Ссылался на повсеместные задержки в снабжении. Единственно, что обещал,— поддержать идею строительства второй очереди кирпичного завода в районе. Но кирпичный завод был уже «на мази» и без него. По «вопросу» Атакузы он вел себя так же странно. Ушел от обсуждения промахов раиса.
Шукуров слышал, что они давние и закадычные друзья. Но так хвалить, так превозносить перед собранием!.. Правда, потом, когда говорили с Атакузы о жалобе многодетной матери, секретарь обкома вроде бы переменился: повысил голос, помрачнел (видно, первый наказал, чтоб был построже), но с какой готовностью принял доводы раиса, как обрадовался! Был строг по принуждению — это ясно. Впрочем, доводы оказались достаточно вескими. И надо признаться, сам Шукуров тоже симпатизировал Атакузы. Даже в обкоме пытался оправдать его неуемный «аппетит» и то, что раис нередко утоляет его за счет других. Что делать, если хозяйственные и планирующие органы нерадивы? Ведь и он сам, Шукуров, страдает из-за неурядиц в снабжении. Какого труда стоит хоть чего-то добиться для района! И все-таки он чувствовал: Атакузы переходит границы. Взять хотя бы только что состоявшийся разговор. Как держал себя, каким тоном говорил!.. Шукуров не раз встречал раисов, которые на первых порах работали с размахом,, поднимали отсталое хозяйство. А потом — похвалы, поощрения, «пример для других», и потерял человек голову, занесся. Все они начинали задавать пиры по нужным и ненужным поводам, устраивали большие и пышные свадьбы. Шукуров видел их роскошные дома. Чуть кто заикался против — всеми путями стремились убрать такого прочь с дороги. Конец зазнавшихся раисов бывал обычно печальным. Их неколебимая вера в силу власти и денег терпела крах. Не всякого можно подкупить, и далеко не всегда можно даже с помощью денег обойти закон. Но, к сожалению, уроки жизни большей частью проходят даром.
Атакузы... Шукуров еще до конца не разобрался в нем. Очень уж он разный. Иногда даже кажется наивным. Голову с ним можно сломать. То — эгоист, способный убрать с дороги любого, то, посмотришь,— одинокий путник, уставший от тягот нелегкой дороги.
Вот и в истории с домом. Будто бы не так уж он и виноват. Ведь Шукуров хорошо знает положение домлы Шамурадова. Действительно, старик будет полезен кишлаку. И все-таки есть что-то безнравственное в том, как Атакузы выкрутился из неловкого положения — прикрылся стариком. Потом его слова: «Покоя не знаем, отдыха не ведаем». А вы, мол, прислушиваетесь к жалобам всяких кляузников. Есть, разумеется, доля истины и в этом, можно понять — задергали человека. Но Атакузы как бы ставит условие: «Хотите — принимайте меня со всеми моими причудами, какой я есть, не хотите — как хотите!» Надо поговорить с ним посерьезнее, одернуть. Но как это сделаешь? Секретарь обкома сам готов его выгородить, рад, когда Атакузы подкинет хоть малейшее оправдание своим поступкам... Нет, зачем валить на Халмурадова? В нем самом, в Шукурове, сидит давно известная так называемая интеллигентская мягкость!..
...Степь кончилась, пепельно-серые песчаные барханы оборвались крутым склоном бурого холма. За ним сразу открылся оазис. От подножия холма начинались яркие, нежно-зеленые клеверные поля и уходящие вдаль кукурузные плантации — в них мог бы заблудиться человек... В ноздри ударил чуть горьковатый, душистый запах клеверного
сена, горчака, диких степных трав. Машины пронеслись мимо стогов пахучего сена, промчались среди хлопковых полей и вот уже нырнули в прохладу фруктовых садов.
Белая «Волга», ехавшая впереди, свернула влево — не к правлению, а к стеле обелиска.
Гости выходили из машины, когда Шукуров настиг их. Отсюда, с холма, очень выгодно открывался поселок — весь белый, нарядный, новый кишлак утопал в густых, как лес, садах.
Халмурадов, пригладив черные вьющиеся волосы, сияющими глазами оглядывал все вокруг.
— Да это город! Настоящий город! Вы просто молодчина, раис! — Он взял под руку Атакузы, подвел его к выходившим из машин Бури-баеву и Шукурову.— Каково, друзья мои, а? Надо было пригласить всех председателей! У меня возникла одна мысль, Абрар Шукурович. Хорошо бы созвать здесь совещание по вопросам строительства в масштабе района, как вы на это смотрите?
Шукуров все еще был в плену мучительных раздумий, сам не заметил, как вырвалось:
— Может, в масштабе всей области?
Халмурадов уловил иронию — насупился. Секундную размолвку сгладил Джамал Бурибаев:
— А что, этот кишлак стоит того, не только области, хватай выше — в масштабе всей республики!
Все рассмеялись, а Халмурадов подхватил:
— Можно бы, конечно, провести здесь совещание даже в масштабе всей страны, но боюсь, у раиса головокружение пойдет от успехов! Шутки шутками,— прервал он смех,— а в районном масштабе это надо осуществить, Абрар Шукурович.
— У меня одно слово, товарищ Халмурадов,— вмешался Атакузы. Он вдруг подтянулся, посерьезнел.— Спасибо за доброту. Я не против того, чтобы у нас провели совещание, но есть к вам одна просьба.
— Слушаю вас.
— Пока, до совещания, помогите, пожалуйста, насчет газификации кишлака. Я уже вам говорил, газ до сих пор возим в баллонах. Магистрального все еще нет. В районе он есть, подвести сюда не трудно. Но почему-то управление коммунального хозяйства тянет...
— И правильно делает, что тянет! Дай вам волю, вы и газ перехватите у соседа, как перехватили строительные материалы! Правильно я говорю, Абрар Шукурович? — подмигнул ему Халмурадов.— И вообще согласуйте это с товарищем Шукуроцым.
«Ну и хитрец! Помнит предупреждение первого, знает, кому сбыть хлопотное дело»,— подумал Абрар Шукурович. Атакузы широко развел руками:
— А что нам остается делать, товарищ секретарь обкома? Судите сами,— он указал рукой в сторону правления. Там, недалеко от площади с монументом, белели два новых двухэтажных здания.— Помните, я вам говорил, строим новые помещения для детсада и яслей? Уже готовы.
— Да, да, конечно, помню, это хорошее дело. Выполняйте постановление ЦК! Надо показать всем районам.
— Да, но что значит детсад и детясли без магистрального газа?
«Вот бестия! Умеет вставить к месту слово!» — пронеслось в голове Шукурова.
Халмурадов засмеялся:
— Я думал, вы нас в гости пригласили, а оказывается, рассчитываете хоть что-нибудь выколотить... Ладно. Подумаем!
Атакузы шлепнул себя по лбу:
— Ну и хозяин! Затеял о делах чуть ли не за дастарханом. Поехали, друзья!..
Во дворе раиса, около колодца, разговаривали две женщины. Одна, небольшого роста, худенькая, склонив голову к плечу, слушала, что говорила ей пожилая. Гости шумной ватагой вошли во двор. Пожилая взглянула и вдруг попятилась в дом, будто увидела страшилище. А худенькая, хозяйка, мягко улыбаясь, направилась к гостям. Шукуров проводил глазами ту, что скрылась в доме. Приятной округлостью лица и особенно большими черными и очень грустными глазами она напомнила ему девушку, что приходила сегодня с тем странным доцентом в райком.
«А-а... Фазилатхон! — Он уже видел ее однажды — заведующую клубом, но почти не запомнил. Это было в самом начале его здешней работы, сразу после приезда.— Кажется, это она!» Шукуров невзначай взглянул на Джамала Бурибаева. Тот со странной, размытой улыбкой на губах, важно неся голову,— откормленный гусак! — шел навстречу миловидной, нежного облика женщине.
— А вы все цветете, Алияхон! Как роза! Атакузы раскатисто, на весь двор захохотал:
— Настоящий мужчина не даст состариться ни коню своему, ни жене! Ха-ха-ха!..
Халмурадов задержал руку Алияхон в своей:
— Отчего же ваша подруга так испугалась нас, Алияхон-апа? — Ха-ха-ха! Она испугалась Джамала Бурибаева!
— Почему?
— Да так уж! Грехи молодости... Хе-хе-хе, Джамал Бурибаевич, так ведь?.. Прошу вас, товарищ секретарь, сюда...
Из сада, смежного со двором, тянуло сизым дымком. В глубине, под старой раскидистой шелковицей, трое парней с засученными рукавами колдовали над шашлыком. Чуть поодаль, на лужке у шумного арыка, стоял длинный стол, и там на дастархане были собраны, играли живыми красками плоды земли: горы розовых, готбвых пролить сок персиков, янтарно просвечивающие гроздья винограда, пирамиды свежего салата, помидоры, мелкие, похожие на пальчики, огурцы и еще что-то яркое, сочное...
Атакузы пригласил гостей к столу. Но Халмурадов выразил желание осмотреть сначала библиотеку Нормурада Шамурадова, хотя ему и сказали, что домла куда-то уехал.
Соседний двор значительно уступал размерами двору раиса. В боль-
шой гостиной громоздились неразобранные картонные коробки с книгами — те самые, что видел Шукуров в Ташкенте.
Халмурадов присел на карточки, развязал тесемку на одной из коробок, вытащил несколько книг.
— Мда... Такие книги сейчас и за золото не сыщешь! Лицо Атакузы расцвело, глаза засветились.
— Не сегодня завтра установим полки, и старик начнет...— Атакузы не успел договорить: в кабинет вбежала молодая смуглолицая женщина:
— Можно?
— А, вот и Халидахон! — радостно встретил ее Атакузы.— Познакомьтесь, товарищ Халмурадов, это наш парторг. Можно сказать, наш комиссар.
Черноглазая Халидахон, с приятными ямочками на смуглых щечках, блеснула белизной зубов. Поздоровалась сначала с секретарем обкома, а затем с Шукуровым,— все это с легкой вольностью, так обычно здоровается молодая женщина, уверенная в том, что недурна собой.
— Добро пожаловать в наш колхоз!
Атакузы сдвинул тюбетейку, посадил ее еще задорнее, взглянул на секретаря обкома:
— Она у нас — я говорю про Халидахон — молодой способный агроном с высшим образованием. Коммунистка. Молодая, да удалая! Все наши политические и культурные дела забрала в свои руки!
Халидахон почти в точности повторила слова председателя, сказанные пять минут назад,— будто заранее отрепетировали.
— Наверно, Атакузы-ака уже говорил вам: этот дом мы собираемся превратить в библиотеку. Не сегодня завтра приведем в порядок, установим полки... По инициативе Атакузы-ака...
— А разве нельзя объединить дар домлы с колхозной библиотекой? — перебил Халмурадов.
— Нет!—твердо сказал Атакузы.— Старик мечтает сам, своей рукой выдавать книги, объяснять молодежи...
— Ну что ж, это, пожалуй, хорошо,— немного подумав, согласился Халмурадов.— Очень досадно, что мы не смогли побеседовать с дом-лой.
— Так я пошлю человека...
— Спасибо, нет времени. Вы, пожалуйста, не забудьте того, что мы решили. Женщина многодетная, ее можно понять. Объясните ей... Вы, должно быть, в курсе? — секретарь обратился к Халидахон.— Хозяйка этого дома подала жалобу в обком...
Шукуров с интересом взглянул на Халидахон.
— Да, да, как же. Это склочная женщина, очень нехорошая, товарищ Халмурадов! — Резкость тона Халидахон совсем не вязалась с недавней ее улыбкой.— Хороший человек так бы не поступил. Не уважила Атакузы-ака, так хоть бы пожалела старика, большого ученого, профессора. Ведь этот человек революцию делал в нашем кишлаке!
Шукурову стало как-то неловко, и он торопливо отвел взгляд от ясных, прозрачных глаз Халидахон.
— И все же,— с нажимом сказал Халмурадов,— независимо от ее человеческих качеств, прошу поговорить с ней, успокоить...
Халидахон хотела еще что-то сказать, но Атакузы перебил:
— Будет сделано, товарищ секретарь. Прошу к столу, чай остывает. «Опять выкрутился. Понял, что тут можно поскользнуться. Ловок,
надо отдать должное. И где только отыскал эту красивую куклу? Молодой агроном с высшим образованием! Молодая, да удалая, «наш комиссар»!.. Но ведь у этого «молодого комиссара» ни по одному вопросу нет собственного мнения. Разумеется, раису такой попугай вполне подходит. Но как райком мог рекомендовать ее на ответственную должность? Неужели там не заметили меда, который так и каплет с ее уст, лишь произнесет имя Атакузы?»
Шукуров почувствовал: тугой узел, который возникал перед ним всякий раз, когда он пытался разобраться в личности Атакузы,— этот узел затянулся еще туже.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Хайдар проводил высокого гостя — будущего тестя —до райцентра. Бурибаев с сыном поехали дальше, а Хайдар на своем «Москвиче» повернул обратно. Поставил машину в гараж у входа во двор и, слегка пошатываясь — угощение было на славу! — направился в конец сада прямо к арыку. Солнце уже поднялось и как бы лежало на верхушках тополей блюдом, полным расплавленного добела металла. Оно уже успело раскалить землю, босиком не ступишь — обожжет. Арык был полон чистой родниковой воды — из Минг булака, она быстро катилась, ударяя струями о камни, отливая то голубизной неба, то зеленью подводных трав. Вода манила прохладой и свежестью. Хайдар на ходу скинул одежду, босой, в цветных плавках, подбежал к арыку, подпрыгнул и, зажмурившись, бултыхнулся в ледяную родниковую воду. Отчаянно забарахтался, зафыркал, как норовистый конь, но уже через минуту успокоился — ухватился за ветку тала, лег на спину, закрыл глаза. Теперь казалось — не вода, а чья-то нежная рука гладила истомленное жарой тело, и каждый нерв успокаивался, каждая клетка... Он вышел из арыка, прилег на полянке под старым тутовым деревом. Ни во дворе, ни в саду не было ни души. Голова тонула в высоком, по колено, густом клевере, у самых ушей в мохнатых фиолетовых цветах лениво жужжали пчелы. Над Хайдаром носились белые, бледно-голубые бабочки, а наверху, в ветвях шелковицы, тысячеголосо чирикали воробьи, вели разговор горлинки...
Всем существом отдался Хайдар густой, обволакивающей душу тишине. Вдыхая тонкий, тепловатый аромат клевера, устало прикрыл глаза. О, эти деньки, когда гостил у них Джамал Бурибаев! Пролетели как во сне, застолье здесь, в саду, тянулось с вечера до рассвета. Уши гостей услаждали музыка и пение. Играли и пели не какие-нибудь киш-
лачные умельцы — отец пригласил известных певцов и музыкантов. Потом поездка в горы — в колхозный санаторий, расположенный в арчовых рощах за лесничеством. Там — купанье, рыбная ловля в горных речках и снова дастархан. Целые туши баранов, запеченные на пахучих ветках арчи в земляных печках — тандырах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41