— Не бойся, Амина! — произнес Филипп, отодвигая засов.— Их осталось двое. Надо спасать твоего отца!
С ружьем в руках юноша выскочил на улицу и увидел, что доктор Путс лежит на земле и оба бандита навалились на него. Один из них занес уже нож, чтобы вонзить его в живот доктора, но пуля Филиппа размозжила ему череп. Оставшийся в живых бандит вскочил на ноги и набросился на юношу. Завязалась схватка, которую, однако, быстро прекратила Амина, выстрелив в злодея из пистолета.
Мы должны сообщить читателю, что по дороге домой минхер Путс услышал выстрелы, прозвучавшие около его дома. Он вспомнил о дочери и своих деньгах, но следует отдать ему должное — он все же больше любил дочь, чем деньги,— и это придало ему силы. Он совсем забыл, что он всего-навсего слабый безоружный старик. Единственная мысль — добраться поскорее до дома — подгоняла его, и он, почти обезумев от страха, с громкими криками побежал к дому, где попал в лапы бандитов, которые наверняка убили бы его, если бы Филипп вовремя не выстрелил.
Когда последний бандит упал, Филипп подбежал к доктору, подмял его на руки, как маленького ребенка, и отнес в дом. От страха и пережитого волнения старик находился в состоянии, граничившем с помешательством. Однако он вскоре пришел в себя и запинаясь пробормотал:
— Моя дочь?.. Где мое дитя?
— Я здесь, отец! Я вне опасности! — отвечала Амина, подходя к нему.
— О, мое дитя в безопасности! — пролепетал минхер Путс. Он открыл глаза и уставился на дочь.— Да, да! Это так!.. А мои деньги?.. Где мои деньги?—завопил он, вскакивая с кресла.
— В полной сохранности, отец!
— В полной, говоришь? Ты это точно знаешь? Дай-ка я взгляну сам!
— Твой ящик на месте, отец, никто не трогал его! Ты же сам пилишь!—отвечала Амина.— А мы должны быть благодарны за наше спасение тому, с кем ты так плохо обошелся.
— Кто? С кем? Кого ты имеешь в виду? Ах, так!' Теперь вижу! Филипп Вандердекен! Он должен мне три с половиной золотых гульдена и флакончик. Это он спас тебя и мои деньги, дорогое дитя?
— Ну конечно же он! И сделал это, рискуя своей жизнью! — подтвердила дочь.
— Очень хорошо! Я прощу ему долг! Да, весь долг! Но фла-КОНЧИК... он не нужен ему, и он должен вернуть его. Дай-ка мне глоток воды!
Прошло время, прежде чем старик окончательно пришел в себя. Филипп Предоставил его заботам Амины, взял пару пистолетов и вышел на улицу, чтобы взглянуть на мертвых бандитов. Луна стояла высоко в небе и разливала яркий свет по округе, когда редели пробегавшие по небу облака. Двое грабителей, лежащих у порога, были мертвы, а двое других, нападавших на доктора, едва живы: один находился при последнем издыхании, второй истекал кровью. К нему-то и обратился Филипп, но тот либо не захотел, либо уже не мог отвечать. Филипп собрал их оружие и отнес в дом. Доктор чувствовал себя значительно лучше.
— Большое спасибо тебе, Филипп Вандердекен! — проговорил
минхер Путс.— Большое спасибо! Ты спас мое дорогое дитя и мои
деньги, которых, конечно, не слишком много, даже совсем немно
го, поскольку я бедный человек. Да порадует тебя долгая и оза
ренная счастьем жизнь!
Филипп задумался. Когда опасность миновала, его мысли снова вернулись к таинственному письму и клятве, которую он дал. Тень раздумья легла на его лицо.
— Долгую и счастливую жизнь? Нет, нет! — пробормотал он,
невольно покачав головой.
Амина взглянула на него.
— Я тоже должна поблагодарить тебя. Я обязана тебе очень многим. Право, я тебе очень благодарна!
— Да, да! Она благодарна, очень благодарна!—вклинился старик.— Но мы бедны, очень бедны. Я только что говорил о деньгах, их у меня совсем немного, и я бы не перенес их потерю. Но вы можете не возвращать мне три с половиной золотых гульдена! Я буду рад лишиться их, минхер Филипп!
— Зачем же вам лишаться их, минхер Путс? Я дал слово заплатить вам и сдержу его. Теперь у меня куча денег—тысячи гульденов, и я не знаю, что с ними делать!
— Вы?.. У вас?.. Тысячи гульденов? Вы... — воскликнул скряга.— Чепуха какая-то! Вы несете чепуху!
— Я повторяю, Амина,— продолжал Филипп, обращаясь к девушке.— У меня тысячи гульденов! Ты же знаешь, что я не солгу тебе!
— Я поверила тебе сразу, как только ты сказал об этом отцу,— отвечала Амина.
— Тогда, может быть, минхер Вандердекен хочет, потому как я бедный человек, чтобы мне...
Амина прикрыла отцу рот рукой, чтобы тот не брякнул лишнего, и промолвила:
— Пора спать, отец! А ты, Филипп, должен покинуть нас.
— Мне не хочется уходить! — возразил юноша.— Я совсем не хочу спать, можешь мне поверить. Вы можете спокойно укладываться, так как действительно пора. Итак, спокойной ночи, минхер Путс. Я сейчас пойду, только вот возьму лампу. Спокойной ночи, Амина!
— Спокойной ночи! И тысяча благодарностей! — произнесла девушка, подавая юноше руку.
— Тысячи гульденов! —пробормотал себе под нос старик, когда Филипп, прихватив с собой лампу, вышел из комнаты.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Филипп Вандердекен присел на пороге дома. Отбросив со лба волосы, он остудил его, подставив ночному ветру. Нервное на-пряжение последних дней вконец измотало его и чуть было не свело с ума. Ему хотелось покоя, но он понимал, что время покоя еще не пришло. Заглядывая в будущее, он видел только ряд смертельных превратностей судьбы и опасностей, но думал о них без колебаний и страха. Ему казалось, что его жизнь началась три дня назад. Он стал более сентиментальным, но предчувствия беды у него не было. Его мысли снова и снова возвращались к злосчастному письму, сверхъестественное исчезновение которого прямо говорило о его потустороннем происхождении и подтверждало, что тайна, содержащаяся там, имеет отношение только к нему. Реликвия подтверждала это еще больше.
«Это мой долг! — размышлял Филипп. Он скова вспомнил прекрасную Амину, ее отвагу и присутствие духа и взглянул на светившую в небе луну.— Неужели судьба этой милой девушки переплетется с моей? События последних дней явно ведут к этому. Но это известно лишь Богу, а воля Всевышнего должна быть исполнена. Я поклялся, что посвящу свою жизнь спасению отца. Но разве моя клятва может помешать мне любить Амину? Нет! Моряк, совершающий плавания в Индию, много месяцев проводит на берегу, прежде чем снова отправится в море. Мне предстоит избороздить далекий океан, но ведь я часто буду возвращаться на родину! Нужно ли мне лишаться такого утешения? И верно ли я поступаю, стремясь заслужить благосклонность Амины? А если я добьюсь ее, будет ли она любить меня искренно и самоотверженно? Могу ли я обречь ее на такую нелегкую жизнь со мной? Но разве жизнь моряка не подвержена опасностям? Ведь он рискует всем, сопротивляясь грозным волнам на жалкой деревяшке толщиной в дюйм, отделяющей его от бездны? Но если я избран для выполнения святой миссии, то что может погубить меня до того, как эта миссия, по милости Божьей, исполнится? Но каков этот конец? Моя смерть? Надо успокоиться и еще раз обо всем хорошенько подумать!»
Филипп еще долго размышлял обо всем, что его ожидает. Забрезжил рассвет, а когда утренняя заря окрасила небосвод, он задремал. От легкого прикосновения к плечу он вздрогнул и, схватившись за торчащий за поясом пистолет, резко обернулся. Возле него стояла Амина.
- Итак, этот выстрел предназначался мне? — улыбаясь повторила она те самые слова, которые говорил ей Филипп накануне вечером.
— Тебе, Амина? — переспросил юноша.— Нет, оружие у меня, чтобы снопа защитить тебя, если потребуется.
— Ты, конечно, так И поступил бы, я в этом уверена. Было очень любезно с твоей стороны, несмотря на усталость, охранять нас целую ночь. По теперь уже белый день.
— Пока не занялась заря, я берег твой покой, Амина.
— Поэтому проходи сейчас в дом и приляг отдохнуть. Отец уже встал, и ты можешь занять его кровать.
— Благодарю тебя, Амина, но не требуй, чтобы я шел отдыхать. Здесь еще полно дел. Нужно сходить к бургомистру и сообщить о случившемся. Мертвые тела не следует трогать, пока не придут представители власти. Пойдет ли к бургомистру твой отец или это сделать мне?
— Будет уместней, если обо всем сообщит отец, как владелец дома, а ты оставайся здесь. Но если ты не хочешь спать, то освежиться и подкрепиться тебе все же необходимо. Я пойду позову отца, он, наверное, уже позавтракал.
Амина скрылась в доме, но вскоре вышла вместе с отцом. Тот был уже одет. Он любезно поздоровался с юношей, брезгливо проскользнул вдоль стены, чтобы не переступать через трупы, и быстрыми шажками направился к бургомистру в близлежащий городок.
Амина привела Филиппа в комнату отца, где на столе уже стоял кофе — редкость по тем временам. Юноша очень удивился, увидев этот дорогой напиток в доме такого жадного человека, как Путс. Но доктор в былые времена так пристрастился к кофе, что уже не мог себе в нем отказать.
У Филиппа более суток не было ни крошки во рту, и он с удовольствием принялся за приготовленный для него завтрак. Амина молча, не мешая ему, сидела напротив. Наконец Филипп промолвил:
— Ночью, когда я караулил вход в дом, я размышлял о многом. Можно мне высказаться откровенно?
— Почему же нет? — отвечала девушка.— Я убеждена, что ты не скажешь ничего такого, что не должны слышать девичьи уши.
— Ты вселяешь в меня уверенность, Амина. Мои думы касались тебя и твоего отца. Вам не следует больше оставаться в этом доме, стоящем так уединенно.
— Да, дом стоит в уединении, что небезопасно для моего отца и, возможно, для меня. Но ты знаешь моего отца. Ему нравится эта уединенность. Он платит за дом очень немного, а тебе известно, как он печется о деньгах.
— Тот, кто заботится о своих деньгах, хранит их в надежном месте, а здесь их сохранность не обеспечена,— возразил Филипп.— Послушай меня, Амина. У меня есть дом, рядом живут соседи, и при необходимости можно рассчитывать на их помощь. Я думаю уехать отсюда, возможно, навсегда, поскольку хочу уйти в море на первом же корабле, который отправится под парусами в Индийский океан.
— В Индийский океан? — удивилась девушка.— Почему туда? Разве ты не говорил вчера, что у тебя есть тысячи гульденов?
—• Конечно же, говорил. Да, их у меня тысячи. Но я обязан уехать, Амина. Не спрашивай меня ни о чем, лучше выслушай мое предложение. Твой отец должен переехать в мой дом. Он будет присматривать за ним во время моего отсутствия. Если он согласится, то окажет мне услугу. Ты должна уговорить его. Там вы будете в безопасности. Твой отец будет хранить и мои деньги, поскольку мне теперь они не нужны. С собой я возьму лишь немного.
— Моему отцу нельзя доверять чужие деньги,— возразила Амина.
— К чему твой отец занимается накопительством? Покинув этот мир, он ведь все равно ничего не сможет взять с собой. Все останется тебе. Разве тогда мои деньги не будут сохранены?
— Хорошо. Можешь оставить деньги на хранение мне. Так будет надежнее. Но почему необходимо, чтобы ты отправился в море, у тебя такое большое состояние?
--Не спрашивай меня, Амина,—повторил юноша.— Сыновний долг обязывает меня. Больше я ничего не могу сказать тебе, по крайней мере сейчас.
Коль ты говоришь так, я не буду больше расспрашивать, я уважаю твои чувства,— отвечала девушка.— Меня подвигает на расспросы не простое девичье любопытство. Нет, совсем иное, возвышенное чувство заставляет задавать эти вопросы.
-- Что же это за возвышенное чувство, Амина?
-- Едва ли точно я могу выразить его,— смущенно отвечала девушка. -- Может быть, это целая сумятица чувств: благодарность, доверие, почтение, благосклонность. Разве этого не достаточно?
-- О, конечно, Амина, если они возникли за короткое время нашего знакомства. Точно такие же чувства, пожалуй, испытываю и я. Но если ты благосклонна ко мне, то еще больше обяжешь меня уговорив отца оставить это одинокое жилище и перебраться в мой дом.
А когда ты намереваешься уехать? — спросила Амина. Не отвечая на ее вопрос, юноша продолжал:
-- Если твой отец не захочет, чтобы до отъезда я оставался в доме как пансионер, то я подыщу себе другое пристанище, а согласится -- я не причиню вам беспокойства. Конечно, если ты не будешь возражать, чтобы я оставался в доме еще несколько дней.
-- А что я могу возразить на это? — отвечала Амина.— Жить здесь дольше небезопасно, а ты предлагаешь убежище, и с нашей стороны было бы несправедливо и неблагодарно выгонять тебя из собственного дома.
Хорошо, Амина. Уговори отца переехать в мой дом. Я не прошу никакой платы, примите это как доказательство моего дружеского расположения к вам. Уехав, я не буду спокоен без уверенности, что вам ничего не угрожает. Ты обещаешь мне, что уговоришь отца?
— Я обещаю употребить все свои способности и уверена, что смогу. Я умею влиять на oтца. Вот тебе моя рука. Теперь ты допилен?
Филипп взял протянутую Маленькую руку. Захлестнутый неж-ными чувствами, он поднес ее руку к губам и взглянул на девушку: не сердится ли она? Ее темные глаза смотрели на него так же пристально, как и тогда, когда он впервые вошел в их дом. Они будто просвечивали его насквозь, но руку она не отняла.
— Поистине, Амина, мл можешь доверять мне,— произнес Филипп, снова целуя руку девушки.
— Я надеюсь... Мне кажется... Нет, я убеждена, что могу,— отвечала она неуверенно.
Некоторое время оба молчали, им многое нужно было обдумать. Наконец Амина произнесла:
— Я, кажется, слышала от отца, что твоя мать была очень бедной и страдала расстройством рассудка? И, как говорят, в вашем доме есть комната, которая уже долгое время заперта?
— До вчерашнего дня,— вставил Филипп.
— Не там ли ты нашел деньги? Может быть, твоя мать и не знала о них?
— Она знала и сказала мне об этом на смертном одре.
— Наверное, были очень важные причины открыть эту комнату?
— Так оно и есть.
— Что же это были за причины? — спросила Амина тихим, проникновенным голосом.
— Я не могу назвать их. Одно могу сказать: мою мать одолевал страх перед одним событием.
— Перед каким событием? — продолжала расспрашивать Амина.
— Она говорила, что ей явился мой отец.
— И ты поверил в это, Филипп?
— Я нисколько не сомневаюсь в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41