Когда корабль выходил с рейда Гоа, Филипп находился на палубе и с болью смотрел на башню собора, где он последний раз видел свою любимую супругу. В этот момент он почувствовал чье-то прикосновение к локтю и обернулся.
— Снова попутчики!—провизжал знакомый голос. Это был лоцман Шрифтен.
Внешне Шрифтен, казалось, не изменился. Не было заметно следов старения, его глаз, как и прежде, сверкал огнем. Филипп испугался, но не появления лоцмана, а тех воспоминаний, которые тот вызвал в его душе. Через мгновение он, однако, успокоился.
— Вы снова здесь, Шрифтен? — спросил Филипп.— Надеюсь, что ваше появление предсказывает мне скорое выполнение моих
устремлений?
— Возможно,— отвечал одноглазый.— Мы оба устали.
Филипп промолчал. Он не спросил, каким образом Шрифтен
исчез из форта на Тидоре. Ему было все равно, поскольку он понимал, что у этого человека необычная жизнь.
— Многие корабли затонули, Вандердекен. Много душ людских погибло вместе с ними, поскольку в то время, когда вы находились в состоянии безумия, они встречали призрачный корабль вашего отца,— продолжал лоцман.
— Возможно, и мы скоро увидим этот корабль, и, может быть, в последний раз! — пылко отвечал Филипп.
— А может быть, и нет! Пусть над ним тяготеет его приговор и он будет блуждать по волнам до дня Страшного суда, кхе, кхе, кхе! — возразил Шрифтен.
— Бедняга! — воскликнул Филипп.— Я чувствую, что это твое сатанинское желание не исполнится! Убирайся! Оставь меня, или ты узнаешь, что в моих руках еще осталась кое-какая сила, хотя я и поседел!
В замешательстве Шрифтен удалился. Казалось, что он боится Филиппа, но этот страх не был сравним с его ненавистью. Как и прежде, Шрифтен начал подстрекать команду и настраивать матросов против Вандердекена, утверждая, что их корабль должен затонуть, поскольку Филипп имеет связь с «Летучим Голландцем».
Вскоре Филипп заметил, что многие матросы стали избегать его, и в свою очередь попытался обвинить Шрифтена, называя его демоном, дьяволом в человечьем обличье. Внешность Шрифтена вполне соответствовала этому обвинению, в то время как внешность Филиппа располагала к себе. Команда разделилась, не зная, что подумать как об одном, так и о другом. Капитан же смотрел на них с ужасом и не желал ничего, как только поскорее добраться до гавани и высадить обоих.
Как мы уже отмечали, капитан брига был очень суеверным и любителем выпить. Утром, будучи трезвым, он молился, а вечером, напившись, проклинал всех святых, которых призывал на помощь всего лишь несколько часов назад.
— Сохрани нас, святой Антоний, и возьми под свою могущественную защиту! — произнес он однажды утром, когда завел с пассажирами разговор о корабле-призраке.— Пусть оберегают нас все святые! — продолжал он, обнажив голову и благоговейно перекрестясь.— Если же мне удастся до возможного несчастья избавиться от этих опасных людей, то я, как только мы бросим якорь в любой из христианских гаваней, пожертвую Святой Деве сто восковых свечей, весом по три унции каждая!
В тот же день вечером он говорил уже по-другому:
— Если проклятый Антоний не захочет помочь нам, пусть он сгорит в аду! Будь у него мужество, чтобы исполнить свой долг и защитить нас, все было бы в порядке! Но он, трусливая собака, ни о чем не беспокоится, и поэтому бравому моряку позволительно поиздеваться над ним!
Тут капитан подкрепил свои слова делом, то есть скорчил гримасу перед изображением святого, установленным в часовенке на палубе.
— Да, ты — малодушный подмастерье! — продолжал он.— Папа должен канонизировать новых святых, поскольку старые уже выцвели и источены червями! В свое время они могли творить хоть какие-нибудь чудеса, а теперь вся их клика и гроша ломаного не стоит!
«Сеньора до Монте» подошла уже к южной оконечности Африки и находилась на расстоянии сотни миль от побережья. Стояло прекрасное утро, море слегка рябилось от легкого и ровного бриза, и корабль шел со скоростью четырех миль в час.
— Будьте благословенны все святые! — произнес капитан брига, появляясь на палубе.— Еще немного попутного ветра, и мы придем туда, куда стремимся. Будьте благословенны все святые, повторяю я, и прежде всего наш достойный защитник святой Антоний, который благословенно распростер свои руки над «Нострой сеньорой до Монте»! Мы можем претендовать на самую прекрасную погоду в мире. Ладно, сеньоры, пойдемте завтракать, а потом насладимся на палубе хорошей сигарой!
Вскоре, однако, картина на море изменилась. С востока надвигалась темная туча, и она показалась морякам какой-то необыкновенной. Буквально в считанные секунды туча затянула весь небосвод. Солнце скрылось, вверху засвистел ветер, океан затих, словно завороженный. Было не совсем темно, но вокруг все заволок красноватый туман, и казалось, будто вся далекая земля объята пламенем.
Филипп первым обратил внимание на то, что небо потемнело, и вышел на палубу. Капитан и удивленные пассажиры последовали за ним. Изменившаяся неожиданно картина казалась непонятной и неестественной.
— Святая Богородица, защити нас! Что же это вдруг такое случилось? — воскликнул капитан со страхом в голосе.— Святой Антоний, возьми нас под свою защиту! Это же ужасно!
— Посмотрите туда! Посмотрите туда! — закричали матросы. Филипп, Шрифтен и капитан стояли поодаль от всех. Прямо по курсу судна, на расстоянии не более двух кабельтовых, они увидели, как из моря медленно появлялись реи и мачты парусника, поднимаясь все выше и выше, пока не стал виден его буг с такелажем и снаряжением. Удивительное судно легло в дрейф.
— Силы небесные! — воскликнул капитан.— Я видел не раз, как корабли тонут в море, но никогда не видел, чтобы они всплывали! Тысячу восковых свечей, весом в десять унций каждая, я пожертвую Богородице, если она спасет нас в этой переделке! Тысячу свечей, повторяю я! Слышишь ты меня, Святая Богородица? А вы, сеньоры,— продолжал он, обращаясь к напуганным пассажирам,— почему не молитесь? Молитесь же! Прежде нужно произнести молитву, а спасение последует потом!
— Это же корабль-призрак! Это же «Летучий Голландец!» — провизжал Шрифтен.— Разве я не говорил вам, Вандердекен? На этом призрачном корабле ваш отец, кхе, кхе, кхе!
Филипп пристально вглядывался в призрачный корабль. Он заметил, как с него спустили на воду шлюпку.
«Да, все стало явью. Скоро мой путь в этом мире должен закончиться»,— подумал он и положил руку на реликвию, которую он все еще носил на груди.
Темнота настолько сгустилась, что можно было рассмотреть только буг корабля-призрака. Матросы и пассажиры упали на колени и начали усердно молиться. Капитан достал освященную свечу, зажег ее и поставил перед изображением святого Антония, которого днем раньше он называл бездельником.
Послышались удары весел о воду. К правому борту брига пристала шлюпка, и послышался голос:
— Эгой, на борту! Спустите же нам трап!
Но никто не ответил. Ни один человек не откликнулся на эту просьбу. Среди тишины Шрифтен приблизился к капитану и дал совет, чтобы тот, если его попросят взять с собой письма, ни в коем случае не брал их, если не хочет, чтобы его корабль затонул.
На палубу вскарабкался человек.
— Могли бы бросить хотя бы канат, ребята! — произнес он.— Где ваш капитан?
— Здесь,— отвечал капитан брига, с головы до пят охваченный дрожью.
Моряк, обратившийся к капитану, был в меховой шапке и одет в холщовый китель. В руке он держал пачку писем.
— Что вы хотите? — заикаясь спросил капитан.
— Да, да, что вы хотите? — провизжал следом за ним Шрифтен.— Кхе, кхе, кхе!
— Смотри-ка! Это вы, боцман? — спросил моряк.— Я думал, что вы давно уже в преисподней!
— Кхе, кхе, кхе! — провизжал Шрифтен и отвернулся.
— Поймите, капитан,— продолжал моряк в холщовом кителе,— нам часто не везло с погодой, а нам хотелось бы переправить домой наши письма. Мне кажется, что мы никогда в жизни не сможем обойти этот мыс!
— Я не могу взять ваши письма!—закричал капитан.
— Не можете? Но это же возмутительно! Ни один корабль не желает переправить наши письма. Это же непорядочно, вот! Моряки должны помогать своим товарищам, особенно тем, кто попал в беду! Одному Богу известно, как нам хочется вернуться на родину и увидеть наших близких! Но для родных было бы большим утешением получить от нас хоть какую-нибудь весточку!
— Я не могу взять ваши письма. Меня предостерегают от этого святые,— отвечал капитан.
Покачав головой, моряк продолжал:
— Мы так долго находимся в море!
— Как долго? — спросил капитан, не зная, о чем спросить еще.
— Я не могу точно сказать. Наш судовой журнал смыло за борт, все документы утеряны, и мы даже не знаем, на какой широте мы находимся.
— Дайте-ка мне посмотреть ваши письма,— попросил Филипп и подошел к незнакомцу.
— Не прикасайтесь к ним! — закричал Шрифтен.
— Долой, нечистая сила! Кто помешает мне в этом? — возмутился Филипп.
— Погибли! Погибли! Погибли!—завизжал Шрифтен и с искаженным от злобы лицом закружился по палубе.
— Не прикасайтесь к письмам, сеньор! — закричал дрожавший от страха капитан, но Филипп не обратил внимания на его слова и стал брать по одному письму.
— Это письмо нашего второго рулевого к жене, которая проживает в Амстердаме на Водяном молу.
— Водяного мола давно уже нет, приятель,— отвечал Филипп.-— На том месте теперь большая верфь!
— Невероятно! — удивился незнакомец.— А это письмо от нашего старшего боцмана к его отцу, который имеет свой домик у Старого рынка.
— Дома у Старого рынка давно уже снесены, и на их месте построена церковь!
— Невероятно! — повторил посыльный.— Тогда вот мое письмо к любимой девушке Кетсер. Внутри там деньги, ей на новую брошь!
Филипп покачал головой.
— Я вспоминаю,— сказал он,— что лет тридцать назад хоронили одну молодую девушку с таким именем!
— Невероятно! — повторил моряк еще раз.— Я покинул свою пташку, когда ана была молодой и цветущей. Видимо, и это письмо нельзя передать? Оно предназначается торговому дому «Клуиц», которому принадлежит наше судно.
— Такого торгового дома больше не существует,— отвечал Филипп.— Но я слышал, что много лет назад такая компания существовала.
— Вы насмехаетесь надо мной! — воскликнул- моряк.—А что же тогда должно стать с письмом моего капитана к его сыну?
— Дайте его сюда! Дайте его сюда! — воскликнул Филипп.
Он хотел было уже сорвать печать, но в это время Шрифтен
вырвал письмо из его рук и выбросил за борт.
— Это подлая выходка старого корабельного боцмана! — воскликнул моряк в холщовом кителе.
Шрифтен промолчал. Он быстро собрал все письма, которые Филипп разложил на фальшборте, и они тоже полетели за борт вслед за первым.
Моряк заплакал и направился к борту.
— Это очень жестоко! Это не по-дружески1 — произнес он, спускаясь в шлюпку.— Но придет время, когда вы тоже пожелаете передать о себе весточку своим родным!
Через несколько минут снова послышались удары весел о воду, и шлюпка стала удаляться от «Сеньоры до Монте».
— Святой Антоний! — воскликнул капитан.— Что же мне делать? Я изумлен и напуган! Эй, юнга! Ну-ка принеси мне бутылочку рома!
Юнга спустился вниз, но поскольку у него на душе было так же отвратительно, как и у капитана, то он сам сделал приличный глоток, прежде чем отнести бутылку на палубу. В две минуты капитан осушил бутылку до последней капли и спросил:
— А что же теперь?
— Я подскажу,— произнес Шрифтен и, указывая на Филиппа, продолжал: — У того посланца дьявола имеется заколдованный талисман, который он носит на груди. Если вы отберете у него тот талисман и выбросите его за борт, ваш корабль будет спасен. Не сделаете этого — погибнете все!
— Да, да! У него есть такая вещица! — закричали несколько матросов.
— Глупцы! — вскричал Филипп.— Как вы можете верить этому одноглазому негодяю? Разве вы не слышали, как моряк, который поднимался к нам на борт, назвал его корабельным боцманом? Так он и есть тот, кто принес нам несчастье, а не я!
— Да, да! Это так! Тот, в меховой шапке, назвал одноглазого корабельным боцманом!—закричали матросы.
— А я говорю вам, что все это чистая ложь и надувательство! — снова вмешался Шрифтен.— Пусть он отдаст свою заколдованную вещицу!
— Да, да! Он должен отдать ее!—закричали опять матросы и бросились на Вандердекена.
Филипп отступил к капитану.
— Безумцы!—закричал он.— Соображаете ли вы, что собираетесь сделать? Я ношу на груди священное распятие! Посмотрите! А теперь выбрасывайте меня в море, если хотите, чтобы ваши души были прокляты на веки вечные!
— Оставьте его! Отойдите от него! — приказал капитан, которого ром несколько успокоил.— Никакого кощунства над святостью! Отойдите от него!
Шум голосов становился все громче, но из возгласов можно было понять, что одни были за то, чтобы выбросить за борт об-' ладателя талисмана, а другие — одноглазого. Наконец капитан принял решение. Он приказал спустить на воду маленькую лодку и посадить в нее обоих. Такое решение было одобрено, потому что удовлетворяло обе стороны. Филипп не возражал, и лишь Шрифтен визжал и отбивался руками и ногами, что заставило команду применить силу, чтобы спустить его в лодку, где он, дрожа, уселся на передней банке. Филипп сел на весла и, налегая на них, направил лодку к кораблю-призраку.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Уже через несколько минут из лодки, в которой находились Вандердекен и Шрифтен, невозможно было различить сквозь красноватый туман даже очертаний «Сеньоры до Мойте». Корабль-призрак был еще виден, но находился, казалось, несколько дальше, чем ранее. Филипп греб с усердием, но не мог приблизиться к нему ни на дюйм. Чтобы передохнуть, он оперся на весла. В это время раздался голос Шрифтена:
— Даже если вы будете грести целую вечность, Вандердекен, вы все равно никогда не догоните этот парусник и вам долго-долго придется болтаться на волнах вместе со мной. Почему же вы не выбросите меня снова за борт? Вам тогда будет легче грести, кхе, кхе, кхе!
— Я был очень разъярен тогда тем, что вы пытались украсть мою реликвию,— отвечал Филипп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41