я села рукопись и уже что-то царапаю, он спросил, трудно ли писать. Я ответила утвердительно. Он полюбопытствовал: «Потому что нельзя писать все что хочешь?» Я на это спросила: «А разве в работе шофера главная трудность — автоинспектор?» Подтекста он не уловил и ответил положительно: «А точно». Читать ему лекции об особенностях творчества я не горела желанием, к тому же, пожалуй, нелегко было бы втолковать ему то, чего он не понял сам за годы жизни с Иреной... Но разве, тысячу раз сидя рядом с шофером, я научилась водить машину?
Так как погода теплая, даже моросит дождик, я надела пальто и вышла во двор посмотреть, как идут его дела. Он протянул VIне ладонь — видите? — на которой была, как мне сперва показалось, сплющенная от удара пуля! И ему это же пришло в голову. «Почти, как пуля, правда?» — заметил он. Приглядевшись, однако, я увидала, что это просто кусочок свинца, а может, и олова, который тогда колесом <<КамАЗа» внезапно бросило в стекло «Запорожца», ранив Гунтару лоб. Он и сойчас еще ходит с пластырем.
17 января 1979 года
Вхожу — с кровати Ирены ко мне обращен чужой взгляд! Набург? Она в гинекологии. Боже мой, куда меня занесло! Я же знала, что ее перевели, так как началось кровотечение. Мне называют номер палаты. Вхожу — но и здесь Ирены нет... и вдруг меня окликает ее голос. Серое лицо, серые губы... Кажется, что лица вообще нет, над краем одеяла торчит один нос. Нет даже глаз — две тусклые стекляшки под черными дугами бровей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23