— Вы должны понимать, минхер, что, вынося такое суровое наказание, которому подвергся невиновный Ван дер Хаген, адмирал бессовестно злоупотребил данной ему властью. Мне противна даже малейшая возможность мятежа, но если сами командующие дают к нему повод, то дело представляется совсем в ином свете. Передайте адмиралу, что в связи с убийством им моего лейтенанта я больше не рассматриваю его как непосредственного начальника и что о своих действиях я доложу в Компанию. Я не пойду к нему, поскольку не хочу испытывать на себе его мстительность и не желаю позорной смерти. Моя обязанность перед командой как можно дольше сохранить свою жизнь, чтобы по мере сил защищать доверенных мне людей в таком бедственном положении. Я прошу вас также, минхер, передать адмиралу, что нам сейчас не время ссориться друг с другом, а нужно всеми силами стараться оказать друг другу помощь. Мы сидим на мели у пустынного берега, у нас мало продовольствия, и пока не видно перспективы выбраться отсюда. Быть может, пророчество коммодора коснется многих из нас, и сам адмирал познает его ужас. Я буду ждать ответа. Если он откажется от враждебных действий, я окажу ему любую помощь, если нет, то мои люди, как вы видите, будут защищать меня от нападения. Вам все понятно, минхер? Бог с вами!
Офицер направился к трапу, но в шлюпке не застал никого, кроме вахтенного матроса у бакштова. Все остальные матросы, прибывшие с ним, поднялись на «Дорт». Они узнали все подробности случившегося, согласились, что появлялся действительно корабль-призрак, и не захотели возвращаться на адмиральское судно.
Когда офицер вернулся с ответом Филиппа, адмирал впал в неописуемую ярость. Он приказал притащить на корму пушку и дать двойной залп по «Дорту». Крантц стал возражать, и тотчас же был арестован. Но поскольку матросы тоже не хотели стрелять в людей на «Дорте», боясь получить такой же залп, то адмирал был вынужден отказаться от своей мести. К этому времени солнце уже зашло, а на адмиральском судне так ничего и не было предпринято для спасения корабля. Филипп же не терял времени. Были брошены якоря, откачана вода. Когда была начата разгрузка, слева по борту подошла шлюпка, на которой прибыл Крантц.
— Капитан Вандердекен! — произнес он.— Я поступаю в ваше подчинение, если вы согласны, а если нет, то возьмите меня под свою защиту. Утром меня все равно бы повесили, если бы я не сбежал. Люди, которые прибыли вместе со мной, тоже хотят защищать вас, если вы не возражаете.
И хотя Филиппу не хотелось, чтобы дело зашло так далеко, но в силу обстоятельств он не мог отказать Крантцу и его людям. К тому же Крантц нравился ему, и он сделал бы для него и больше, чтобы только спасти от угрожавшей опасности.
Ночью немного штормило, но поскольку ветер дул к берегу, то большой волны не было, и команда «Дорта» могла продолжать работы по облегчению корабля. Утром он был уже на плаву. Осмотр показал: днище корабля не пострадало. Счастье для команды «Дорта», что она так усердно работала,— после восхода солнца ветер усилился. Когда же судно, наконец, стало слушаться руля, то он дул уже вдоль пролива, подняв большую волну.
Адмиральский корабль все еще лежал на мели, и казалось, что там не предпринимается никаких мер для освобождения. Филипп не знал, на что решиться. Оставить команду «Льва» в беде он не мог, отправляться к адмиралу тоже не хотел и решил, что возьмет его к себе на борт лишь в качестве пассажира. Затем Филипп отдал приказ стать на якорь на самом глубоком месте и загрузиться свежей водой из прибрежного ручья. После того как вода была доставлена на борт, Филипп направил одну из шлюпок к берегу, намереваясь забрать коммодора, но того нигде найти не смогли.
На второй день, после того как «Дорт» снялся с мели, с него заметили сновавшие между «Львом» и берегом шлюпки, которые переправляли на берег продовольствие. На третий день на берегу появились палатки. Ночью задул сильный ветер, поднялась большая волна, а когда рассвело, то «Лев» был не только без мачт, но и лежал на боку, превратившись в развалины.
Филипп посоветовался с Крантцем, что следовало бы предпринять в такой ситуации. Оставлять команду «Льва» на берегу им было нельзя, поскольку люди погибли бы при наступлении зимы, и они решили начать переговоры с противной стороной, оставаясь стоять на якоре.
Было уже совершенно ясно, что порядка на «Льве» не существует. С «Дорта» все прекрасно видели, как ликовала и пировала на берегу его команда. Такая расточительность при ограниченности запасов продовольствия сильно беспокоила Филиппа. У него едва хватало провизии для своих матросов, и он предполагал, что, когда продукты у моряков на берегу кончатся, они потребуют, чтобы их взяли на борт «Дорта».
Так прошла неделя, и однажды утром к ним подошла шлюпка. Филипп узнал офицера, который привозил приказ адмирала об аресте. Офицер, поднявшись на палубу, обнажил перед Вандер-декеном голову.
— Таким образом вы признаете меня своим командиром? — спросил Филипп.
— Совершенно верно, минхер,— прозвучал ответ.— Раньше вы были вторым командиром, теперь стали первым, поскольку адмирал мертв!
— Мертв? Как?! — воскликнул Филипп.
— Он был найден в бухте под скалой в объятиях коммодора Авенсхорна,— доложил офицер.— Мы предполагаем, что адмирал, поднявшись во время ежедневной прогулки на скалу, чтобы посмотреть, не появилось ли какое-нибудь судно, повстречался там с коммодором, и между ними завязалась схватка, которая закончилась тем, что оба сорвались вниз. Борьбы никто не видел, но она, видимо, была упорной, потому что оба трупа сильно изуродованы.
При тщательном обследовании «Льва» выяснилось, что спасти его практически невозможно. Команда перестала повиноваться. Все вино было выпито. Погибли не только находившиеся на борту больные, но еще и многие, отравившись алкоголем или замерзнув снежными, морозными ночами.
— Так сбылось пророчество коммодора Авенсхорна,— печально проговорил Филипп.— Многие, в том числе и сам адмирал, погибли. Мир их праху! Нам же надо как можно быстрее покинуть это гиблое место.
По приказу Вандердекена оставшихся в живых матросов со «Льва» стали переправлять на «Дорт», и к вечеру все они оказались уже на его борту. Адмирала и коммодора похоронили там, где они были найдены. На следующее утро «Дорт» поднял якоря и при косом ветре двинулся вперед по Магелланову проливу.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Казалось, что со смертью командиров все несчастья миновали.
Через несколько дней «Дорт» преодолел Магелланов пролив и шел под ясным небом по спокойной воде Тихого океана. Люди выздоровели, к ним вернулась прежняя бодрость, а поскольку команда была укомплектована полностью, то и служба была не в тягость.
Примерно недели через две корабль приблизился к испанскому берегу, где были лишь местные жители. Ни одного испанского судна в бухте они не встретили. Филипп предполагал, что их корабль, как только испанцы обнаружат его, сразу же подвергнется нападению, и поэтому терпеливо обучал матросов обращаться с пушками. Теперь его команда была укомплектована неплохими моряками, и люди были не прочь заполучить призовые деньги, повстречайся им какой-нибудь испанский корабль, на который Филипп, как они полагали, непременно напал бы.
Слабый ветер, а временами полный штиль явились причиной того, что они около месяца были вынуждены крейсировать возле побережья. Затем Филипп решил направиться к острову Санкт-Мариен, который принадлежал Испании, где он надеялся силой или лестью добыть свежий провиант. По его расчетам, «Дорт» находился от острова на расстоянии около тридцати миль. Но взяв на него курс только лишь перед самым наступлением темноты, они на ночь легли в дрейф.
Крантц стоял на баке и всматривался в горизонт, когда послышалось хлопанье парусов. Было довольно темно, и ему показалось, что он видит то возникающий, то исчезающий свет. Вскоре он рассмотрел корабль, который находился от них не далее двух кабельтовых. Он поспешил вниз, чтобы доложить об этом Вандер-декену и прихватить подзорную трубу. Филипп поднялся на палубу и увидел трехмачтовое судно, глубоко сидевшее в воде. Посоветовавшись с Крантцем, Филипп решил напасть на корабль, спустив шлюпки с кормы и незаметно подкравшись к противнику. Группа вооруженных матросов взяла судно на абордаж, быстро захватила его и перекрыла люки прежде, чем вахта успела поднять тревогу. Крантцу, который на ночь остался на захваченном судне, была направлена подмога, а когда наступил рассвет, он открыл люки и переправил на «Дорт» всех пленных. Их оказалось шестьдесят человек, что было слишком много для казавшегося небольшим судна.
Двух пленников, которые были одеты приличнее других и вели себя солиднее, допросили. Они показали, что судно загружено мукой, и оно направляется с острова Санкт-Мариен в Лиму. Команда вместе с капитаном составляет двадцать пять человек, остальные — пассажиры, которые использовали оказию, чтобы добраться до Лимы. Сами же пленники — пассажиры и надеются, что груз и корабль будут незамедлительно освобождены, поскольку голландцы и испанцы между собой не воюют.
— В Европе, конечно, нет,— отвечал Филипп,— однако в этих водах многочисленные нападения со стороны ваших военных судов заставляют меня отвечать тем же, и поэтому ваше судно и груз я беру в качестве трофея. Но поскольку я не желаю причинять людям зла, то высажу пассажиров и команду на острове Санкт-Мариен, где намеревался пополнить запасы свежими продуктами. Теперь же я надеюсь получить их как выкуп за вас. Это позволит мне избежать применения силы.
Пленники были возмущены таким решением, но изменить его не могли. Тогда они начали переговоры о выкупе груза, предлагая за него значительную сумму, которая казалась даже завышенной. Филипп не соглашался возвратить груз, чем испанцы были сильно огорчены, однако они настойчиво продолжали переговоры о выкупе судна, на что Филипп после короткого совещания с Крантцем в конце концов согласился. Оба корабля шли теперь под парусами к острову, до которого оставалось около десяти миль. Увидев, какими прекрасными мореходными качествами обладает захваченный корабль, Филипп пожалел, что дал согласие на его выкуп.
Около полудня «Дорт» бросил якоря на внешнем рейде острова вне досягаемости для выстрелов, и нескольким пассажирам дали разрешение отправиться на берег, чтобы провести переговоры о выкупе остальных. Тем временем трофейное судно пришвартовали к «Дорту», и груз был переправлен. Под вечер подошли три больших бота с мясом, овощами и выкупными деньгами. Пленников освободили и отправили на берег. Лишь лоцмана, по совету Крантца, не отпустили со всеми, пообещав, однако, освободить его, как только «Дорт» покинет испанские воды. По собственному желанию на судне остался и негр-раб. Это вызвало неудовольствие уже упомянутых пассажиров, которые потребовали возвратить им негра, поскольку это их личная собственность.
— Ваше требование противоречит моему,— возразил Вандердекен.— Я ведь говорил, что освобожу людей, а не их собственность. Ваш раб останется на моем корабле.
Видя, что переговоры не приносят успеха, испанцы с высокомерным видом покинули судно.
«Дорт» остался на ночь на якоре. На следующее утро было обнаружено, что захваченное судно ночью подняло паруса и скрылось в море.
Когда якорь был поднят, Филипп и Крантц собрались на совет, чтобы решить, что делать дальше. Вслед за ними в каюту вошел негр. Он прикрыл за собой дверь, изучающе осмотрелся и сказал, что хотел бы кое-что сообщить. Его сообщение оказалось очень важным, но запоздало. Скрывшийся корабль, по его словам, являлся правительственным почтовым судном и был самым быстроходным парусником. Оба мнимых пассажира — испанские морские офицеры, а остальные — члены команды. Судно перевозило слитки серебра и одновременно было послано для обнаружения голландской флотилии, сообщение о которой поступило к ним некоторое время назад. По обнаружении флотилии они должны были немедленно сообщить об этом в Лиму, чтобы навстречу голландцам отправилась испанская военная эскадра. В нескольких упаковках, в которых якобы была мука, на самом деле находится по две тысячи дублонов, а в остальных — слитки серебра. Сомнений в том, что судно спешит теперь в Лиму, не было. Стало понятным, почему испанцы не хотели оставлять негра. Они, конечно, понимали, что он может выдать их тайну. Что жасается лоцмана, то это был человек, верный испанцам, и негр советовал не доверять ему.
Филипп раскаивался, что согласился на выкуп судна. Скорей всего ему придется теперь повстречаться с каким-нибудь посланным вслед кораблем, прежде чем они сумеют покинуть испанские воды. Избежать встречи с испанцами было невозможно. Он посоветовался с Крантцем, и оба пришли к выводу, что нужно обо всем рассказать команде, верно при этом полагая, что сообщение о денежной премии воодушевит людей на борьбу и пробудит в них желание получить еще больше.
Команда с восторгом выслушала капитана и высказала готовность сражаться даже с превосходящим числом противником. Филипп приказал притащить упаковки на заднюю палубу, вскрыть их и извлечь золото и серебро. По приблизительным подсчетам, стоимость трофея составляла более полумиллиона. Все обнаруженные монеты тут же были разделены между членами команды. Слитки же снова убрали, чтобы потом продать их.
Еще шесть недель «Дорт» курсировал возле берега, но так и не встретил ни одного испанского корабля. Оказалось, курьерское судно доставило сообщение, но все большие и малые суда остались стоять на якорях под прикрытием береговой батареи. Филипп обследовал почти все побережье и уже принял решение взять курс на Батавию, когда было замечено судно, направлявшееся в Лиму. За ним сразу же пустились в погоню, но вскоре выяснилось, что глубина резко уменьшается. Спросили лоцмана, можно ли идти дальше, на что получили ответ с заверением, что глубина снова увеличатся. К борту был послан матрос с лагом, но едва он опустил лаг за борт, как трос оборвался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41