Гости ушли. Атакузы стоял посреди комнаты, заложив руки за спину. Верный признак: отец чем-то недоволен.
— Этот парень...— чеканя каждое слово, начал он,— переходит всякие границы. Я говорю про будущего зятька. Не слишком ли бесстыдно милуется с твоей сестрой.
Хайдар смутился.
— А что я могу сделать? Ваша дочь...
— Моя дочь, верно, но тебе она сестра! Почему до сих пор не подкрутил им хвоста? Подумаешь, сын Бурибаева! Если бы не его сестра, без которой ты, кажется, жить не можешь, мне бы и в голову никогда не пришло, чтобы мою дочь — этому... паршивому козлу... А у тебя самого, кстати, как дела?
— Мои дела... Домла же сказал, все будет в порядке...
— Не о тех, не о тех делах речь! — нетерпеливо перебил Атакузы.— Говорю о делах на твоем... личном фронте! Что-то ты тормозишь, а?.. Будем играть свадьбу или нет?
Хайдар развел руками:
— Я даже не знаю...
— А что ты знаешь? — Атакузы представил себе утреннюю встречу: Латофат, а рядом совсем незнакомый мужчина — и крепко сжал кулаки.— Тряпка! Уж не позволил ли кому отбить ее? Что молчишь?
— Да ничего с ней не случилось.
— Не случилось? Так почему ее брат отирается здесь, а сестры не видно? У тебя же завтра защита! Где твоя невеста?.. Могла бы и прийти помочь, раз у вас заведено так!
Хайдар побледнел. Слова отца хлестнули его. - Она тоже недавно защищала диплом. У нее своих дел по I орло...
Дел по горло? А может, что другое случилось? — Атакузы 1нч*ь ощетинился, уставил свои глаза прямо в глаза сына.
Он втайне гордился им. Хайдар был очень похож на него: высокий рос г, медно-смуглое продолговатое лицо, красивый, с горбинкой нос — будто копия Атакузы! Было! Был похож! А сейчас? Округлился, даже брюшко как будто начало наливаться! И лицо не нравится — хоть и чуть-чуть, но уже лоснится от жира. А главное — сын его, Атакузы, будущий кандидат наук, не может уломать какую-то девицу! В свое время Атакузы предупреждал: ведь Латофат — точная копия матери, той молодой Фазилатхон, а народ не зря говорит: «Когда выбираешь ткань, смотри на кромку; выбирая дочь, смотри на мать». Отговаривал сына, убеждал — нет, не послушался, уперся... Ну уперся, так действуй же! А он тянет, волочится за ней впустую! Атакузы вконец обозлился:
— Ах вон что? Она тоже, значит, защищала диплом? А может, не в дипломе дело, может...
— Ладно, отец,— Хайдар пошел к двери.— Как-нибудь уладится...
— Нет! — Атакузы одним шагом заступил ему дорогу.— Меня не устраивают эти бабьи слова! Я объявил — в этом году играем двойную свадьбу! А теперь из-за твоего слюнтяйства слова не сдержу! Не будет такого! Не можешь уговорить, так я сам...
— Что?! — неожиданно громко крикнул Хайдар. Вот теперь он был похож на отца вполне и кулаки сжал с гневом, так же, как отец.— Это вам не ваши колхозные дела!
Смуглое лицо Атакузы внезапно посветлело, он довольно заулыбался, глаза тепло смотрели на сына.
— Вот это мужской разговор. Иди бери машину и — айда к ней. Но помни: отступлению не бывать! И вообще пусть завтра приходит на защиту и на банкет. Пусть помогает! Все!
2
В странном состоянии вышел от домлы Шукуров. Сначала, когда Нормурад обрушился на ученых-верхоглядов, которые вместо научного подхода к сложнейшим проблемам решают их, подчиняясь утилитарным задачам, Шукурову показалось, будто домла имеет в виду его тестя Вахида Мирабидова. Он слышал о каком-то их застарелом споре. И когда же кончится эта бессмысленная распря? Но домла говорит так горячо, с такой силой убежденности и с такой прямотой, что Шукуров постепенно склонился на его позиции. А затем рассказ об этой злосчастной статье!.. Больше всего Шукурова поразила боль в голосе старика. Этой боли поверил он вполне.
Да и старушка долго еще не выходила из головы. Маленькая, чистенькая старушка с печальными глазами.
У Шукурова в Ташкенте были две задачи: забрать жену и детей — они уже с полмесяца гостили в доме тестя — и еще побывать в целом ряде министерств, как говорится, «выбить» из них минеральные удобрения и строительные материалы для района. Эти дела не входят в его прямые обязанности. Но что поделаешь? Очень уж много обещаний начальству надавал бывший секретарь. Не учел возможностей района. И теперь стоит Шукурову заговорить с любым из раисов, как тот, подобно голодному птенцу, широко разевает клюв — требует: «Удобрения, удобрения». А заведешь речь о благоустройстве, раисы тут же наперебой: «Лес, цемент, кирпич!»
По дороге в Ташкент Шукуров наметил первым делом зайти в «Узсельхозтехнику», направился было туда, да вспомнил, что придется обращаться к Джамалу Бурибаеву, и отложил: видно, подействовал рассказ Атакузы, не хотелось сейчас встречаться с этим человеком. Он тут же и посмеялся сам над собой, но «хождение» свое начал с Госплана.
На собственном опыте Шукуров знал, как трудно вершить дела в столице. Но у него был козырь: район, куда он приехал работать, упирался в бескрайние степи, а там организовывались новые целинные совхозы. Вот он и нажимал на слово «целина». Благодаря гипнотической силе этого слова его без очереди приняли и в Госплане, и в министерствах сельского строительства и водного хозяйства. Правда, просьбы удовлетворяли не всегда, но принимали неплохо.
Шукуров вышел из Министерства сельского строительства. Стрелки часов приближались к пяти. Он только что звонил председателю «Сельхозтехники», но тот, сославшись на какое-то совещание, назначил свидание на семь. Образовалось «окно» — целых два часа. Теперь наконец можно завернуть к своим.
Еще издали Шукуров увидел двустворчатые голубые ворота гаража и застекленную веранду — балахану над ними. Подъехал ближе — у ворот стояла знакомая белая «Волга».
«И раис уже здесь!» — подумал он. В этот момент раскрылась калитка, из нее вышел, отряхивая пыль с одежды, шофер Атакузы, а за ним — сам Вахид Мирабидов.
Шофер кивнул Шукурову и тут же укатил. Тесть, рассиявшись золотом рта, раскрыл объятия:
— Сын мой Абрарджан! Наконец! С утра ждем вас — слух дошел, что приехали в наши края. .Где это вы пропадаете?
Вахид Мирабидов был чем-то взволнован — больше, чем обычно, сиял, громче говорил, но в остальном подтянут, как всегда, и одет с иголочки.
Расцеловал зятя, обдав запахом коньяка.
— Махбуба! Ханум! Где вы? — крикнул в калитку.— Гость долгожданный пожаловал! Карнаи, сурнаи громче! Зурны! Пусть играют зурны!
В дверях дома показалась белоликая, вся круглая, пышная Назокат-биби. Легкая, подвижная, хоть ей уже пятьдесят, быстро засеменила к зятю, обняла за плечи.
— Разве можно так? Заставили себя ждать, милый зятек!
— А где же Махбуба? — снова крикнул Вахид Мирабидов. Назокат-биби кокетливо приподняла тонкие ниточки бровей.
— Махбуба не выйдет. В обиде она на вашего зятя! Целую неделю ждет уже, никак не дождется...
— Кончай критику! Не забывай — зятя почитал сам пророк! Шукуров шел между тестем и тещей, осыпаемый их развеселой
трескотней, и невольно заулыбался.
Посредине просторного двора зеркалом сверкал выложенный белым кафелем большой водоем с фонтаном. Справа над водой хауза возвышался на высоком цоколе бело-голубой аккуратный дом. Казалось, он только что отстроен, так свеж и ярок был облицовочный кирпич стен. По левую руку, опять же над хаузом, красовалась просторная летняя терраса. У воды пышно цвели розы, аккуратно подрезанная виноградная лоза обвивала террасу. Все блестело чистотой, порядком, ухоженностью.
Шукуров еще у калитки заметил несколько ящиков с крупными желто-золотистыми абрикосами, виноградом и мелкими, будто подобранными один к другому — особый сорт! — огурцами.
«Успел раис!» — промелькнуло в голове, и в это мгновение он увидел Махбубу — она стояла, свежая, похорошевшая, на ступеньках бело-голубого дома.
Тоненькие, как у матери, брови чуть приподняты, большие серые глаза, подведенные нежными синими тенями, кокетливо сощурены. Казалось, Махбуба не в Ташкенте гостила, а отдыхала на курорте.
— Махбуба! Дочь моя! Встречай супруга. А вы, ханум, займитесь угощением! — И Вахид Мирабидов, словно боясь помешать свиданию влюбленных, с подчеркнутым тактом взял под руку Назокат-биби и повернул ее к летней кухне — за террасу.
Шукуров от всей этой суеты чувствовал себя неловко.
— Здравствуй, Махбуба! — подошел к жене.
Махбуба спрятала за спину белые оголенные руки с длинными ярко-красными ногтями...
— Нет, нет, не хочу здороваться с вами.
— В чем же вина вашего покорного слуги? — Шукуров шутливо склонил голову.
— Он еще спрашивает! Целая вечность прошла, а ваше сиятельство не соизволили хотя бы раз поинтересоваться, что с вашей женой!
— Я вижу, жена неплохо чувствовала себя здесь и без супруга! — Шукуров скользнул взглядом по ее новому снежно-белому платью из кримплена, по новым, тоже белым, лакированным туфлям и вдруг почувствовал: в душе шевельнулось что-то похожее на ревность. Так с ним почти всегда бывало, когда Махбуба гостила у родителей.
— Ив самом деле! —засмеялась Махбуба.— У нас сегодня бал. Сейчас придут подруги. Между прочим, есть очень даже премиленькие! Хотите, познакомлю?
В ее шутке была и вера в себя, и намек: «Я вас ни к кому не ревную!» И эта ее самоуверенность неприятно задела Шукурова. Он хотел уже ответить в ее тоне: «Ну что ж, с удовольствием!» — но тут на террасе зазвонил телефон, послышался голос тестя, говорившего с кем-то, потом тесть закричал: «Сюда давайте, сюда!» — и Шукуров понял: зовут его.
Вахид Мирабидов сидел за столом. Перед ним на огромном — не обхватить рукой! — бледно-голубом обливном блюде высоко громоздилась пирамида из золотисто-желтых абрикосов, а с тарелок манили тонко нарезанные свеже-пунцовые ломтики помидоров и огурчики — несомненно из ящиков Атакузы.
Вахид Мирабидов пригласил зятя сесть рядом и подал пиалу чая.
— Друг мой звонил, Атакузы... Вы, я слышал, уже познакомились с ним, Абрарджан? Это хорошо! Замечательный человек. К тому же один из могущественных раисов вашего района! — Мирабидов строго и значительно округлил глаза.— Я, помнится, говорил вам — мы с ним давние друзья! Завтра его сын защищается. Он, естественно, волнуется. Я только что от него, а он уже звонит. В ресторан приглашает, в «Гулистан». Между прочим, будут большие, деловые люди. Съездим?
"«Большие люди». Слова эти напомнили Шукурову разговор, который только что состоялся в Министерстве сельского строительства. Принял его сам министр. Любезно принял, но так же любезно и отказал в помощи. По словам министра выходило — район исчерпал все выделенные фонды стройматериалов. Шукуров засомневался, попросил показать документы. И, проглядывая бумаги, несколько раз наткнулся на фамилию Атакузы. Оказалось, раис урвал львиную долю материалов, выделенных району. Помогли ему письма, подписанные секретарем обкома по сельскому хозяйству Бекмурадом Халмурадовым. «Большие люди»...
В первую же неделю, как прибыл в район, Шукуров побывал в колхозе «Ленин юлы»1 —в колхозе Атакузы. Осмотрел новый поселок. Слава о красоте и благоустройстве этого поселка гремела по всей республике. И вот увидел собственными глазами, и то, что увидел, превзошло все его ожидания. Шукуров тогда же от души поздравил председателя-миллионера. А потом пришла жалоба на Атакузы от старого раиса: будто бы перехватил у него дефицитные мраморные плиты. Атакузы привел тогда доводы достаточно веские, но не тот ли самый новый поселок сыграл главную роль, когда он, Шукуров, распорядился «закрыть» жалобу. А пожалуй, надо было разобраться...
Шукуров помрачнел.
— Спасибо, я не смогу,— ответил тестю.— Мне еще в «Сельхозтехнику».
— Тем более надо ехать в ресторан! — рассмеялся Вахид Мира-бидов.— Туда непременно приедет и Джамал Бурибаев, а он один из столпов этой самой «Сельхозтехники». Вот случай познакомиться с ним — пригодится. Человек с головой. Недаром Атакузы хочет породниться с ним...
— Да, да... Атакузы-ака рассказывал о нем. Поразительная история...
— Какая же?
— Что-то там произошло во время войны между этим... Джама-лом Бурибаевым и сыном домлы Шамурадова. Раис говорил как-то неопределенно.
— А-а... Вы об этом! С кем не бывает в молодости! — Вахид Мирабидов украдкой метнул взгляд в сторону летней кухни и заговорщически подмигнул зятю.— Жила там в кишлаке девушка неописуемой будто бы красоты. Ну, сын этого самого... моего закадычного друга Нормурада Шамурадова любил ее. Да уехал на фронт. Появляется Джамал Бурибаев — молодой, горячий, собой видный. Ну и... не устояла... Вы же знаете женщин... Нагрянул этот самый парень. Да еще со звездой на груди. Другой махнул бы рукой. Мало на свете красивых
1 «Ленин юлы» — «Ленинский путь».
девушек? А этот, видно, был такой же гордец, что и папаша,— полез, понимаете, в драку! Даже стрелял, говорят, в Бурибаева. Не попал, к счастью!
Шукуров занялся разливанием чая — неловко было смотреть на возбужденно-раскрасневшееся лицо Вахида Мирабидова. Рассказ тестя неприятно удивил его. Даже не столько сам рассказ, сколько ужимки, тон Мирабидова и то, как маслянисто блестели его глаза. А как он отозвался о сыне Шамурадова! Шукурову вспомнилась прямая, откровенная речь домлы Нормурада и кроткие, печальные глаза его жены. Слова тестя показались мелкими, недостойными. Шукуров чуть было прямо и не выложил ему это. Но осекся. Он же гость в этом так приветливо встретившем его доме. Но почему-то даже счастливый смех жены, доносившийся до него, покоробил. Запала в душу та же грусть, что окутала дом старика Шамурадова. А здесь — здесь с избытком всего: и достатка, и веселья. Сам тесть цветет, задает всему тон. Какая разница между той, меченной бедами, семьей и этой — счастливой и беззаботной. И еще было что-то, в чем Шукуров не мог разобраться, но что говорило о скрытой несправедливости судьбы.
Вахид Мирабидов стукнул пиалой о стол, поставил ее верх дном — кончил чаепитие! — испытующе глянул на зятя.
— Вы, я слышал, были у моего друга...— при слове «друг» он широко осклабился и сделал паузу,— у Нормурада Шамурадова?
— Да, заходил вместе с Атакузы-ака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41