Множество лодок отчалило от берега, а оставшиеся воины столпились на берегу: ошеломленные, дрожащие и задыхающиеся.
— Вы никогда не завоюете этого форта, минхер Вандердекен, кхе, кхе, кхе! — визжал Шрифтен.
Филипп схватил маленького лоцмана и замахнулся на него ружьем, но тут же раздумал и отпустил его.
«Меня раздражает, что он говорит неприятную мне правду! — подумал Филипп.— А разве за это я могу лишать его жизни?»
Кто-то из военных предводителей с Тернате сохранил хладнокровие, но многие потеряли голову, как и простые воины. На коротком совещании было решено подождать рассвета и лишь тогда определить, что делать дальше.
На рассвете нападавшие заметили на стенах форта португальцев, которые готовили к бою тяжелые пушки. Посчитав уничтожение фактории и разрушение некоторых построек достаточным, чтобы заслужить похвалу вождя, воинство с Тернате сняло осаду. Потеряв семьсот человек убитыми, флот через два часа взял курс на Тернате. Филипп и Крантц были вместе в одной из пирог.
Флот не успел далеко отойти от острова, как ветер стих. К вечеру погода стала портиться. В полночь налетел шторм, многие утлые суденышки перевернуло, и те воины, которые не умели плавать, утонули. Почти весь флот отнесло к северо-восточной части острова Тидоре. Перед рассветом пирога, в которой находились Филипп и Крантц, оказалась в бухте у северной оконечности острова и вскоре совсем развалилась. Команде удалось вплавь добраться до берега. Погода снова стала устанавливаться. Когда совсем рассвело, Филипп и Крантц увидели, что основная масса пирог уже скрылась за мысом.
Островитяне, спасшиеся вместе с Филиппом и Крантцем, предложили захватить у местных жителей какой-нибудь челн и догнать флот. Но Филипп и Крантц решили использовать благоприятную возможность и остаться на острове, намереваясь узнать что-нибудь о судьбе Амины. Им несложно было солгать, что их либо совсем не было среди нападавших, либо их принудили к участию в нападении на форт, и никто из португальцев не смог бы их опровергнуть. Оба сделали вид, будто они согласились со своими спутниками, но, когда те немного ушли вперед, спрятались. Туземцы же захватили пирогу и одни ушли в море. Днем на Филиппа и Крантца наткнулись местные жители и потащили их в форт. К вечеру они были уже там, и их отвели к коменданту, тому самому маленькому человечку, который так страстно влюбился в Амину. Увидев пленников в мусульманской одежде, комендант хотел было уже приказать повесить их, но Филипп успел сообщить ему, что они голландцы, потерпевшие кораблекрушение, что жители Терноте силой заставили их принять участие в войне против поселенцев на Тидоре, что они все время желали убежать от них, когда же представилась такая возможность, они не отправились с воинами назад на Тернате, а остались на острове. Казалось, маленький комендант поверил ему. Ткнув с силой своей длинной шпагой в землю и придав лицу свирепое выражение, он приказал посадить пленников в тюрьму.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Условия содержания заключенных в тюрьмах описывались уже не раз, и можно с полным основанием утверждать, что пребывание наших друзей в подвале, куда их поместили, не доставляло им удовольствия. Тюремная камера — четыре голых стены, за дверью небольшой коридор — располагалась под фортом, имела небольшое окошко с железной решеткой, через которое еле проникал воздух и лишь с трудом можно было увидеть море. В камере было невообразимо душно.
Филипп, ничего так страстно не желавший, как узнать что-либо об Амине, заговорил по-португальски с солдатом, выполнявшим роль тюремщика.
— Приятель,— начал он,— извини...
— Извините меня,— прервал его солдат и вышел, заперев за собой дверь.
Филипп уныло прислонился к стене. Подвижному Крантцу не сиделось на месте, но от стены до стены он мог сделать только три шага — такой маленькой была их камера.
— Знаете что, Вандердекен? — спросил Крантц тихим голосом.— Это счастье, что наши дублоны с нами. Если нас не обыщут, то, подкупив тюремщика, мы сумеем выбраться из этого гнездышка.
— Мне здесь все же лучше, чем в обществе этого отвратительного Шрифтена. Один его вид уже портит мне настроение.
— — Комендант,— продолжал делиться мыслями Крантц,— мне не очень-то понравился, но, возможно, завтра наше представление о нем изменится.
Их беседа была прервана солдатом, который принес кружку воды и большую миску вареного риса. Это был уже другой солдат, и Филипп попытался разговориться с ним.
— Последние два дня у вас было много хлопот.
— Совершенно верно, сеньор.
— Жители с Тернате заставили нас пойти с ними, но мы сбежали от них.
— Я слышал, когда вы рассказывали об этом, сеньор.
— Они потеряли около тысячи человек,— вмешался в разговор Крантц.
— Святой Франциск! Это радует!
— Мне кажется, после такого поражения они долго будут приходить в себя, прежде чем решатся снова напасть на вас,— добавил Крантц.
— А у вас большие потери? — спросил Филипп, убедившись, как болтлив солдат.
— Не более десятка. В фактории же, когда она взлетела на воздух, находилось около сотни местных жителей с женами и детьми. Но это не в счет!
— Как я слышал, здесь находилась одна молодая европейка...— произнес, наконец, Филипп, сильно волнуясь.— Та, с потерпевшего бедствие корабля? Не было ли ее среди тех, кто взлетел на воздух?
— Европейка? Гм. Да, да! Святой Франциск! Я вспоминаю, она...
— Педро! — прозвучал голос сверху.
Солдат смолк, приложил палец к губам, вышел и запер дверь.
— О, Боже небесный! Дай мне терпения! Это чудовищное испытание! — воскликнул Вандердекен.
— Может быть, солдат придет сюда утром? — предположил Крантц.
— Утром! Как же бесконечно долго тянется время!
— Я понимаю вас, но что делать? Приходится ждать, даже если эти часы кажутся столетиями. Однако тихо, я слышу шаги!
Дверь отворилась, вошел солдат, который препровождал их сюда.
— Следуйте за мной! — приказал он.— Комендант желает переговорить с вами!
Пленники с радостью последовали этому неожиданному приказу. По каменной лестнице они поднялись наверх и вскоре оказались в небольшом помещении перед тем самым маленьким комендантом, с которым читатель уже знаком. Он лежал, развалившись, на большой софе, длинная шпага лежала рядом с ним. Две молоденькие девушки-аборигенки — одна у ног, другая у изголовья — помахивали опахалами.
— Где вы взяли эти одеяния? — был первый вопрос коменданта.
— Когда море выбросило нас на остров, туземцы пленили нас и увезли с собой. Нашу одежду они забрали, а нам дали эту.
— И уговорили принять участие в нападении на наш форт?
— Они принудили нас к этому,— возразил Крантц.— Войны между Голландией и Португалией нет, и мы отказывались участвовать в нападении, но они, несмотря на наши возражения, посадили нас в лодки, якобы затем, чтобы убедить свой народ, что им помогают европейцы.
— Чем вы можете подтвердить свои показания?
— Во-первых, нашим честным словом. Во-вторых, мы добровольно остались на этом острове, хотя и имели возможность покинуть его.
— Вы моряки Голландской Ост-Индской Компании? Вы кто, офицеры или простые, матросы?
Крантц, считавший, что будет лучше, если они скроют свое истинное положение на корабле, скосив глаза на Филиппа, стал отвечать:
— Мы —младшие офицеры. Я был третьим рулевым, а мой товарищ — лоцманом.
— А где ваш капитан?
— Я не могу сказать этого. Я не знаю, жив он или нет.
— Не было ли у вас на борту женщины?
— Была. Жена капитана.
— Что стало с ней?
— Она, наверное, погибла, когда плот оторвался.
— Ха! — воскликнул комендант и замолчал.
Филипп взглянул на Крантца, как бы спрашивая, к чему все эти уловки, но тот подал знак, что пока говорить будет он.
— Так, значит, вы не знаете, жив ли ваш капитан или нет? — переспросил комендант.
— Мы не знаем этого.
— А теперь поразмыслите-ка. Я бы предоставил вам свободу, если бы вы подписали документ, удостоверяющий смерть вашего капитана, и подтвердили бы свои подписи в случае необходимости.
Филипп посмотрел сначала на коменданта, затем на Крантца. Но Крантц решительно отвечал:
— Я не вижу, что нам может помешать сделать это? Разве что нас здорово накажут, если этот документ попадет в Голландию. Можно спросить вас, сеньор комендант, зачем вам такой документ?
— Нет! — вскричал маленький человечек с угрозой в голосе.— Я не буду раскрывать свои карты! Итак, выбирайте: либо тюрьма, либо свобода и отплытие с первым же кораблем, который появится здесь!
.— Гм. Я не сомневаюсь, что он мертв. Да, я почти уверен в этом,— медленно произнес Крантц, как бы размышляя.— Вы не позволите нам подумать над этим до утра, сеньор комендант?
Хорошо. Только до утра!
— Но не в тюрьме же, я надеюсь,— продолжал Крантц.— Вам требуются наши услуги, и, наверное, не следует с нами дурно обращаться.
— Дурно обращаться? А разве вы не сознались в том, что подняли оружие против самого христианнейшего из королей? Но я отпущу вас на ночь, а утром решится: останетесь ли вы в плену или окажетесь на свободе!
Филипп и Крантц поблагодарили маленького коменданта за столь любезное отношение к ним и направились на крепостные сооружения.
Стемнело. В небе взошла луна. Филипп и Крантц присели на бруствер, вдыхая ночную прохладу и наслаждаясь свободой. Неподалеку от них переговаривались солдаты, и поэтому они повели разговор шепотом.
— Что же заставляет его требовать от нас подтверждения смерти капитана? И почему ты отвечал так, Крантц?
— Филипп Вандердекен! Вы, может быть, не догадываетесь,— отвечал Крантц,— но я часто размышлял о судьбе вашей прекрасной супруги и переживал за нее, когда услыхал, что она попала сюда. Своей красотой она превосходит местных красавиц, а этого карлика разве не притягивает женская красота? Я скрыл наше положение, полагая, что комендант быстрее отпустит нас. Но когда он потребовал подписать этот сомнительный документ, я предположил, что он, может быть, хочет заиметь его, чтобы заставить Амину выйти за него замуж. Но где же может быть Амина? Вот весь вопрос! Если бы нам удалось разыскать солдата Педро! Может быть, он что-нибудь знает...
— Поверь, Крантц, моя жена здесь! — Филипп пришел в ярость, вспомнив о коменданте.
— Я тоже надеюсь на это,— отвечал Крантц.— Я уверен, что она жива!
Филипп и Крантц продолжали беседу, устремив взор на освещенное луной море. Вдруг из темноты появился человек и поприветствовал их. Крантц узнал в нем солдата Педро, о котором они только что вспоминали, и вздохнул с облегчением:
— Теперь тебе, слава Богу, не нужно запирать за нами дверь.
— Да. Это радует меня, хотя я и не понимаю, где тут собака зарыта,— отвечал солдат.— Впрочем, наш комендант всегда поступает так, как ему вздумается. Кто может помешать ему?
— Ты давно уже в этой стране? — спросил Крантц, переводя разговор на другую тему.
— Тринадцатый год, сеньор, и с удовольствием вернулся бы домой. У меня в Опорто остались жена и ребенок, то есть они были, ведь кто может сказать, живы ли они еще?
— Разве ты не надеешься вернуться домой и снова увидеть их?
— Возвратиться домой, сеньор? Отсюда еще ни один португальский солдат домой не вернулся. Нас направляют сюда на пять лет, а получается, что мы должны здесь сгнить.
— Да, это жестоко.
— Еще как, сеньор,— отвечал Педро шепотом.— Жестоко и бесчеловечно. Я не раз хотел покончить с собой, но, пока жив человек, он надеется...
— Мне жаль тебя, друг Педро,— сказал Крантц.— Послушай! У меня остались две золотые монеты, возьми одну. Может быть, это поможет тебе вернуться к жене и ребенку.
— А вот и один из моих дублонов,— добавил Филипп и передал Педро еще одну золотую монету.
— Пусть благословят вас все святые, сеньоры! —отвечал Педро.— Вы так добры ко мне! Я уж не говорю о том, как вы меня встретили. А жена и ребенок вряд ли увидят и меня и эти дублоны.
— Когда мы сидели в тюрьме,— начал Крантц после небольшой паузы,— вы говорили об одной молодой европейке...
— Верно, сеньор. Это было прелестнейшее создание, и наш комендант крепко втрескался в нее.
— А где же она теперь?
— Она отправилась в Гоа в сопровождении священника, которого знала раньше, патера Матео — доброго старого человека. Он еще исповедовал меня, когда был здесь.
— Патер Матео! — воскликнул Филипп, но толчок Крантца заставил его замолчать.
— Так, значит, комендант был влюблен в нее?
— Я говорю вам, он просто сходил с ума по этой женщине и, не окажись здесь патера Матео, едва ли отпустил бы ее, хотя, говорят, у нее есть муж!
— Они поплыли в Гоа? — переспросил Крантц.
— Да. На судне, которое заходило сюда. Эта женщина очень радовалась, когда уезжала, ведь комендант домогался ее все дни напролет. Она, видно было, сильно тосковала по своему мужу. Вы не знаете, жив ли ее муж?
— Мы о нем ничего не слышали,— с улыбкой отвечал Крантц.
— Если он жив, то пусть Господь Бог не допустит, чтобы он оказался здесь. Попади он в руки коменданта, ему непоздоровится! От нашего коменданта можно ожидать все, что угодно! Он хоть и мал ростом, но бравый солдат и, чтобы завладеть женщиной, готов на все. И брак для него тоже не такое уж большое препятствие, сеньоры!
После некоторой паузы Педро продолжал:
— Пожалуй, я не буду долго задерживаться с вами, сеньоры.
Если я вам понадоблюсь, кликните меня, и я сделаю для вас все, что в моих силах. Меня зовут Педро Лусильо. А теперь спокойной ночи и еще раз большое спасибо!
С этими словами Педро Лусильо удалился.
— Одного друга мы, во всяком случае, приобрели и многое выяснили,— подвел итог Крантц.
— Конечно же, Амина отправилась с патером Матео! Тогда она в надежных руках! — воскликнул Филипп.
— Совершенно верно. Но вспомните, ведь вы-то в руках своего врага,— заметил Крантц.— Нам следует как можно быстрее выбраться отсюда, и поэтому завтра утром нужно подписать тот злосчастный документ. Сам по себе он не имеет большого значения, поскольку мы, вероятнее всего, раньше окажемся в Гоа. Но если этого и не случится, то я уверен, что вашу Амину этот документ не заставит выйти замуж за такое ничтожество!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41