Филипп высказал пожелание, чтобы его отвели в поселение. Африканец довольно хорошо понял его и сообщил, что пока никаких судов в бухте нет. Филипп продолжал настаивать в надежде, что, находясь в поселении, он сможет быстрее оказаться на корабле или просто пожить среди европейцев до его прихода. Из объяснений туземца он понял, что переход до поселения займет примерно один день. Обменявшись несколькими фразами с вождем, абориген пригласил Филиппа последовать за ним, пообещав отвести его к поселенцам. Одна из туземок принесла миску молока, которое Филипп охотно отведал, но еще раз отказался от предложенной горсти жуков. Забросив за спину узелок, он последовал за своим проводником.
Под вечер они подошли к холмам, с которых открывался вид на бухту, на берегу которой было построено несколько домиков. К великой радости, Филипп обнаружил в заливе судно, становившееся на якорь. Он поспешил к берегу и встретил шлюпку, прибывшую за свежей провизией. Филипп обратился к офицеру, командовавшему шлюпкой, рассказал о себе и о гибели «Тер-Шил-линга» и попросил взять его с собой. Его доброжелательно выслушали и сообщили, что судно направляется в Голландию. Сердце юноши радостно забилось. Он все равно согласился бы плыть на этом корабле, даже если бы ему предстояло более далекое путешествие. Теперь у него появилась надежда снова увидеть свою любимую Амину до того, как он опять уйдет под парусами в море, чтобы выполнить свой долг. Ему казалось, будто впереди его ожидает блаженство. Но он знал и то, что, хотя невзгоды будут сменяться покоем, вся его жизнь, до самой смерти, явится бесконечной цепью страданий.
Капитан корабля радушно встретил Филиппа и даже выразил готовность бесплатно доставить его на родину.
Без происшествий, которые заслуживали бы нашего внимания, Филипп Вандердекен через три месяца оказался в Амстердаме.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Вряд ли стоит упоминать о том, что Филипп очень торопился домой, где оставалось все, что было дорого ему на земле. Он обещал себе, что проведет несколько счастливых месяцев дома, так как считал свой обет выполненным и полагал, что его клятва не будет нарушена, если он отложит отъезд до сентября, то есть до очередного выхода флотилии в море, а до этого было еще далеко, потому что начинался только апрель. Как ни угнетала Филиппа смерть капитана Клоотса и старшего рулевого Хиллебранта, как искренне он ни сожалел о гибели несчастной команды «Тер-Шил-линга», он все же утешался мыслями, что навсегда расстался с отвратительным Шрифтеном, который наверняка погиб вместе со всеми.
Уже поздним вечером Филипп нанял во Флиссенгене лодку, чтобы добраться до своего дома в Тернёзене. Было холодно для этого времени года. Дул резкий со снегом ветер, по небу плыли тучи, окаймленные широкими белыми полосами, светила полная луна, которую временами закрывала плотная облачная завеса, но когда ее светлый диск прорывался сквозь облака, она опять сияла ослепительным блеском.
Филипп ступил на берег и, придерживая плащ, бегом пустился к дому. Его сердце бешено колотилось. Окно в гостиной на первом этаже было раскрыто, и в нем была видна женская фигура. Пройдя через мостик, Филипп направился к окну.
Амина стояла у окна, увлеченная созерцанием небосвода, вызывавшего в ней особое благоговение, и была так занята своими мыслями, что не заметила появления мужа. Не доходя нескольких шагов до окна, Филипп остановился. И тут он пожалел, что оказался у окна, а не у двери, подумав, что его неожиданное появление может напугать жену, поскольку вспомнил ее просьбу: «...если смерть настигнет тебя и тебе будет позволено, посети меня, как твой несчастный отец посетил в свое время твою мать!»
Пока Филипп размышлял, Амина заметила его. Она едва могла различить фигуру мужа, поскольку в тот момент луна скрылась за плотным облаком, и решила, что видит призрак, ведь Филипп должен был возвратиться только в конце года. Вздрогнув, она откинула со лба волосы, и ее взгляд застыл на остановившемся под окном муже.
—• Это я, Амина! — пылко воскликнул Филипп.— Не бойся!
- А я и не боюсь,— отвечала она, прижимая руку к сердцу.— Теперь все уже позади. Дух моего любимого мужа, я благодарна тебе! Добро пожаловать, Филипп, поскольку я рада встрече с тобой, даже мертвым!
При этом Амина чуть отошла от окна, как бы приглашая его в комнату.
«Боже милостивый! Она принимает меня за мертвого!»—подумал Филипп.
Так и не решив, как разубедить жену, он воспользовался окном, чтобы попасть в дом, усилив тем самым убеждение Амины, присевшей на кушетку и смотревшей на него немигающим взглядом, что перед ней призрак.
— Так рано... и так скоро! — запинаясь, пролепетала она.— О, Боже, Боже! Твоя воля исполнилась! Но как тяжело вынести все это, Филипп! О, мой Филипп! Я чувствую, что скоро последую за тобой!
Услышав эти слова, Филипп страшно испугался, что, увидав его живым, Амина лишится чувств, и поэтому попытался заговорить с ней спокойно.
— Послушай меня, дорогая Амина! — начал он.— Хотя я и появился неожиданно и в неподходящий момент, но я жив! Обними меня и убедись, что твой Филипп не призрак!
Амина пронзительно вскрикнула.
— Во мне течет настоящая кровь! Это я — нежно любящий тебя твой супруг! — продолжал Филипп, обнимая и прижимая к себе жену.
Амина выскользнула из его объятий и залилась слезами, облегчая свою исстрадавшуюся душу. Филипп опустился на колени, не выпуская ее из объятий.
— Благословенный Боже, я благодарна тебе!—произнесла Амина наконец и, повернувшись к мужу, продолжала:— Я подумала, Филипп, что это твой дух явился ко мне. О, как я была рада видеть даже его!
Она, плача, склонила голову к нему на плечо.
— Ты можешь выслушать меня? — спросил Филипп после минутной паузы.
— Могу, могу! Говори, говори же, мой единственный,—отвечала Амина.
Филипп вкратце рассказал ей обо всем, что с ним произошло, и был вознагражден нежными ласками своей растроганной супруги за все перенесенные лишения.
— Как поживает твой отец, Амина? — поинтересовался тестем Филипп.
— С ним все в порядке,— отвечала Амина,— но о нем мы лучше поговорим завтра.
На следующее утро, проснувшись и вглядываясь в дорогие черты еще спящей жены, Филипп подумал: «Поистине, Бог милостив и милосерден. Я чувствую, что блаженство мое пока продолжается, но это счастье связано с исполнением моего долга, и я буду строго наказан, если забуду о священной клятве. Несмотря на опасности, я посвящу всю жизнь исполнению долга и доверюсь милости Всевышнего, который когда-нибудь вознаградит меня и в этом мире, и на том свете. Но разве я уже не вознагражден за все, что пережил?»
Поцелуем он разбудил жену. Ее темные глаза засветились навстречу ему любовью и радостью.
Прежде чем Филипп покинул спальню, он снова справился о минхере Путсе.
— Отец доставил мне немало хлопот,— отвечала Амина.— Я была вынуждена запирать гостиную, когда уходила оттуда, потому что несколько раз заставала его при попытках открыть шкафы. Его жадность к золоту ненасытна, он только и мечтает о богатстве! Он доставил мне много страданий, утверждая, что я тебя никогда больше не увижу. Однажды он потребовал, чтобы я отдала ему все твои деньги. В то же время он меня побаивается, но еще больше страшится твоего возвращения.
— А как его здоровье? — спросил Филипп.
— Он не болеет, хотя заметно сдал,— отвечала Амина.— Он напоминает тлеющий костер, который иногда вспыхивает, чтобы снова угаснуть. Временами он похож на ребенка, но потом опять становится серьезным и строит планы, будто все еще полон юношеских сил. О, каким жестоким проклятием должна быть жадность к земным благам! Я знаю, что это нехорошо, Филипп, но я, признаться, опасаюсь: вдруг этот старый человек, стоящий у края могилы, в которую он ничего с собой взять не сможет, пожертвует твоей, да и моей, жизнью, если это поможет ему добраться до твоего богатства! Я же готова отдать жизнь только за один-единственный твой поцелуй!
— Ну что ты, Амина! Неужели за время моего отсутствия твой отец дал повод для таких ужасных подозрений?
— Я не решаюсь высказать всего, что думаю,— продолжала Амина,— а тем более свои предположения. Между тем я тщательно слежу за отцом. Но не будем больше говорить о нем, ты скоро сам все увидишь. Не ожидай от него радушного приема, а если он и будет оказан, не верь, что это от чистого сердца! Я не хочу сообщать ему о твоем возвращении, так как мне хочется посмотреть, какое впечатление произведет на него твое появление.
Амина спустилась вниз, чтобы приготовить завтрак, а Филипп вышел на улицу. Когда он снова появился в гостиной, минхер Путс сидел с дочерью за столом.
— Нет Бога, кроме Аллаха! — воскликнул старик.— Так ли видят мои глаза? Это вы, минхер Вандердекен?
— Да, это я,— отвечал вошедший.— Я вернулся вчера вечером.
— И ты ничего не сказала мне, Амина! — огорчился старик.
— Я хотела преподнести тебе сюрприз, отец.
-- Сюрприз? Я удивлен! Я поражен! Когда вы снова уходите в море, минхер Филипп? Предположительно довольно скоро, может быть, даже уже завтра? — спросил доктор.
— Не ранее, чем через несколько месяцев, надеюсь,— отвечал Филипп.
— Через несколько месяцев? Почему так?—рассердился старик.— Вам надо добывать деньги! Скажите, много денег вы привезли с собой?
— Нет. Я потерпел кораблекрушение и чуть было не погиб.
— Но вы все же снова пойдете в море?
— Да, я предприму новое плавание.
— Ладно, мы будем и дальше охранять ваш дом и ваши гульдены.
— Я постараюсь избавить вас от забот, по крайней мере касающихся моих гульденов,— вставил Филипп, подстрекаемый желанием подразнить старика,— поскольку думаю взять деньги с собой.
— Взять с собой? Но почему? Скажите же! — воскликнул доктор, приходя в большое возбуждение.
— Чтобы заработать за морем еще больше!
— А вдруг вы снова потерпите кораблекрушение и потеряете все ваши денежки? Сами вы, минхер Вандердекен, можете отправляться, но вам не следует брать с собой свои гульдены!
— Я все же заберу их, когда буду уезжать,— возразил Филипп.
«Ведь Амине станет спокойнее,— подумал он,— если ее отец поверит, что денег в доме нет».
Минхер Путс не стал продолжать разговор и погрузился в угрюмые размышления. Вскоре он вышел из комнаты и поднялся на второй этаж.
Филипп рассказал Амине, почему он хотел заставить отца поверить, что деньги он заберет с собой.
— Ты правильно все обдумал, Филипп,— отвечала Амина.— Я благодарна тебе за заботу. Но мне хотелось бы, чтобы ты не говорил такого моему отцу, ты же не знаешь его! Теперь мне придется следить за ним, как за врагом!
— Нам нечего бояться старого больного человека,— возразил Филипп, улыбаясь.
Однако Амина думала иначе и постоянно находилась начеку.
Весна и лето пролетели незаметно. Все это время Филипп и Амина были счастливы. Они часто вспоминали произошедшие события, особенно странное появление корабля, где находился отец Филиппа, и гибель «Тер-Шиллига».
Амина понимала, какие трудности и опасности подстерегают ее мужа, но никогда не пыталась уговорить его нарушить клятву. Как и Филипп, она с верой и надеждой смотрела в будущее. Она сознавала: рано или поздно судьба Филиппа решится, но была твердо убеждена, что этот час придет еще не скоро.
В конце лета Филипп отправился в Амстердам, чтобы подыскать место на одном из кораблей, которые еще до наступления зимы должны были выйти в море. В Компании было известно о гибели «Тер-Шиллинга». По возвращении на родину Филипп изложил и передал в Дирекцию подробный рапорт о случившемся, не упомянув в нем, однако, о корабле-призраке. За четкий рапорт и из уважения ко всему им пережитому Компания пообещала Филиппу место второго рулевого, если он снова захочет пойти под парусами в Ост-Индию. Явившись в Дирекцию, Филипп получил назначение на «Батавию»— прекрасный корабль водоизмещением около четырехсот тонн. После этого он возвратился в Тернёзен и рассказал Амине и тестю о результатах поездки в Амстердам.
— Так, значит, вы снова уходите в море? — спросил минхер Путс.
— Да. Но я думаю, до этого пройдет еще пара месяцев,— отвечал Филипп.
— Гм, гм, два месяца,— произнес старик и затем пробормотал что-то непонятное себе под нос.
Известно, что люди, пережив однажды беду, легче справляются с ней и в дальнейшем. Можно было бы предположить, что Амину удручали мысли о новой разлуке с мужем, но это было не совсем так. Разумеется, Амина испытывала чувство огорчения, но, сознавая неизбежность расставания и постоянно думая о нем, она научилась преодолевать душевную боль и постепенно смирилась с судьбой, которую не могла изменить.
Тем временем настроение и поведение отца доставляли Амине немало хлопот. Угадывая ход его мыслей, она понимала, что он питает к Филиппу лютую ненависть, поскольку зять мешает ему присвоить находящиеся в доме деньги. Мысль о том, что Филипп намерен забрать с собой все свое состояние, вконец свела с ума старого скрягу. Наблюдая за отцом, Амина видела, как он часами сидел и бубнил что-то себе под нос. Лечебной практикой минхер Путс занимался уже не так много, как прежде.
Однажды вечером, вскоре после возвращения из Амстердама, Филипп пожаловался на недомогание, сказав, что, видимо, простудился.
— Вы плохо себя чувствуете, минхер Филипп? — осведомился старый доктор.— Давайте посмотрим. Да, да, Амина, твой муж серьезно болен. Уложи его в постель, а я приготовлю кое-что, чтобы ему полегчало. Это вам ничего не будет стоить, Вандерде-кен, совсем ничего!
— Я не болен,— отвечал Филипп,— вот только сильно болит голова.
— Вы не больны? Но у вас температура! Лучше предупредить болезнь, чем лечить ее! Поэтому ложитесь в постель, минхер, примите то, что я дам, и вам быстро полегчает.
Амина и Филипп поднялись в спальню, а минхер Путс прошел в свою комнату, чтобы приготовить лекарство. Уложив Филиппа в постель, Амина спустилась в гостиную, но у лестницы встретила отца, который передал ей какой-то порошок.
В городке, где жил минхер Путс, старого доктора не любили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41