Зубов предписал Рибасу построить для греков и албанцев «на первый случай домов каменных с небольшими лавками по обычаю азиатскому 2-х сортов. Первого – 3, ценою каждый в 1500 рублей, а второго – 50, ценою по 350 рублей». Две тысячи отпускались без возврата для церкви с богослужением на родном языке.
Отъезд Рибаса в Одессу задержали два обстоятельства: вот-вот должен был приехать в Петербург Андре, а на 29 апреля назначили венчание Натальи Суворовой и Николая Зубова. Око состоялось в придворной церкви и по желанию молодых устраивалось скромно. Суворов, к удивлению многих, к долгожданному событию не приехал, и сразу воспрянули интриганы. Они распускали слухи, что фельдмаршал благоволит, к польским бунтовщикам, ни в грош не ставит благорасположение императрицы п что он сам – второй Костюшко. Александр Васильевич действительно ходатайствовал за многих вчерашних повстанцев, а их родственники осаждали его просьбами.
Двор выехал в Царское село. Тише стало в столице. Неожиданный визит к адмиралу нанес Зиновий Чепега, атаман Черноморских казаков и по армейским чинам ставший генералом.
– Полки мои направились в Польшу, – отвечал он на расспросы адмирала. – А я здесь за деньгами. За фураж и провиант отпустили мне восемьдесят тысяч, но чтобы их получить, взятку дал – пятнадцать копеек с рубля. Посоветуйте, Осип Михайлович, что делать: жаловаться?
– Намекни Зубову, что принудили взятку дать.
Но Зиновий Алексеевич прожил в Царском селе месяц, не жаловался, взял две тысячи прогонных и уехал к полкам, получив на дорогу пирог с рыбой длиной в сажень.
Перед отъездом, не дождавшись Андре, Рибас хотел было навестить Сильвану, но она вдруг сама явилась на Дворцовую набережную. Настя, узнав о ее визите, прислала на половину мужа секретаря Хозикова с целью рекогносцировки: что за дама в их доме? Но Сильвана не оставалась и четверти часа у адмирала, потому что с порога сказала:
– Ваш брат Андре играет у Вирецкого. Я отвозила туда кофе, и управляющий передал мне записку от вашего брата.
Андре в записке просил ссудить его тремя тысячами и прислать их в дом Вирецкого на Итальянской. Этот дом был адмиралу памятен! Он отправился туда, прихватив шкатулку с деньгами, ценными бумагами и личный карточный набор: десять нераспечатанных колод, мел, увеличительное стекло, серебряную табакерку. Сильвану Рибас завез по дороге в кондитерскую. Узнал, что Руджеро год как страдает подагрой, почти отошел от дел, а итальянцы из господ теперь редко бывают у них.
– Джузеппе, будь осторожен, – попросила она, а адмирал подумал, что только Сильвана во всей столице называет его так.
Возле дома на Итальянской стояло несколько летних экипажей. В три пополудни адмирал вошел в гостиную, где его встретил управляющий. С ним Рибас на минуту заглянул в крохотную контору и заплатил десять рублей. Управляющий ворковал:
– Коммерческая игра идет как всегда вяло. В зеленой – гусары. Больше шумят, чем испытывают судьбу. В малиновой итальянец Маттео играет с поручиком.
– Где Андре?
– В штофной.
Через голубой зал, где играли в коммерческий вист на двух столах и слышались возгласы: «Ренонс не считается! Масть! Роббер, господа!», за слугой с подносом, который спешил в зеленую, Рибас коридором прошел в штофную. Тут было многолюдно – настоящая игра начнется к вечеру, а пока в штофной приглядывались к возможностям партнеров, старались угадать темпераменты и характеры. Две дамы, склонившись друг к другу, шептались за столом, в одной из них в платье с глубоким декольте и янтарными квадратными бусами на точеной шейке под пламенем рыжеватых волос адмирал узнал Катрин. «Мой бог! Как она здесь?» Он отвернулся и увидел Андре, стоящего у окна в зеленый сад.
– Почему ты не заехал ко мне с дороги? – спросил Рибас у брата.
– Я начал игру в трактире у заставы, – отвечал Андре. – Выигрывал. А продолжать пришлось здесь.
– С кем ты играл?
– Он назвался Маттео. Негоциант. Но ловок.
– Сколько?
– Я же писал – три.
– Будь здесь и жди.
– Дай мне денег. Больше ничего не нужно.
– Ничего, кроме трезвой головы, – отвечал адмирал, отсчитал Андре три тысячи и вышел из штофной, незамеченный Катрин.
В малиновой комнате три стола оказались пусты, а за четвертым незнакомец, очевидно, Маттео, играл с поручиком. Рибас поставил шкатулку на свободный стол и присел, наблюдая за игрой. Поручик выигрывал брелан за бреланом. У стен, обитых синим штофом, стояло несколько мраморных бюстов, придававших обители азарта степенный вид. Адмирал отвернулся от игроков – вошла Катрин.
– Дорогой, – обратилась она к Маттео, – когда же мы едем?
– Как только я проиграю этому юному гению все, – ответил Маттео обреченно.
– Отдай ему все свои деньги и уедем.
– Увы, надо играть.
– Тебе никогда не выиграть у этого Купидона, – сказала Катрин и погладила поручика по щеке. Тот, зардевшись, встал, восторженно поцеловал ее руки. Но адмирал искоса смотрел только на Маттео – нельзя упустить ни одного движения игрока… руки его над столом летали, ни на секунду не оставаясь без движения. Нет, Рибас ничего не заметил, но может быть Маттео заметил, что за ним наблюдают? Подозрения не оставляли адмирала.
– Я счастлив, мадам, – сказал поручик. – Где мы найдем вас, когда закончим?
– Ах, я буду в саду.
Она ушла, не взглянув в сторону Рибаса. Через получас поручик снял с пальца перстень.
– Я играю только на деньги, – твердо сказал Маттео. Поручик, пошатываясь, вышел из малиновой. Маттео аккуратно вытирал пальцы шелковым платочком.
Рибас перекладывал на столе нераспечатанные колоды.
– Не заплесневели ли ваши карты? – весело обратился к нему по-французски Маттео.
Рибас сидел к нему вполоборота и, не глядя на игрока, спросил:
– Что вы можете предложить?
– Что угодно. Прошу.
– Я бы хотел играть за этим столом.
– Почему? Светлее?
– Укромнее.
Переменить стол по мнению адмирала было немаловажно.
– Мне все равно, где проигрывать, – сказал Маттео и сел за стол Рибаса.
– Фараон? – спросил адмирал, улыбнувшись.
– Право, не знаю, – неуверенно ответил игрок, а Рибас, распечатывая колоду, продолжил:
– Буйот?
– Играл вчера. Не повезло.
– Не играть же нам в пикет.
– О, да.
– Брелан?
– Я не играю два раза подряд игру, которая только что сделана.
«Он хочет вывести меня из равновесия», – догадался Рибас и с удовольствием позволил себе это, воскликнув:
– Но черт побери, назовите вашу игру! Право, мы будем решать это до утра?
– Вы знаете столько игр?
Это был первый промах Рибаса: Маттео насторожился. Следовало успокоить его и Рибас рассмеялся:
– У меня есть десять тысяч и я хочу испытать судьбу перед отъездом в армию.
– Макао.
– С объявлениями, – предложил Рибас.
– Идет.
Адмирал распечатал еще одну колоду, неумело смешал карты. Проще макао игры нет. Туз – одно очко. Фигуры и десятки не считаются. Остальные карты от единицы до девятки – считались по их достоинству. Требовалось набрать девятку. Если она сразу на руках – выигрыш.
– Я ставлю три тысячи, – «поспешил» объявить Рибас.
– Сколько?
– Три.
– Отлично. Но сначала все-таки следует определить: кто из нас банкомет!
– Ах да. Простите, – «спохватился» Рибас.
Они вытащили из колоды по карте, адмиралу досталась меньшая – он банковал, а поэтому достал из шкатулки объявленную сумму и с первой сдачи к нему пришла девятка. Это означало, что Маттео проиграл девять тысяч – выигрыш за девятку шел втрое.
– Вина? – спросил Маттео.
– Непременно! – «охотно» согласился Рибас, и его противник щелкнул пальцами и крикнул слуге: – Венгерского!
Собственно, адмирал уже отыграл проигрыш Андре, но нельзя было оставить взятую на себя роль. И потом, если и дальше так будет везти… В банк Маттео поставил двести рублей, восьмеркой удвоил их. Рибас отдал проигрыш, достал табакерку, положил под нее пятьсот и объявил:
– Играю под прессом!
– Вы так боитесь за финал? – спросил противник. Он знал толк в игре. Под прессом обычно играют в конце, когда денег у проигрывающего остается мало, а под прессом, не объявляя суммы, можно скрыть их нехватку. Но что теперь скажет Маттео? Он мог объявить: «Беру пресс», или «Беру вдвое», он мог хоть удесятерить неизвестную ему сумму под прессом.
– Беру вдвое, – сказал он и выиграл восьмеркой.
– Пресс вдвое – это тысяча, – подсчитывал Рибас. – Да за восьмерку – вдвое, получите две тысячи.
Десять талий Рибас играл под прессом. Маттео посмеивался:
– У вас же есть деньги. Зачем вам пресс?
Но Рибас намеренно путал игру.
К ним подошел бледный Андре. Маттео почему-то встал.
– Прошу вас. Мой долг. – Андре небрежно бросил ассигнации на стол. – Я не затруднил вас?
– Нисколько.
– Честь имею.
Маттео кивнул. Андре отошел от стола. Следующие десять талий Рибас играл без пресса. Удача была попеременной.
– Боже мои, – услыхал Рибас рядом с собой голос Катрин. – Я просто извелась. Сколько же можно играть, дорогой Маттео?
Рибас повернулся к ней, встретился взглядом, встал, поклонился:
– Мадам, не имею чести быть знакомым, но сочту за величайшее удовольствие быть представленным.
– Катрин Васильчина, – сказал партнер.
«Имя она не переменила. Но неужели здесь в амазонках? – спросил себя Рибас, а Катрин лукаво улыбнулась, протянула руку в кружевной перчатке.
– Я хочу, чтобы вы обыграли Маттео, – сказала она, когда он целовал ее руку.
– Мадам, ради вас я сделаю это непременно.
– Сделайте это хотя бы для себя.
– Свой выигрыш я посвящу вам.
– Маттео, я жду! – сказала она капризно, Маттео улыбался, с усмешкой взглянул, как Рибас не сводит глаз с Катрин, которая уходила. Адмирал сел, обернулся, совсем «забыв» об игре, воскликнул:
– Какая женщина! Вы счастливчик, Маттео.
«Она волнует и отвлекает его партнеров, – думал Рибас. – Желает им выиграть. А уж если такая рыжеволосая весталка на твоей стороне – противникам Маттео море по колено. Неужели амазонка? Но как же она превратилась в подругу игрока?» Адмирал повел сильную игру, отвечал на крупные ставки не менее крупными, но заметил, что неизменно остается хоть в малом, но проигрыше. «Нужно озадачить ангела судьбы моего визави» – решил он и спросил по-итальянски:
– Вы не знаете Диего Ризелли? Он в Петербурге?
Маттео чуть было не выронил карты, выпил вина, внимательно посмотрел на адмирала своими белесыми на выкате глазами и вдруг ответил:
– О, нет, адмирал. Ризелли в Одессе.
В одно мгновение рухнул карточный домик психологической игры, которая, как думал Рибас, возведена им искусно. «Он знает меня! Знает, что Хаджибей переименован. Ризелли в Одессе? Или это блеф, чтобы я потерял равновесие? Бог мой, он наверняка знает, что я знаком с Катрин!»
Шесть талий Маттео выигрывал вдвое с первой восьмерки без прикупа. Рибас ставил мелочь. Потом тысячу, обернувшуюся тремя тысячами проигрыша. Затем играл осторожно, но Маттео вдруг поставил пять и взял пятнадцать! Ангел удачи отлетел от Рибаса. Он снова стал играть под прессом. Маттео не рисковал и пресс оценивал скупо.
Когда зажгли свечи? За соседним столом карты щелкали, как звучные пощечины. Графин с вином переменили в третий раз. Маттео играл чисто. Надо было кончать, адмирал объявил, что играет последние десять талий. На восьмой, из всех денег, взятых из дома, у него осталось полторы тысячи. Он поставил тысячу четыреста, которая тут же упорхнула к сопернику.
– Что теперь? – думал он лихорадочно. – Сотню под пресс?» Он положил под серебряную табакерку ценные бумаги на владение землей в Бююк-Сюрен, с тоской вспомнил Айю, а бумагами через мгновение завладел Маттео, долго рассматривал их, кивнул, сказал:
– Превосходно!
Десятая последняя талия принесла адмиралу на сотне смехотворный по сравнению со всей игрой выигрыш в триста рублей. Все было кончено. Рибас встал, предложил:
– Нам нужно переговорить.
– О, нет, я устал, – ответил, зевая, Маттео.
Рибас кивнул и вышел из малиновой. Андре нигде не было. Адмирал направился к своему экипажу и не удивился, увидев в коляске поджидавшую его Катрин. Ничего не приказав кучеру, он сел напротив нее.
– Ты много проиграл? – спросила она.
– Как ты оказалась с ним?
– Меня ограбили под Ольвиополем.
– У тебя есть поместья.
– Родственники добились их опеки.
– Значит, теперь ты амазонка.
– Что это значит?
– Маттео использует тебя в игре.
– Но как? Он шулер?
– Я не заметил.
– Я всего лишь третий раз с ним у Вирецкого.
– Это начало.
– Что же мне делать? У меня совсем нет средств.
Рибас с усмешкой достал триста рублей и передал Катрин:
– Это все, что у меня есть. Оставь игрока. Добивайся снятия опеки.
Не поблагодарив его, она вышла из экипажа.
Дома адмирал спросил у Хозикова:
– Андре здесь?
– Я проводил его в гостевую. Он спит.
На следующий день адмирал собирался к отъезду вместе с Андре. Петербург уже знал о его проигрыше. Жена съязвила:
– Вы уезжаете? По-моему, вы должны идти в Одессу пешком.
Но все-таки, несмотря ни на что, Настя была верна себе и в другом – через Хозикова она прислала мужу шкатулку с драгоценностями. Адмирал побежал к Насте, пал на колени, целовал ей руки.
Из дворца явился обеспокоенный Базиль Попов.
– Императрица знает о вашем проигрыше.
– И что же?
– Сказала только: «Вот и Рибас начал проигрывать».
– Отлично.
– Федор Ростопчин уверяет всех, что вам все нипочем.
– Почему?
– Считает, что вы в Одессе наживаете полмиллиона в год.
Адмирал усмехнулся, раскрыл шкатулку жены.
– Не могли бы вы помочь мне продать что-нибудь из этого?
– Конечно.
11. Неотложные заботы и обидная размолвка
1795
Адмирал вместе с Андре уехал на следующий день. Россия майскими цветущими садами и зелеными полями летела навстречу экипажу, в котором Рибас лишь поглядывал на угрюмого Андре и обдумывал застрявшую в голове мысль: почему открытые листы на свободное плаванье шкиперу Спарпато оказались в Петербурге? Что-то тут было не так. Зачем неаполитанскому посланнику понадобилось пересылать их из Константинополя в Петербург? Почему не в Черноморское адмиралтейское правление?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82