А перед Бурибаевым уже расшаркивался долговязый человек в огромных очках.
— Прошу вас пройти вперед, товарищ Бурибаев, прошу. О, и вы здесь, раис-ака!.. Прошу и вас, пожалуйста, вперед...
Это приглашение было, конечно, лестно. Однако Атакузы не последовал за Джамалом Бурибаевым. И, как оказалось, к лучшему. По рядам, как ветер, прошел легкий шумок, и в зал торжественно вступили члены ученого совета во главе с директором института Артемом Прохоровичем Поликарповым. Но прежде чем подняться на сцену, директор задержался возле Атакузы.
Раис хорошо знал Поликарпова с самого детства. Он был сыном Прохора, чудаковатого старика, который служил егерем в лесничестве, по соседству с кишлаком Атакузы. Бывало, вместе играли в костяшки. Так что и Артем Поликарпов, который вот уже несколько лет руководит институтом, конечно, помнил Атакузы. Но дело было не в этом. Он, директор, в эту минуту в зале, переполненном учеными, так выделил Атакузы, оказал ему высокую честь! Вот что главное! И члены ученого совета, увидев такое уважительное отношение директора к Атакузы, не остались безразличными. Их строгие лица милостиво заулыбались, кто-то даже пошутил: «Эге, сам раис-ака прибыл, значит, угощение будет отменным!» И Вахид Мирабидов, помолодевший, улыбаясь круглым, сияющим как полная луна лицом, подмигнул: «Все идет преотлично, можешь не волноваться!»
Защита началась. Очкарь, который предупредительно изгибался перед Бурибаевым, оказался ученым секретарем. Скрипучим голосом он стал докладывать, кому и куда был разослан автореферат, от кого и от каких организаций получены отклики и письменные заключения. Говорил долго и монотонно, наконец закруглил всю эту мякину, и Поликарпов дал слово Хайдару. Атакузы облегченно вздохнул, а вместе с ним и весь зал.
Хайдар, несмотря на жару, весь в черном, с длинной указкой в руках, легким, уверенным шагом поднялся на трибуну, будто шел не защищать свою научную работу, а читать лекцию собравшейся аудитории. Но тут произошла заминка. Только было он хотел начать, как Поликарпов, приподнявшись с места и глядя в конец зала, позвал:
— Нормурад Шамурадович!
Все в зале, в том числе и Атакузы, как по команде обернулись. В задних рядах заскрипели стулья, и оттуда послышался чуть хрипловатый знакомый голос:
— Благодарю. Продолжайте, продолжайте...
— Нет-нет! Пройдите, пожалуйста, сюда,— настойчиво приглашал директор института.— Прошу вас, Нормурад Шамурадович!
Домла Шамурадов в светлой сорочке, осыпанной крапинками, и в старомодных широченных брюках, чуть сутулясь и слегка покашливая от смущения, прошел в президиум. Большая, лобастая голова его с белым, легким пухом у висков лоснилась от пота, темные щеки втянулись, резко выступили крупные скулы, глаза глубоко запали, как у человека, не спавшего много дней.
«Что случилось со стариком?»— с тревогой подумал Атакузы. Он и минувшей ночью беспокоился о дяде, не мог заснуть. Конечно, домла обидел его, но, что ни говори, родной ведь. Однако эту тревогу тут же вытеснила другая, более острая. Только что душа так ублаготворилась вниманием Поликарпова, а тут опять где-то внутри заскребло неясное, щемящее беспокойство.
Наконец Хайдар заговорил. Атакузы показалось, что держится сын уже не так уверенно, движения стали резче и голос неровен.
Домла Шамурадов сидел рядом с Поликарповым, положив на стол, накрытый зеленым сукном, большие черные руки, и устало глядел в зал из-под нависших век. Весь он будто поник, даже нелепый громадный нос, обычно гордо торчавший на широком лице, как бы отяжелел, опустился.
Вдруг старик наклонился, широко раскрыл спрятанные под веками глаза, точно увидел что-то ужасное. Сердце Атакузы опустилось — он понял, кого увидел дядя.
На один миг, на долю секунды впился старый домла колючим взглядом в Джамала Бурибаева и, будто лишившись сил, откинулся на спинку стула, закрыл глаза.
«О аллах! Одного лишь взгляда хватило — и дядя лишился сил. Что же станет с ним, когда накрепко свяжут нас с Бурибаевым родственные узы?»— подумал Атакузы и тоже закрыл глаза.
В зале зашумели, захлопали откидные доски, несколько человек поднялись. Только тут Атакузы сообразил, что Хайдар закончил свое слово. Было непонятно. Он ожидал — защита будет внушительнее, солиднее. Работа его сына должна была взбудоражить всех этих важных ученых.
Поликарпов привстал, обратился к залу — нет ли вопросов к диссертанту? Недолгое перешептывание в первых рядах, и три члена ученого совета — один за другим — задали несколько вопросов.
Каждый раз, когда в тишине звучал очередной непонятный вопрос, Атакузы чувствовал на своих коленях теплую, вздрагивающую ладонь дочери. Тахира, будто ожидая удара, прижималась к отцу. Страх дочери передался Атакузы, он тоже весь напрягался, и даже Латофат, такая, казалось, безразличная, всем корпусом подавалась вперед, крепко сжимая руками поручни кресла.
Атакузы был теперь доволен сыном. На вопросы Хайдар отвечал свободно. Он, как видно, преодолел уже начальную робость, голос звучал уверенно. А как держался! Атакузы узнавал в сыне свои черты: твердость и даже властность.
Да, огец Атакузы, погибший на фронте, тоже мог бы гордиться своим сыном. Он, Атакузы, не только сам выбился в люди, но и детей сделал людьми! Вот Хайдар, плоть от плоти, кровь от крови, защищает научную работу в этом ученом зале, среди прославленных людей, мудрецов! То поднимаясь на трибуну, то скользя указкой по столбцам цифр, легко объясняет сложнейшие формулы. «Молодец, сынок! Ты оправдал мой хлеб и соль!»
Атакузы украдкой смахнул навернувшуюся слезу, улыбнулся, посетовал про себя: «Как жаль, что нет Алии!..»
Вопросов больше не было. Хайдар белоснежным платком смахнул с лица крупные капли пота, скромно спустился вниз, устроился в ряду, где сидели Джамал Бурибаев и Кадырджан.
«Молодец, сынок! Утер нос дорогому дяде».
Теперь председательствующий предоставил слово научному руководителю диссертанта Вахиду Мирабидову.
Атакузы хоть и дружил с этим развеселым человеком, однако серьезным ученым его не считал. Сказывалось, видно, влияние милейшего дяди. Да и сам Вахид Мирабидов способствовал тому. О научных проблемах говорил мало, все больше шутки, анекдоты. В застольях играл на дутаре, читал газелы. Бывало, что и в пляс пустится... домла!
Мирабидов легко, уверенно прошел на кафедру и попросил у почтенной аудитории извинения: он намерен говорить не столько о диссертации, научная ценность которой и так бесспорна, а хочет воспользоваться столь представительным ученым форумом, чтобы поделиться некоторыми своими мыслями относительно перспектив водного баланса республики. Прежде чем перейти к сути вопроса, Мирабидов разрешил себе сделать захватывающий экскурс в далекое прошлое, к тем драматическим, как выразился он, событиям истории, которые до сих пор живут в памяти народа...
Он говорил о мертвых городах, о песчаной пустыне, поглотившей некогда цветущие оазисы, оживленные долины, о целых государствах, исчезнувших с лица земли. Зал слушал затаив дыхание. Докладчик не жалел красок — изобразил, что ждет в не таком уж далеком будущем их благословенный край. Безводье! Пески! Пустыня! И, наконец, раскрыл проблему переброски сибирских рек во всей ее сложности и масштабности. Лишь разъяснив всю глубину задачи, показав, как катастрофически убывают запасы воды, приступил к оценке работы молодого ученого. Оказалось, труд диссертанта — серьезный вклад в названное выше дело. После такой страстной речи работа Хайдара засверкала, будто драгоценность, с которой смахнули пыль.
Профессор кончил. Весь красный, разгоряченный, промокая большим клетчатым платком пот с лица, шеи, головы, не спеша сошел с трибуны. Он устал, но собою был доволен. Как только сел, несколько человек — Атакузы это приметил издали — незаметно пожали ему руку.
Сегодня Атакузы впервые убедился, что этот человек большой ученый, к тому же еще и прекрасный оратор.
Зал оживленно гудел. Один лишь дядя сохранял свою угрюмую позу, сидел согнувшись, вперив взгляд глубоко ввалившихся глаз неведомо куда. Нельзя было понять, понравилось ему выступление старого соперника или нет. Казалось, он даже не видел людей, сидевших в зале, так был озабочен своими, известными одному ему мыслями.
После Вахида Мирабидова выступили официальные оппоненты. Оба поддержали научную работу Хайдара, о нем самом отозвались с похвалой: вдумчивый, многообещающий молодой ученый, прекрасный товарищ и тому подобное. Правда, был момент — Тахира снова прижалась к отцу. Это когда выступал второй оппонент. Невзрачного вида, болезненно бледный, высоким, детским голосом сначала похвалил, а потом чувствительно покритиковал, особенно то место диссертации, где говорилось о вторичном использовании сточных вод. Но наконец и эти тягостные минуты остались позади.
Кончили оппоненты, и тут поднялось несколько рук. Атакузы был теперь спокоен. Его жизненный опыт говорил: руки желающих критиковать не поднимаются так быстро, они тянутся нерешительно, робко, после заметных глазу колебаний!
Так и вышло. Говорили и о Хайдаре, и о Вахиде Мирабидове, проявившем отеческую заботу о молодом ученом, только хорошее.
Прошло уже около двух часов. В зале стало жарко, люди все чаще поглядывали на часы. Уже третий оратор кончил петь хвалы диссертанту и его руководителю. Поликарпов предложил: «Кто желает еще выступить?» Отовсюду послышались возгласы: «Достаточно! Прекратить прения!»
Именно в эту самую минуту, когда, казалось, все до конца было высказано, дядя, погруженный в свои думы, неожиданно встрепенулся и, будто вспомнив о чем-то неотложном, поднял свою нелепую черную ручищу.
По залу пронесся неодобрительный гул. Был бы новый оратор иным человеком, председатель, скорей всего, согласился бы с мнением зала. Но, видно, из уважения к старому домле Поликарпов пропустил ропот аудитории мимо ушей.
— Вы хотите выступить, Нормурад Шамурадович? Пожалуйста, пройдите на кафедру.
— Нет, нет, лучше здесь. Я только хотел... хотел спросить...— Нормурад Шамурадов суетливо встал со стула. Он, похоже, раскаивался, что попросил слова. Заговорил нерешительно:— Мой вопрос не к диссертанту, а к его руководителю, к уважаемому профессору Вахиду Мирабидову...
Старик перебирал в руках какие-то бумаги и старался не смотреть в зал, точно боялся встретиться глазами с Атакузы.
— Я хочу сказать, работа диссертанта неплохая... Он молод, его надо, разумеется, поддержать. Но у меня вопрос к почтенному коллеге...
— Пожалуйста, пожалуйста,— подбодрил Поликарпов.
— Один из основных выводов научной работы — это возможность повторного использования сточных вод для полива при концентрации солей в них до пяти граммов. Так я понял?
— Именно! Да, да!
— А каким будет воздействие этой воды на почву при такой высокой концентрации солей?
Мирабидов состроил насмешливую гримасу, громко спросил:
— А вообще-то вы читали диссертацию?
— Читал ли я?— глядя в сторону, с улыбкой переспросил домла.— Я не ослышался?
Тут его повеселевший взгляд встретился со взглядом Атакузы.
Раис вздрогнул, торопливо отвел глаза в сторону. В этот миг услышал сзади чей-то ехидно-радостный смешок: «Ну, поехали, сейчас начнется представление!»
— Ведь выводы молодого ученого не из воздуха взяты, они основаны на балансовых расчетах. Взгляните — таблицы висят перед вами на доске!
— Да, да, висят, висят...— кивая, подтвердил старик.— Но дело в том, говорю... диссертант еще молод, жизненного опыта у него нет, а вы... вы же ученый, доктор наук...
— Иными словами, вы сомневаетесь в этих расчетах, не верите, что молодым ученым проведены достаточные исследования?— Вахид Мирабидов угрожающе повысил голос. И странное дело, угроза подействовала совсем не так, как ожидал Атакузы.
Старик вдруг распрямил костлявую спину, резко повернул к Мирабидову большую лысую голову, мрачно сдвинул брови.
— Дело не в моих сомнениях. В этих расчетах, в этих диаграммах учтено все, кроме одного...
— А именно?
— А именно вот что: мы привыкли смотреть на почву как на неживое тело, индифферентное к любому насилию. А между тем почва — живой организм. Как мы с вами, дорогой доктор, и так же, как в нашем теле, в почве идут сложнейшие физико-химические и биологические процессы. Вы это и сами знаете... И насилие с нашей стороны в любой форме, в том числе и увеличение дозы минеральных солей...
— Да о каком насилии идет речь!— крикнул Вахид Мирабидов. Он побагровел, вскочил с места.— Я утверждаю со всею ответственностью! Я утверждаю! Все расчеты основаны на трехлетних опытах, которые были проведены в лучших хозяйствах республики. А что касается состояния микроорганизмов при повышенной концентрации минеральных солей — эта сторона тоже исследована всеми доступными нам методами...
— Доступными методами? Я вижу...
— Я тоже вижу! Вижу, вы стараетесь ревизовать методы инженерного расчета! — повысил голос Вахид Мирабидов.— А ведь вам, как ученому, известно, что ту идеальную картину биологических процессов, которую вы хотите получить здесь на доске, не даст сегодня и кибернетическая машина...
— Но разве вам не известно, что есть новейшие методы исследования — методы, основанные на теории физико-химической гидродинамики?..
— Я утверждаю, что метод инженерного расчета, примененный молодым ученым...
— Я говорю не о молодом ученом! Речь о вас идет, почтенный. Это вы учите его скользить по верхам. Большие проблемы, требующие всестороннего изучения, вы подчиняете утилитарным задачам дня! Это не его — ваш метод!— отрезал домла.— Я прочитал вашу книгу о проблемах переброски сибирских рек...
— Мою книгу прошу не трогать!— взвизгнул Вахид Мирабидов. Он снова как ужаленный вскочил с места.— Ваше всестороннее изучение не что иное, как перестраховка! А что станет хотя бы с Аралом, пока подобные вам мужи будут заниматься «всесторонним изучением»? Вы можете это сказать?
— Вот именно!— пророкотал домла Шамурадов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41