Так разберитесь, поставьте ябедников на место! Нет же, шлют комиссию за комиссией, позорят имя его! Спасибо! Он выходит из игры! Сделал все, что мог. Народ не забудет его заслуг. Имя Атакузы навсегда вписано в историю кишлака, в каждую песчинку, кирпич, в каждый листик любого здесь дерева.
Машина вынырнула из зеленого массива сплошных хлопковых по-
538
лей, птицей взлетела на холм — последний холм, отделяющий кишлак от безжизненной степи.
Вот она, эта тревожащая душу Атакузы бескрайняя пустыня. Вот оно — серое мертвое море песка. И сердце — что сделаешь с ним? — опять забилось. Он вдруг словно увидел: там, в пустыне, вместо.серых, мертвых барханов зеленели сады, молодо шумели на ветру.
«Да, все будет так! — Атакузы упрямо выставил вперед лоб, совсем как его дядя-домла,— Сначала закончу, что задумал. А уж потом, пожалуйста, заступай любой, кого пожелаете назначить! Вот так!»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 1
Скрипнула дверь. Фазилат подняла голову,
— Не спите, мама?
— Сынок, я сейчас...— Нашарив в темноте шлепанцы, зажгла свет.
У порога, широко улыбаясь, стоял Кадырджан.
— Найдется что поесть?
— Плов остался. Подогреть?
— Давайте, давайте. Со мной Хайдарджан...
— Как это?.. Как можно — до свадьбы?..
— Свадьба не за горами! Ждали конца траура, сами знаете, старушка нас задержала. Так что отец,— произнеся это слово, Кадырджан ухмыльнулся,— намечает той к концу месяца. Вы говорили с Латофат? — Под скулами заиграли желваки, серо-зеленые глаза холодно и жестко блеснули.
«Вылитый Джамал!» — подумала Фазилат.
— Говорила...
— Ну что она?
— Не знаю, ничего прямо не говорит...
— Не понимаю, что с ней стряслось? Может, снюхаться с кем успела?
Фазилат испуганно покосилась на дверь внутренней комнаты.
— Откуда ты взял?
— Откуда взял? Зачем она привезла сюда этого... заику?
— Он же ее учитель. Они думают...
— Вот, вот — думают! — передразнил Кадырджан, тряхнув длинными космами.— Поддерживайте ее. Где ей взять пример скромности...— не договорив, Кадырджан пошел к выходу, но у дверей остановился.— Как только Хайдар уйдет, я сам поговорю с ней!
Фазилат опустила веки, не смогла вынести холода серо-зеленых глаз сына. Попросила:
— Дождемся утра, сынок.
— Нет. Ни минуты больше не хочу ждать!
Фазилат вышла под звездное небо, направляясь в кухню, почувствовала — в черной тени под виноградным пологом сидел Хайдар. Прикрыла лицо платком. В кухне действовала быстро — подогрела на газовой плите плов, оставшийся с вечера, поджарила яичницу, все передала сыну и пошла к себе.
Вот и сын, которого она вскормила, вырастила, заговорил о ее прошлом, корш мать.
А насчет дочки — Фазилат и без Кадырджана трясется со страха, глядя на ее странное поведение. Да и как не трястись, ведь все это на глазах у Атакузы!
Фазилат и боялась Атакузы, и любила его. Ведь письма Джаббара носил ей Атакузы. Босоногий, с нечесаной головой, с лукаво-озорными глазами. Потом началась война. Джаббар ушел на фронт. От тех счастливых лет осталась лишь связка писем, написанных его рукой.
Был ненастный зимний вечер, была последняя встреча с Джабба-ром. Похоронка оказалась ложью. «Погибший смертью храбрых» неожиданно постучал в дверь. Фазилат чуть не упала на пороге, и лучше бы ей было упасть, умереть! Но умер Джаббар. Пал смертью храбрых. А вот Джамал Бурибаев вернулся цел и невредим. К тому времени у нее родился первенец — живой такой, смышленый мальчик... Что было делать? Она сама испытала, что значит безотцовщина, и не хотела такой же нелегкой судьбы сыну. Да и не только в нем было дело, сама Фазилат стала уже не та, не прежняя, надломилось в ней что-то. Так и сошлась она с Бурибаевым. А судьба первенца оказалась печальной. Семь лет ему исполнилось, такой озорной, такой сорванец был, в первый класс пошел... И попал под машину.
Потом родились еще дети.
И вот сын, ею вскормленный родной сын, попрекает мать прошлым. По слухам судит. Сплетни злых на язык людей принимает за правду. А может, и отец что наговорил. Ловок выходить сухим из воды, не намочит даже подола рубашки. Понадобится — очернит любого. Обманом ведь взял и Фазилат. Подлым обманом, да еще и силой. А как стала Фазилаг ему поперек пути — отбросил и ушел к другой Эта уже третья по счету будет. Говорят, из семьи с большими связями, вог и ушел к ней. Пусть! Фазилат, по правде сказать, даже обрадовалась, не стала и алименты требовать — не знать бы, забыть его совсем. Одна, без помощи, выкормила, вывела в люди детей. А теперь снова замаячила его черная тень!..
В глубине души Фазилат хранила надежду — когда-нибудь выпадет такой случай, откроет она сердце сыну, все расскажет ему. Была ведь уже минута отчаяния — выплакала свое горе дочери. Но ведь то дочь, дочь всегда ближе к матери. А как заговоришь с сыном, со взрослым мужчиной? Все откладывала, душу переворачивало от одной мысли о прошлом. А теперь боится — поздно, поверит ли? Сколько воды угекло, даже подлость с годами стирается и блекнет, люди склонны все забывать. Ведь вот и Атакузы, он-то уж знает, как было дело. И не только простил Бурибаева, норовит породниться с ним...
В год, когда Атакузы стал раисом, Фазилат работала в колхозе счетоводом. Атакузы в первую же неделю перевел ее из конторы, послал в овощную бригаду табельщицей. То ли припомнил старое, а может, остерегался недобрых толков — Фазилат в то время была молода и все еще хороша собой. Но так или иначе — с глаз долой! Фазилат » слова не сказала, больше пятнадцати лет проработала в той бригаде. Два года назад раис неожиданно вызвал ее в правление. Это было как раз, когда сын его влюбился в Латофат. Поговорил, пошутил, вспомнил про то, про се — и вдруг назначил заведующей клубом!
В прошлом году Кадырджан «нашел общий язык» с дочкой Атакузы Тахирой. Тогда раис поручил Фазилат еще и библиотеку, прибавил зарплату, и довольно заметно.
Месяца два назад Атакузы снова вызвал ее к себе. Опять начал с шуток, назвал «кудагай» — сватьей, а потом, посмеиваясь в усы, взял быка за рога:
— Ну так как же, кудагай! Играем свадьбу?
— Как хотите...
— Будь по-моему, так сегодня бы! — Атакузы упер руки в бока, по-ястребиному сверкнул взглядом.— Вот и Тахира закончила ученье, ожидаем на днях. Ну, а как наша ненаглядная невестка? Получила диплом? Когда приедет?..
Фазилат робко отвела глаза. Неделю назад пришло письмо от дочери. Ни слова о свадьбе, пишет, что преподаватели советуют ей идти в аспирантуру.
— Ну? — не отставал Атакузы.
— Не знаю, когда приедет. Хочет дальше учиться.
— Ах вот оно как! — Атакузы молча прошелся по кабинету, покашлял.— Вот что скажу, кудагай,— заговорил глухо и веско.— Вы знаете, сын мой Хайдар на днях защитил диссертацию. Станет кандидатом наук. И все-таки я хочу перетянуть его сюда. В степи начинаем большие дела. Да и в самом кишлаке, слышали, наверно, за рощей Минг булак возводим большой животноводческий комплекс. Так что и у нас есть где развернуться. Все это я собираюсь сказать и Хайдару, и Кадырджану! Пусть поработают год-два на этих стройках! А там глядишь — один уже директор комбината, другой — главный инженер! — Атакузы оскалил белые, крепкие зубы и тут же убрал улыбку.— Не в высоких должностях, конечно, дело. Хочу, чтобы поварились в большом котле! Так вот, напишите дочери: учеба не убежит. Пусть приезжает, поработает у нас год-другой. Через год, даю слово, моя невестка, ваша дочь, станет директором школы.
Фазилат робко подняла глаза. Нет, Атакузы не смеялся. Он стоял у окна — руки скрещены на груди. Он не шутит, давно уже взвесил каждое сказанное сейчас слово — это ясно отпечатано на его жестком, темно-смуглом лице.
— Что же я могу сказать...
— Зачем говорить? Напишите ей, и все! Да что с вами? Нелюдимая какая-то сегодня, хмурая! Улыбнитесь же, кудагай моя! Вот так! — Атакузы приветливо попрощался с Фазилат, в дверях задержал: — Да, забыл... Придется пригласить на той и этого... как его... Бурибаева.
Фазилат сжалась, будто охватило ее сквозняком. — Я не знаю. Так ли уж это надо? — Есть, есть такая необходимость. И большая.
— Да и дочь моя, Латофат, сторонится отца...
— Надо ей объяснить.— Атакузы заговорил чуть мягче: —- Сказать по правде, и мне не очень по душе этот человек. Но жизнь сложнее, чем мы с вами думаем, кудалай.
В тот же день Фазилат написала дочери. И вот Латофат уже здесь. Но не одна — приехала с преподавателем из их института и с двумя подругами. Будут ставить какие-то опыты. Изменилась, совсем не прежняя Латофат. Все больше молчит, видно, не хочет раскрыть матери своего сердца. И Фазилат тоже не начинает разговора, боится—а вдруг с нею что стряслось? А как посмотрит на ее нынешнее положение Атакузы? Стоит лишь подумать об этом — Фазилат так и холодеет вся.
Кто-то стукнул калиткой. Наверно, Хайдар. Потом послышались четкие шаги. Дверь распахнулась, в комнату вошел Кадырджан.
2
— Подняли Латофат?
— Сынок...— взмолилась мать.
— Разбудите! Я же сказал, сам с ней поговорю. Отец! Вылитый Джамал Бурибаев!
Заныло сердце у Фазилат, встала с места, и в этот момент дверь распахнулась. Латофат вышла сама — в длинном цветастом халате, ноги сунула в легкие тапочки, высокая прическа, похожая на гнездо, распустилась, и волосы, мягкие, волнистые, упали на грудь.
Быстрым движением руки отбросила легкую прядь со лба, недоуменно глянула на мать, на брата:
— Не спит^? Что случилось?
Кадырджан сложил руки на груди — совсем как его будущий тесть.
— У нас — ничего, а вот тебя хотим спросить. Садись. Латофат послушно присела подле матери.
— Что с тобой происходит? Что это за штучки?
— Какие штучки? — Латофат широко открытыми глазами посмотрела на мать.
— Брось прикидываться овечкой! Зачем приволокла с собой этого юродивого дервиша?
— Не смейте так говорить! — вспыхнула Латофат.— Он приехал сюда работать. Ставить опыты! Если вашему другу это не нравится, что ж, мы можем выбрать другой колхоз!
— Нет уж! Если так вам приспичило — работайте здесь, хоть на виду у нас будете!
— Это слова вашего друга?
— Да, так говорил Хайдар — твой жених! Он хочет знать — будет свадьба или нет?
Латофат отвела взгляд от холодновато-зеленых глаз Кадырджана. Куталась в халат, рука ее дрожала.
Накануне, чуть свет, она получила записку от Тахиры. Подруга просила ее прийти немедля, сейчас же, к арыку под старым тутовым деревом. «По очень важному делу»,— писала она. Латофат давно здесь не была. Увидела старую, знакомую шелковицу, даже ветку узнала, с которой пять лет назад сорвалась, собирая ягоды, и в груди что-то всколыхнулось, потеплело. На миг показалось — не тогда, давно, а сейчас, сию минуту, все случилось, вот-вот с сури под деревом вскочит Хайдар, и она, босая, легкая, кинется бежать по росистому клеверу, унося на шее, на лице ожоги от его горячих поцелуев...
Подруга ждала у арыка. Что же это с веселой, беспечной Тахи-рой? Сидит вся сникшая, перекинув через плечо мохнатое полотенце. Притянула Латофат к себе, усадила рядом, горько зарыдала. Сквозь слезы, всхлипывая, призналась: беременна, ох, если дойдет до отца, плохо ей будет. Просила, умоляла Латофат не тянуть, не откладывать свадьбу.
Очень некстати для Латофат было это признание. Можно сказать, вся ее жизнь поставлена в зависимость от опрометчивого поступка подруги. Но Тахира так горько, так искренне плакала. Жалко стало. Вот и в день защиты Хайдара Латофат так же размякла. Увидела, как он вдруг растерялся, сник, и что-то дрогнуло в душе. Потянулась к нему. Несколько дней были вместе, пыталась поддержать... И Тахиру, конечно, успокоила, что все будет хорошо. А на душе было совсем, совсем не хорошо...
Обратно Латофат пошла вдоль арыка, боялась: не нарваться бы ненароком на будущего свекра. И, выходя из сада, лицом к лицу столкнулась с Хайдаром.
Он, видно, шел с веселого сборища — опух, оброс щетиной. Заметно пошатывался. Латофат попыталась ускользнуть в сторону, но Хайдар решительно загородил дорогу, зло прищурил красные, отекшие глаза:
— Настояла-таки на своем, привезла этого... дервиша! Латофат невольно отступила назад.
— Вы же сами согласились...
— Согласился — это верно. Лучше уж здесь, на глазах, если без него не можешь. Пойдут теперь разговоры в кишлаке...
— И вы так боитесь сплетен?
— Не боюсь. Но не хочу, не желаю! — крикнул Хайдар.— Не хочу, чтобы ты расхаживала здесь с ним! Не хочу, чтобы люди видели вас вместе! Поняла ты меня?
— Нет, не поняла! И никогда не пойму! — Латофат перепрыгнула через арык и побежала по саду...
Нерадостные воспоминания. Кадырджан будто читал ее мысли — шевелил кулаками в карманах брюк.
— Молчишь? Не понимаю тебя! Сама ведь льнула к нему! Что же теперь отворачиваешься? Джигит как джигит! Кандидат наук! Умница! Чего тебе еще надо?..
Латофат молчала. Сидела, закрыв руками лицо.
— И обговорено уже все. И мать, и отец наш...
— «Отец»! Как можете вы называть этого человека отцом! После всего... после того, что сделал он с вашей матерью!
— Не к чему ворошить прошлое. Известно, прошлому прощение.
— А я не прощу! Я никогда не забуду слез матери! Кадырджан неуверенно пробормотал:
— Что ж... в жизни всякое случается.
— Всякое? — Латофат вытянулась в струну.— Не сваливайте на жизнь, он, этот человек, нужен вам, нужен!
— Хватит! — Кадырджан так и вытаращился.— Уж очень умничать стала! На словах гладко получается, а жизнь — другое дело. О матери печешься, а что с ней будет, если откажешься от Хайдара! Об этом ты подумала? Тебе известно, кто такой Атакузы-ака? Представляешь себе хоть, с кем имеешь дело?
— Да, он всемогущ и способен на все! И ваш друг Хайдар тоже в отца пошел. Уверен, что может силой сломить меня.
— И сломит! Так что лучше одумайся. Или всех нас хочешь под удар?.. Если наплевать на меня, подумай хоть о матери!
— Не вмешивай меня, оставь! — Фазилат ударила кулачками, запричитала: — Уж лучше бы мне умереть! Чтобы из-за меня стала несчастной доченька моя!..
— Кончайте, мама! — от крика Кадырджана задрожала посуда в нишах стены.— Это же той, не похороны. Все — одни глупости Латофат! Где она еще найдет такого парня, как Хайдар!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41