По его виду можно заключить обратное.
— Ядовитые змеи часто прячутся среди цветов,— отвечал капитан.— И подобно им, смерть разгуливает по этому красивому и уютному местечку. Вы чувствуете себя уже лучше, минхер Ван-дердекен?
— Да, намного лучше,— отвечал Филипп.
— При вашем ослабленном здоровье я бы посоветовал вам сойти на берег.
— Я с благодарностью воспользуюсь вашим разрешением. Как долго мы пробудем здесь?
— Несколько недель. Нам нужно не мешкая вернуться назад. Груз уже готов, и мы начнем принимать его на борт, как только выгрузим наш.
Филипп последовал совету капитана. Он без труда нашел приют в доме одного радушного купца, жившего недалеко от города, где климат был несколько здоровее. Филипп пробыл у него почти два месяца, поправив здоровье, и лишь за несколько дней до отплытия вернулся на корабль.
Обратный переход проходил спокойно, и через четыре месяца они оказались возле острова Святой Елены. В это время года дули восточные пассаты, и корабль отнесло от африканского побережья в сторону американского берега. Обойдя Мыс, «Батавия» и на этот раз не повстречалась с кораблем-призраком. Филипп Ван-дердекен был бодр, и в душе у него царил покой.
Когда судно, застигнутое мертвым штилем, застыло напротив скалистого острова, то увидели шлюпку, которая три часа спустя подошла к борту. Люди в шлюпке были обессилены, поскольку провели в ней двое суток, сидя все время на веслах.
Это был экипаж маленького голландского судна, ходившего в Ост-Индию и затонувшего два дня назад. Судно наткнулось на риф, днище было пробито, и море так быстро поглотило суденышко, что команде едва удалось спастись. Среди спасшихся были; капитан, двое рулевых, двадцать матросов и старый португальский священник.
Спасшиеся рассказали, что вместе с кораблем погиб человек, занимавший довольно высокое положение. Он долгие годы был президентом голландской фактории на Японских островах и с накопленным богатством возвращался в Голландию. По их словам, этот человек, уже спустившись в шлюпку, снова поднялся на борт, чтобы забрать забытый ящичек с драгоценными камнями. И вдруг нос корабля резко опустился, и судно кануло в пучину. Им с трудом удалось избежать того, чтобы их не затянуло в водоворот. Некоторое время они ждали, не появится ли несчастный на поверхности, но их ожидания были напрасны.
— Я знал, что что-то должно будет случиться,— рассказывал капитан затонувшего судна, оказавшись в каюте вместе с капитаном «Батавии» и Филиппом.— За три дня до этого мы видели сатанинский или чертов корабль, как его называют.
— Как? «Летучего Голландца»? — спросил Филипп.
— Да. Мне кажется, так называют тот корабль-призрак,— отвечал капитан.— Я часто слышал о нем, но раньше судьба не сводила меня с ним, и я надеюсь, что такая встреча больше никогда не повторится. Я полностью разорен и должен начинать все сначала.
— Я тоже слышал об этом корабле,— заметил капитан «Батавии».— Расскажите, как он появился перед вами?
— Итак, если сказать по правде, то я ничего, кроме его буга, не видел,— отвечал потерпевший.— Все так необычно. Мы шли светлой ночью при ясном небе под топ-галант-парусами, ночью я не имею привычки ставить полные, хотя корабль шел бы тогда хорошим ходом. Я уже спал, когда около двух часов ночи меня вызвал на палубу боцман. Я спросил, что случилось, но он ничего толком объяснить не мог, кроме того, что матросы, мол, сильно напуганы и говорят, что видят корабль-призрак. Я поднялся на палубу. Горизонт был ясным, и лишь в одном месте, на расстоянии около двух кабельтовых от нас, как бы висело туманное облако, похожее на ядро. Мы шли со скоростью примерно пять с половиной узлов, но от него оторваться не могли.
— Посмотрите туда, капитан,— указал направление рулевой.
— Что там за чертовщина? — спросил я и протер глаза.— С наветренной стороны нет никакой облачности и в то же время при ясной погоде туман? Да еще при таком ветре и такой воде! Представляете? Сгусток тумана увеличивался в размерах.
— Вы слышите, минхер? — обратился ко мне боцман.— В тумане опять слышен разговор!
— Разговор?— переспросил я и прислушался. И действительно, я услышал голоса, которые доносились из тумана. Вдруг совсем отчетливо прозвучало: «Наблюдай внимательней! Эй, там, впереди! Слышишь?» «Да, да! — послышалось в ответ.— По правому борту корабль, сэр!» Последовала команда: «Хорошо. Ударь в колокол!» И я услышал звон колокола.
— Там, должно быть, находится корабль,— предположил я, обращаясь к рулевому, на что тот ответил:
— Но только не с этого света!
«Эй! Приготовить впереди пушку!»—услышали мы снова. «Да, да, сэр!»—отвечали из тумана. И новая команда: «Приготовиться! Пли!»
Казалось, что туманное облако даже несколько приблизилось к нам. Прогремел выстрел, и затем...
— И что затем? — спросил капитан «Батавии», затаив дыхание.
— Затем,— торжественно продолжал капитан,— затем туман исчез, как по мановению волшебной палочки, со всем, что находилось внутри его! Горизонт был чист, и ничего больше не было видно.
— Возможно ли такое?
— Это могут подтвердить все матросы,— отвечал капитан,— и старый католический священник. Он был рядом со мной, на баке. Команда говорила, что это явление предвещает несчастье. И действительно, утром мы обнаружили в трюме воду. Мы бросились к помпам, но вода быстро прибывала, и, как вы уже знаете, судно затонуло. Рулевой утверждает, что корабль-призрак известен давно и его называют «Летучим Голландцем».
Филипп ничего не сказал, но все услышанное совсем его не огорчило.
«Если призрачный корабль моего бедного отца является другим морякам и потом случается беда, значит, не мое пребывание на борту ее причина,— размышлял Филипп.— Выходит, я не подвергаю опасности жизнь тех, с кем иду под парусами, могу быть спокоен и с чистой совестью продолжать свои поиски».
На следующий день Филипп воспользовался обстоятельствами, благоприятно сложившимися для знакомства с католическим священником, который владел голландским и другими языками так же хорошо, как и родным португальским. Это был почтенный старец, лет шестидесяти, с длинной седой бородой, мягкий и приятный в обращении. Вечером Филипп заступил на вахту, священник оказался рядом. В разговоре Филипп признался, что тоже исповедует католическую веру.
— Вот как, сын мой,— удивился священник.— Это необычно для голландца.
— Но на борту об этом никому не известно,— пояснил Филипп.— Не потому, что я стыжусь своей веры, а потому, что не хочу разговоров на эту тему.
— Умно придумано, сын мой,— согласился снятой отец.— Ах, если бы протестантское учение не приносило тех плодов, что я встречал на Востоке, то оно мало бы чем отличалось от идолопоклонства.
— Ответьте мне на один вопрос, патер,— попросил Филипп.— Расскажите об удивительном корабле, на которой экипаж якобы из мертвецов. Вы видели его?
— Я видел то, что видели другие,— отвечал священник.— Насколько я могу судить, все это и вправду было необычным. Я и раньше слышал о призрачном корабле, и мне говорили, что его появление приносит несчастье. И мы убедились в этом. На корабле, правда, находился человек, бремени грехов которого уже хватало, чтобы потопить корабль. Его нет больше в живых. Вместе с ним погребены теперь в бездне и все его богатства, которыми он надеялся воспользоваться через несколько недель на родине. Возможно, что гибель того человека — это справедливое наказание, посылаемое в этом мире Всевышним тем, кто его прогневал. Не будь история того голландца столь длинной, в подтверждение своих слов я бы тут же рассказал ее, но, так угодно Богу, об этом завтра, а на сегодня — спокойной ночи! Мир тебе, сын мой!
Погода оставалась безветренной, «Батавия» дрейфовала, дожидаясь ветра, чтобы стать на якорь на рейде острова. Заступая на очередную вахту. Филипп встретил в проходе священника, который поджидал его. Они прошли на заднюю палубу, где им никто не мешал, и, устроившись на ящике с курами, продолжили беседу. В конце разговора священник сказал Филиппу:
— Мне осталось жить не так долго, но Богу известно, что я покину этот мир без страха.
— Я тоже покинул бы его без страха,— сказал Филипп.
— Ты, сын мой? Нет! Ты молод и должен жить надеждой. Кроме того, в этой жизни есть обязанности, возложенные на тебя Богом, которые ты должен исполнить.
— Я знаю, что на меня возложена обязанность,— отвечал Филипп.— Патер, ночь слишком холодна для вас. Идите спать и оставьте меня наедине с моими мыслями.
Священник благословил его и спустился вниз.
«Прекрасная ночь,— подумал Филипп, радуясь тому, что остался один.— Не следует ли мне рассказать ему обо всем? У меня такое чувство, будто мне следует... Но нет! Священнику Сайзену я ничего не рассказывал, так почему же я должен откровенничать с патером Матео. Я стал бы тогда зависеть от него, и он одолел бы меня расспросами. Нет, нет! Моя тайна принадлежит только мне, и советчиков мне не надо!»
Филипп снял с груди реликвию и с благоговением прижал ее к губам.
«Батавия» провела на рейде острова Святой Елены несколько дней и снова вышла в море. Через шесть недель судно бросило якорь в Северном море, и Филипп с разрешения капитана отправился домой, пригласив с собой старого священника. Он очень подружился с ним и обещал ему свое покровительство, пока патер останется в Голландии.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Я далек от мысли надоедать тебе, сын мой,— молвил патер Матео, едва поспевая за Филиппом, которого от родного дома отделяло теперь около четверти мили,— но все же хотел бы обратить твое внимание на то, что этот мир — бренен и что прошло уже немало времени с тех пор, как ты покинул эти места. Поэтому я просил бы тебя не торопиться и не предаваться радостным предвкушениям, которые охватили тебя, как только ты ступил на сушу.
— Возможно, вы и правы, но нет ничего мучительнее неизвестности!— отвечал Филипп и ускорил шаги так, что священник отстал от него. Филипп перешел мостик и оказался у двери. Было около семи часов утра, путники переправились через Шельду на рассвете. Окна нижнего этажа были закрыты.
«Хм... Их должны были уже открыть»,— подумал Филипп, берясь за ручку двери. Дверь оказалась незапертой. Филипп вошел в прихожую. На кухне горел свет. Он толкнул дверь и увидел служанку, которая, привалившись к спинке стула, крепко спала. Он собрался разбудить ее, но тут из покоев второго этажа раздался голос:
— Мария! Доктор пришел?
В два прыжка Филипп взлетел на второй этаж, проскользнул мимо служанки, которая только что спрашивала о докторе, и открыл дверь в комнату Амины. Плававший в плошке с маслом фитилек бросал вокруг матовый свет. Пологи над кроватью были опущены, и рядом стоял на коленях... священник Сайзен! Филипп отпрянул. Сердце его замерло. Говорить он не мог. Хватая ртом воздух, он прислонился к стене. Наконец он перевел дыхание. От шумного вздоха священник вздрогнул и обернулся. Он узнал вошедшего, поднялся и молча пожал ему руку.
— Она умерла?—еле выдавил из себя Филипп.
— Нет, она жива, сын мой, но надежды на благополучный исход мало. Близится кризис, и в течение часа решится, вернется ли она в твои объятия или последует за сотнями тех, кого свела в могилу эпидемия.
Патер Сайзен подвел Филиппа к кровати и отдернул пологи. Амина лежала без сознания, дыхание ее было тяжелым, глаза закрыты. Филипп схватил горячую руку жены, прижал к губам и залился слезами. Когда он немного успокоился, патер Сайзен усадил его.
— Печально увидеть такую картину при возвращении домой, сын мой,— произнес он,— а при твоей жизнерадостности она для тебя вдвойне тяжела. Да свершится воля Божья! Знай, есть еще надежда, так сказал мне врач, который скоро опять придет. Она больна тифом, от которого за последние месяцы вымерли целые семьи. Было бы лучше, если бы ты не приехал. Болезнь заразна. Чтобы уберечься от нее, многие подались в ближние деревни. К сожалению, помочь нам может только врач, хотя врач и больной
представляют одинаковую добычу для смерти.
Дверь неслышно отворилась, и в комнату вошел высокого роста мужчина в коричневом пальто. Его рот и нос были прикрыты марлевой повязкой, пропитанной винной эссенцией. Он поклонился Филиппу и священнику и подошел к кровати. С минуту он проверял у больной пульс, потом потрогал лоб и плотнее укрыл ее одеялом. Затем он подал Филиппу такую же, как у него, повязку, знаками объяснил, что тот должен с ней делать, кивнул священнику и вместе с ним вышел из комнаты.
Через некоторое время священник вернулся.
— Врач дал мне кое-какие указания,— пояснил священник.— Он надеется, что твою жену можно спасти. Нужно внимательно проследить, когда она опять будет потеть, а если она очнется, то ей следует дать полный покой.
— Кто же может потревожить ее? — спросил Филипп.
— Я не думаю, что твое возвращение или твой взгляд могли бы ее обеспокоить, сын мой,— отвечал Сайзен.— Радость, даже если она очень сильна, редко убивает. Но здесь иные обстоятельства.
— Что это за обстоятельства, святой отец?
— Филипп! Сегодня уже тринадцатый день, как Амина лежит с высокой температурой. За это время я редко оставлял ее одну. Временами в бреду она говорила о таких вещах, которые, даже если ее слова и были бессвязны, наполняли мою душу страхом. Долгое время эти мысли тяготили ее, и поэтому выздоровление затянулось.
Филипп Вандердекен! Ты помнишь, как я однажды пытался выведать твою тайну, из-за которой твоя мать сошла в могилу, а твоя жена может стать теперь добычей смерти? Ведь ясно, что Амине известна твоя тайна.
— Она известна ей,— мрачно подтвердил Филипп.
— Она выдала ее, находясь в беспамятстве, Я хочу надеяться, что она сказала больше, чем хотела бы, но пока не будем говорить об этом. Посиди возле нее, сын мой. Через полчаса я вернусь. За это время, как сказал доктор, должно стать ясно, возвратится ли она к жизни или покинет этот мир.
Филипп шепотом сообщил священнику, что его сопровождает патер Матео, и попросил Сайзена дать указание служанке позаботиться о госте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41