Минуты две он тяжело дышал. Потом, видимо успокоившись немного, опять
наклонился над больным.
- Я задам вам несколько вопросов, - сказал он. Даже звук его голоса
отличался от голосов всех людей, которые приходилось пытать больному. - Вы
будете отвечать мне глазами Если вы захотите сказать "да", то мигните один
раз, а если захотите сказать "нет", - два. Вы меня хорошо поняли?
"Да", - ответили глаза.
- Ваше зрение вполне нормально?
"Да".
- А слух?
"Да".
- Можете ли вы шевелить языком?
"Нет".
- Можете ли вы пошевелить одной из рук?
"Нет".
- А ногой?
"Нет".
- Чувствуете ли вы где-нибудь боль?
"Нет"
- Испытываете ли вы голод?
"Нет".
- А жажду?
"Нет".
- Чувствуете ли вы какое-нибудь неудобство?
"Нет".
Наступила небольшая пауза. Незнакомец сдвинул брови задумался.
Лежавший смотрел на него, ожидая других вопросов еще больше объяснений. Его
сильно мучила невозможность самому задать вопрос.
- Вернулась ли к вам память? - снова спросил незнакомец как и раньше
наклонившись над ложем, будто не доверяя слуху больного. - Помните ли вы
свою жизнь?
"Да".
- Вполне отчетливо?
"Да".
- Понимаете ли вы, где находитесь?
Наконец-то задан нужный вопрос, которого с таким нетерпением ожидал
больной.
"Нет... нет... нет!" - быстрое мигание глаз было более чем
красноречиво.
- Вы не понимаете, где находитесь и зачем. Вы хотите знать это?
"Да"
- Вы это узнаете, но только не сейчас, а немного позже. Теперь я не
могу вам сказать, потому что это принесет вам вред. Вы у друзей. Они любят
вас и ждут, когда вы придете к ним. Потерпите еще немного, и вес станет для
вас ясно. Не бойтесь ничего Не думайте о странных для вас явлениях, которые
происходили с вами и могут еще произойти. Все получит объяснение со
временем. Вы видите и слышите, ваша память вернулась к вам, но ваш мозг еще
не избавился полностью от последствий, бессознательного состояния. Поэтому
вы еще не можете двигаться Но это продлится недолго. Мы не думали, что так
произойдет, и я очень жалею, что вы получили сознание раньше, чем
закончился процесс вашего лечения. Это создаст вам некоторые неудобства,
но, к сожалению, тут ничего нельзя сделать. Будем надеяться, что эти^яс
удобства скоро прекратятся. Вы быстро поправляетесь и, пройдет немного
времени, будете совсем здоровы. Вы поняли все, что сказал?
"Да"
- Сейчас я уйду от вас. Нельзя надолго прекращать процесс, а когда я
здесь, приходится его останавливать. То, что полезно для вас, вредно для
меня. Мы лечим вас сейчас излучением. Не смущайтесь тем, что цвет стен и
пола меняется. Они освещены скажи в нужной для вас последовательности
электромагнитных волн. Было бы лучше всего, если бы вы заснули. Когда
пройдет назначенное время, я снова приду к вам, - его большая рука с
необычайно длинными, тонкими и гибкими пальцами (никогда и ни у кого не
видел лежавший человек таких рук) ласково коснулась плеча больного. - Вы не
чувствуете какого-нибудь неудобства? - снова спросил он. Видимо, эта мысль
его особенно беспокоила.
"Нет".
- Теперь вы спокойны?
Как хотелось больному ответить, что нет, он не спокоен и не может быть
спокоен, пока не узнает, что это за странное помещение и кто такой не менее
странный его хозяин. Но он не мог ничего спросить, не мог потребовать
объяснений и настаивать на ответе.
"Да, я спокоен", - ответили глаза.
- Прощайте на короткое время. Когда я опять приду, вы будете в еще
лучшем состоянии, чем сейчас, и мы поговорим дольше.
Он улыбнулся (блеснула безукоризненная линия зубов), погладил руку
больного и медленно направился к стене. Казалось, ему очень не хотелось
уходить так скоро. И действительно, пройдя всего несколько шагов, он
остановился, словно в нерешительности, и повернул обратно.
- У меня есть к вам один вопрос, - сказал он, явно волнуясь. - Очень
важный для всех нас. Мне не хотелось бы откладывать его выяснение. Если
память полностью вернулась к вам, то помните ли вы ваше имя?
"Ну конечно", - хотелось ответить больному, но он мог только медленно
закрыть глаза:
"Да".
- Вы не можете мне его назвать, но я сам назову вам одно, наиболее
вероятное. У нас есть предположение... оно, правда, почти достоверно, но
все же... Вся планета ждет разрешения этой загадки, - он замолчал, точно
собираясь с силами для вопроса, который хотел задать. Потом медленно,
раздельно произнес: - Дмитрий Волгин?
Глаза больного ответили:
"Да".

3
Выздоровление шло все более быстро. Каждый день в Дмитрия Волгина
происходили ощутимые перемены.
Он мог уже, правда, с усилиями и не совсем свободно, двигать руками и
головой. Язык плохо ему повиновался, но слова звучали достаточно ясно,
чтобы быть понятыми
Все еще приходилось лежать почти неподвижно. Физический отправлений
организма не было, и Волгина ничем не кормили голода и жажды он не
чувствовал.
Несколько раз ему делали вливание какой-то светлой жидкости,
по-видимому питательного раствора, и он замечал, что крепнет и полнеет.
Ухаживавшие за ним люди не ожидали теперь, пока Волгин заснет, а входили к
нему во время бодрствования. Они производили над его телом разнообразные,
совершенно непонятные, но кратковременные и безболезненные процедуры.
Большую же часть времени Волгин лежал один, предоставленный действию
света, который медленно и постепенно переходил из одною тона в другой.
Первое время Волгин следил за этими красивыми переходами с
любопытством, но потом привык и перестал обращать на них внимание.
Ему было очень скучно. Приходилось неподвижно лежать и думать. Больше
ничего не оставалось делать. На его просьбу дать ему книгу последовал
ответ, что это пока совершенно невозможно.
Все, что происходило с ним с момента, когда он очнулся от
беспамятства, оставалось для него загадкой. Разговоры с первым чело веком,
которого он увидел, были кратки и сравнительно редки.
Волгин уже знал, что имя незнакомца - Люций.
Это удивительное имя, вызывавшее в памяти Древний Рим поразило Волгина
но потом оказалось, что и другие люди, которых он видел, носили не менее
странные имена Одного из них звали Цезий, другого Ио1. Но вместе с ними
приходили двое молодых людей с обычными, хорошо известными Волгину
именами - Сергей и Владилен.
На вопрос об их национальности Люций с улыбкой ответил что они вес
русские, однако они говорили между собой на языке который Волгин понимал с
большим трудом. В основе это был, безусловно, русский язык, но почтя
половина слов была ему незнакома, он и улавливал в них отдельные созвучия
из других, неизвестных ему языков.
Один только Люций говорил с ним на обычном русском языке, заметным
акцентом, происхождение которого Волгин не мог уловить.
И он никак не мог поверить, что перед ним соотечественники. Внешний
вид людей решительно говорил против этого. Так же, как Люций, все они
совсем не походили на обычных людей двадцатого века. Их могучие фигуры,
крупные головы, необычайно правильные черты лица, рост, движения - все было
не таким, как у всех, кого приходилось видеть Волгину.
Он с недоумением спрашивал себя - откуда явились эти гиганты? Где они
были до сих пор, если Волгин не только не встречался с ними, но и не слышал
о них. Здесь таилась неразрешимая загадка, поскольку Люций явно уклонялся
от каких бы то ни было объяснений. Создавалось впечатление, что он
просто-напросто боится вопросов Волгина. Но чего ему было бояться?
За исключением Ио, все окружавшие Волгина люди были, по-видимому,
молоды, но, когда Волгин спросил как-то, сколько им лет, Люций снова
уклонился от прямого ответа, сказав только, что они не так молоды, как
выглядят.
Ио был старик, еще крепкий и полный сил, но с совершенно седыми
волосами и глубокими морщинами на лбу и щеках.. Ростом он был выше всех
остальных, и Волгину было странно видеть голову человека, стоявшего у
постели, на расстоянии двух метров от себя. Тем более, что сам Волгин лежал
не на полу, а на "диване" высотой примерно в сорок-пятьдесят сантиметров.
По-видимому, Ио был известным врачом, потому что, когда он осматривал
Волгина, Люций и все остальные с большим вниманием и глубоким уважением
прислушивались к его словам.
Но главным врачом Волгина был не Ио, а Люций. Это стало вполне
очевидно Волгину через несколько дней после первого знакомства.
Постепенно он начал привыкать к необычайному внешнему виду и
своеобразной одежде загадочных людей, и их вид уже не вызывал в нем
удивления и любопытства.
В их разговорах между собой и при обращениях к нему его неприятно
удивляло, что они никогда не употребляли слова "товарищ", называя друг
друга по именам, а его самого Дмитрием.
Один раз Волгин спросил Люция, как его фамилия, но тот как будто
растерялся и ничего не ответил.
Отсутствие в их лексиконе слова "товарищ" обеспокоило Волгина, и он
прямо спросил Люция, почему они не употребляют этого обращения, если они
русские.
Вопрос явно застал Люция врасплох, потому что он задумался прежде чем
ответить.
- Мы все, - сказал он наконец, - близкие друзья и поэтому называем
друг друга по имени. Вас мы тоже любим, как родного нам человека.
Объяснение было правдоподобно, но Волгин видел, что его обманывают, по
какой-то непонятной причине не желая сказать ему правду. За всем этим
что-то скрывалось. Если он еще мог поверить что Люций и его молодые
товарищи называют друг друга по именам из дружеских чувств, то по отношению
к старому Ио это было странно. Тем более, что они все обращались друг к
другу на "вы"
Из вежливости Волгин сделал вид, что поверил, и только спроси л в
какой стране они находятся. Люций сразу ответил, что в Советском Союзе, но
Волгин заметил, как находившийся в это время в павильоне Владилен с
любопытством оглянулся, услышав этот ответ.
Все это было достаточно странно, чтобы возбудить тревогу.
Вскоре произошел еще более странный разговор.
- Значит, меня вывезли из Парижа? - спросил Волгин, когда Люций как-то
пришел к нему один. - Неужели я так долго находился в бессознательном
состоянии, что даже не заметил переезда?
Он видел, что Люций в явном замешательстве.
- Вы очень долго не приходили в сознание, несмотря на вес принятые
меры, - ответил он.
- Где теперь находится мой друг и сослуживец Михаил Петрович
Северский? - спросил Волгин.
- Михаил...
- Петрович, - докончил Волгин. - Северский. Работник Министерства
иностранных дел СССР, первый секретарь нашего посольства во Франции.
- Его здесь нет, - ответил Люций.
Он внезапно заторопился и сказал, что необходимо возобновить
излучение. Процесс нельзя останавливать на слишком долгое время.
- Мы после закончим этот разговор, - он улыбнулся, но в его глазах
Волгин заметил смущение и растерянность. - Постарайтесь заснуть.
- Хорошо, - ответил Волгин.
Оставшись один, он глубоко задумался. Ответы Люция, его явное
замешательство, поспешность, с которой он прекратил разговор,
свидетельствовали, что вопросы Волгина были для него неожиданными и он не
знал, как следует отвечать на них. Люций, видно, понятия не имел, кто такой
Северский, и это было наиболее странно. Не мог же Михаил не интересоваться
здоровьем Волгина. Нет, он должен был запрашивать врачей, и Люций не мог не
знать его имени. Однако... Чем объяснить возникавшие одна за другой
странности?..
В последующие дни Волгин не задавал никаких вопросов. В глазах Люция
он видел напряженное ожидание и даже явный трах. Волгину не хотелось
причинять неприятности своему врачу которого он почти полюбил за заботу и
ясно выражаемую любовь к нему.
Он решил, и это решение было самым разумным, что все загадки должны
рано или поздно разъясниться.
Волгин видел и понимал, что пробуждение от сна, в который погрузила
его болезнь, окружено какой-то тайной, которую хотят пока что скрыть.
Несомненно, на это были серьезные причины, и хотя он не знал их, но решил
подчиниться людям, так успешно лечившим его и, как он был вполне убежден,
спасшим ему жизнь.
Он хотел понять сам.
В долгие часы вынужденного одиночества Волгин старался свести воедино
звенья таинственной цепи событий, происшедших за время пребывания в этом
куполообразном павильоне, но ничего связного и хоть отчасти правдоподобного
придумать не мог.
Иногда он снова начинал сомневаться в том, что вес происходит наяву.
Нс является ли это плодом его больной фантазии? Но, когда он высказал Люцию
опасения насчет своего рассудка, тот только засмеялся и, ласково погладив
Волгина по плечу, сказал, что со временем он убедится в реальности
происходящего.
Особенно часто мысль Волгина останавливалась на загадочной фразе,
которую Люций сказал во время их первого разговора. Он хорошо запомнил эту
фразу: "У нас есть предположение... оно, правда, почти достоверно, но все
же... вся планета ждет разрешения загадки".
Что могли означать эти слова?
Какая планета? Очевидно, Земля! Не мог же он попасть на другую...
Он до того запутался, что начал допускать даже подобную фантастическую
возможность, но прямо спросить Люция казалось слишком нелепым. Все же он не
удержался и под видом шутки задал такой вопрос, когда к его ложу поставили
для очередной непонятной процедуры какой-то прибор или машину совсем уже
диковинного вида.
Люций явно не понял шутки и серьезно ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58