Его пренебрежение ко всем религиозным обрядам, нежелание быть достойным сыном святой церкви, подозрительность, жадность обеспечили ему немалое число врагов. Но одновременно его и уважали за врачебную деятельность. Если бы в народе узнали, что его истинная вера была мусульманская и что он, пытаясь отравить своего зятя, случайно отравился сам, ему было бы отказано в христианском обряде погребения и люди стали бы презирать его дочь. Но священник Сайзен, когда его спрашивали, отвечал мягким голосом: «Он умер с миром!»—и все решили, что минхер Путс умер настоящим христианином.
Старого доктора похоронили как полагается, все прошло мирно и спокойно. Это, однако, не принесло Филиппу и Амине полного успокоения.
После похорон Амина и Филипп осмотрели кабинет доктора. Ключ от железного ящика они нашли в кармане докторской куртки, но Филипп не очень-то рассчитывал найти в заветном ящике старика что-либо интересное.
В комнате находилась масса разных пузырьков и коробочек с лекарствами, которые супруги при осмотре либо отставляли в сторону, либо, если их назначение было известно Амине, уносили в кладовку. В ящичках письменного стола находились разные бумаги, написанные по-арабски, видимо, рецепты. Попадались и всякие коробочки и капсулы. В одной из коробочек супруги обнаружили порошок, похожий на тот, который Амина получила от отца как лекарство для Филиппа. Находившиеся в столе вещи указывали на то, что старый доктор тайно занимался алхимией — в те времена этим занимались многие. Все, что имело к ней отношение, Аминой и Филиппом было предано огню. При этом Амина заметила:
— Хорошо, однако, что всего этого не видит священник Сайзен. Но здесь еще какие-то печатные бумаги, Филипп,— добавила она.
При внимательном рассмотрении бумаги оказались акциями голландской Ост-Индской Компании.
— Подожди, Амина! — воскликнул Филипп.— Это то же самое, что и наличные деньги! Восемь акций, которые ежегодно приносят хорошие проценты! Я бы никогда не догадался, что старик таким образом вложил деньги и что их у него такая куча!
Между прочим, я и сам подумывал перед новым уходом в море приобрести акции на часть состояния, чтобы деньги не лежали мертвым грузом дома.
После этого супруги занялись осмотром железного сундука. Открывая его, Филипп не предполагал, что найдет в нем вообще что-нибудь, поскольку сундук, будучи большим и глубоким, казался почти пустым. Однако присмотревшись, они увидели на его дне тридцать с лишним мешочков, наполненных монетами из чистого золота, лишь в одном были серебряные. Но это было еще не все. Там же лежало множество разных коробочек и пакетиков с алмазами и другими драгоценными камнями. Старый скряга оставил после себя огромное богатство.
— Амина, дорогая женушка! — произнес Филипп.— Неожиданно ты получила богатое приданое!
— И ты называешь это неожиданным? — отвечала Амина.— Эти драгоценности отец наверняка привез с собой из Египта. А мы-то жили бедно, просто нищенски, пока ты, Филипп, не взял нас к себе. И владея таким огромным богатством, он хотел отравить тебя! Прости его, Боже!
Золота оказалось на сумму около пятидесяти тысяч золотых гульденов. Супруги вновь уложили мешочки, коробочки и пакетики в сундук и покинули комнату.
«Теперь я стал очень богатым человеком,— размышлял Филипп, оставшись один.— Но зачем мне это богатство? Хм, я мог бы купить себе корабль и стать капитаном... Однако корабль может затонуть... Но может и не затонуть, ведь корабли прочны... И разве всегда они тонут? А разумно ли идти в море на чужом корабле? Я не знаю! Нет! Я знаю, что должен исполнить свою клятву и что все наши жизни находятся в руках того, кто призовет нас, когда для этого наступит время. Большую часть денег я вложу, пожалуй, в акции, а в плавание пойду на судне, принадлежащем Компании. И если случится, что оно, повстречавшись с кораблем моего бедного отца, погибнет, то мои потери будут равны потерям других. Но прежде надо обеспечить Амине безбедную и приятную жизнь».
И Филипп, не откладывая, перестроил весь уклад жизни в доме. Были наняты две служанки, обновлена обстановка, приобретено много различной утвари. Короче говоря, для создания уюта Амине Филипп денег не жалел. Он написал письмо в Амстердам и на оставшиеся наличные деньги тестя приобрел акции Компании, а остальные вместе с драгоценными камнями оставил Амине.
В этих хлопотах быстро пролетели два месяца. Все дела по дому были закончены, когда Филипп получил указание прибыть на судно. Вечером перед отъездом он сказал жене:
— Я не знаю, как все будет, дорогая, но я не испытываю того чувства, с каким уходил в море в прошлый раз. Сегодня у меня нет предчувствия какой-либо беды.
— У меня тоже,— отвечала Амина.— Но мой внутренний голос говорит мне, что я буду долгое время жить в разлуке с тобой, Филипп. И разве это не самое большое несчастье для нежно любящей жены?
— Да, все это так, Амина, но...
— Да, да, я знаю,— прервала его жена.— Тебе уже пора.
На следующее утро Филипп простился с женой. Прибыв в Амстердам, он сразу же направился на борт стоявшего уже на одном якоре и готового к выходу в море корабля «Батавия».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Едва поднявшись на борт, Филипп понял, что это плавание не будет особенно приятным, поскольку капитан «Батавии» имел приказ принять на борт большое воинское подразделение, предназначавшееся для укрепления сил Компании на Цейлоне и Яве. Основной груз составляли военные запасы. Капитану был дан приказ отделиться от флотилии у Мадагаскара и оттуда взять курс на вышеназванные острова. При этом предполагалось, что находившиеся на корабле солдаты смогут защитить его в случае встречи с неприятелем. К тому же «Батавия» была вооружена тридцатью пушками, а команда состояла из семидесяти пяти матросов. Кроме военного груза на борт было взято огромное количество монет для продажи на индийском рынке.
Отряд солдат прибыл вслед за Филиппом, и вскоре вся верхняя палуба была заполнена людьми так, что на ней негде было повернуться. Филипп успел обменяться с капитаном лишь несколькими фразами, затем разыскал старшего рулевого и сразу же приступил к исполнению своих обязанностей, которые он, благодаря своему упорству и прилежанию, усвоил во время предыдущего плавания намного успешнее, чем можно было ожидать.
Через некоторое время порядок на палубе был наведен. Багаж убрали, солдаты послушно спустились на нижние палубы. При этом Филипп проявил немалую активность и смекалку, в связи с чем капитан заметил:
— Я полагал, что вы не будете ни во что вмешиваться, минхер Вандердекен, поскольку поздно прибыли на судно. Но теперь, находясь на борту, вы быстро наверстываете упущенное. До обеда вами сделано больше, чем я ожидал. Я рад, что вы здесь, и сожалею, что вы не прибыли раньше, когда мы приводили в порядок каюты. Я боюсь, что сейчас они выглядят не лучшим образом. Минхер Штруис, старший рулевой, был слишком занят, чтобы уделять наведению порядка больше внимания.
— Я тоже сожалею, минхер, что не оказался здесь раньше,— отвечал Филипп.— Но я прибыл сразу же, как только получил уведомление.
— Да, в Компании известно, что вы женатый человек и к тому же являетесь крупным держателем ее акций. Поэтому там не пожелали беспокоить вас раньше времени. Мне думается, что во время следующего плавания вы уже будете командовать кораблем. Это вполне возможно при вложенном вами капитале, и об этом сегодня утром уже упоминалось в Дирекции.
Филипп радовался и отвечал, что очень надеется стать капитаном после этого плавания.
— Конечно, вы им станете, минхер Вандердекен! Я это ясно вижу! Вам море, наверное, очень по душе?
— Так оно и есть,— отвечал Филипп.— Я совершенно уверен, что никогда не расстанусь с ним.
— Как? Никогда не расстанетесь? Но так вы думаете сейчас! Вы молоды, сильны, горячи. Постепенно это пройдет, и вы будете рады провести остаток своих дней в дрейфе.
— Сколько военных у нас на борту?
— Двести сорок пять солдат и шесть офицеров. Бедные парни! Лишь немногие из них возвратятся домой. Да, большинство из них не доживут и до будущего года. Там такой ужасный климат! Однажды я доставил в те трущобы триста человек, и уже через шесть месяцев, еще до того как я поднял паруса, в живых осталось менее сотни.
— Но это же убийство — посылать туда людей!— воскликнул Филипп.
— Ба! Где-то же они должны умирать. А умрут они немного раньше, так что из того? Жизнь — это товар, который, как все, можно купить или продать. Мы отправляем огромное количество мануфактуры и денег для приобретения индийских товаров. Почему же нельзя послать на смерть несколько сот солдат, коль это приносит Компании хорошую прибыль?
— Мне кажется, что самим солдатам это не приносит никакой прибыли,— заметил Филипп.
— Нет, разумеется. Компания дешево покупает, но дорого продает,— ответил капитан и направился на бак.
«Действительно,— думал Филипп,— разве может Компания без солдат защищать свои владения? А за какую же жалкую плату продают эти люди свою жизнь!»
После того как Филипп поднялся на борт «Батавии», прошла еще целая неделя, прежде чем флотилия была подготовлена к выходу в море.
Трудно описать чувства Филиппа Вандердекена во время этого плавания. Служба его проходила будто во сне, ей он отдавался целиком. Но владевшая им убежденность, что призрачный корабль повстречается снова и что за этой встречей последует какое-нибудь несчастье, которое погубит всех, с кем он шел под парусами, угнетала его, и он ходил сам не свой. Он почти ни с кем не разговаривал, если это не требовалось по службе. Он ощущал себя злодеем, который несет окружающим только опасности, горе и смерть. Когда кто-нибудь вспоминал о жене и детях, которых надеялся увидеть, и говорил, как будет тогда счастлив, эти слова болью отдавались в сердце Филиппа. Временами он пытался убедить себя, что, видимо, помутился от возбуждения и теперь он обманывается, но, представив все произошедшее, убеждался, что все было правдой, и приходил к выводу, что небо, если в этой игре участвуют сверхъестественные силы, не имеет, пожалуй, к происходящему никакого отношения, а сам он следует внушению злых сил. Но реликвия! Через нее дьявол не смог бы действовать! Спустя несколько дней после отплытия он пожалел, что не рассказал всей истории патеру Сайзену и не услышал его мнения о выполнимости своего замысла. Теперь все было уже позади. Прекрасный корабль «Батавия» отделяла от Амстердама почти тысяча миль, и Филипп должен был исполнить свой долг, в чем бы он ни заключался.
Когда флотилия приблизилась к Мысу, волнение Филиппа так возросло, что было замечено всеми. Капитан и офицеры, полюбившие Филиппа, напрасно гадали, пытаясь понять причину его беспокойства. Филипп ссылался на недомогание, его осунувшееся лицо и запавшие глаза свидетельствовали о том, как тяжко он страдает. Большую часть ночи он постоянно проводил на баке, пристально всматриваясь в горизонт, в ожидании появления призрачного корабля. И лишь когда начинало светать, он пытался найти в каюте покой, столь теперь редкий для него.
После благополучного перехода флотилия стала на якорь в одной из бухт перед Мысом. Филипп почувствовал некоторое облегчение, призрачный корабль так и не появился.
Загрузившись свежей водой, флотилия продолжила путь, и вновь стало заметным беспокойство Филиппа. Мыс был обойден при благоприятном ветре. Суда проследовали мимо Мадагаскара и вышли в Индийский океан, где «Батавия» отделилась от флотилии, взяв курс на Цейлон.
«Появится ли теперь призрачный корабль? — спрашивал себя Филипп.— Может быть, его появление задержалось потому, что рядом с нами находились другие корабли, которые могли прийти нам на помощь?»
«Батавия» шла под парусами по спокойному морю при безоблачном небе, которое не предвещало ничего тревожного. Через несколько недель судно подошло к острову Ява, где с вечера легло в дрейф, чтобы утром войти на прекрасный рейд города Батавия. Эта ночь была последней, когда на корабле не были спущены паруса. Филипп до утра оставался на палубе. Наступил день. Взошло сияющее солнце, и «Батавия» вошла на рейд. Перед полуднем корабль стал на якорь, и Филипп, облегченно вздохнув, направился в каюту, отдых был ему очень нужен.
Проснулся он бодрым, тяжкий груз как бы спал с его души.
«Если я нахожусь на корабле,— размышлял Филипп,— то это не значит, что судно и команда должны погибнуть. И вовсе не обязательно, что призрачный корабль должен показаться, если я разыскиваю его. А если это так, то совесть моя чиста. Разумеется, я ищу этот ужасный корабль. Да, я хочу встречи с ним. Но я подвергаюсь такой же опасности, как и остальные. И если я ищу призрачный корабль, то из этого не вытекает, что я непременно встречу его. Пусть будет то правдой, что он приносит несчастье тем, кто его встречает, но то, что я приношу беду только потому, что хочу встречи с ним, это нереально. Благодарение Богу! Теперь я могу, не боясь угрызений совести, продолжить поиски корабля».
Успокоенный этими мыслями, Филипп отправился на палубу. Высадка солдат уже началась. Они стремились поскорее ступить на сушу, а матросы только и ждали, чтобы на корабле снова стало просторнее и уютнее. Филипп осматривал окрестности. Город Батавия раскинулся вдоль бухты, как бы карабкаясь по склонам высившихся за ним гор, покрытых яркой зеленью. То тут, то там у их подножия виднелись укрывшиеся среди восхитительных рощиц изящные домики. Взору открывалась чудесная панорама. Нежно-зеленые, пышные кусты и деревья притягивали взгляд. В бухте скопилось множество больших и малых судов, и от их мачт бухта казалась покрытой сплошным лесом. Вода в заливе была прозрачной и чуть голубоватой, по ней пробегала легкая зыбь. Тут и там из воды торчали островки, радуя взор живыми зелеными красками. Домишки были выкрашены известкой, и их белизна, выгодно оттенявшаяся причудливым видом садовых беседок, делала город привлекательным.
— Неужели возможно,— обратился Филипп к капитану «Батавии»,— чтобы в таком красивом городе был нездоровый климат?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41