Волгин
заметил, что на улице много людей. Его вышли встречать.
Что-то вроде угрызений совести кольнуло Волгина.
Его ждут! Его хотят видеть! Хорошо ли обмануть ожидания этих людей?
Но он был просто не в состоянии сейчас встретиться с людьми, говорить
с ними.
- Выйди к ним, - попросил он Владилена, - и объясни.
- Не беспокойся, они все поймут.
По тому, как уверенно Владилен привел арелет именно к этому дому,
Волгин окончательно убедился, что был прав. Дом давно ждет его,
предназначен именно для него, а не случайно оказался свободным. И Владилен
хорошо знал, где находится нужный дом.
"Если бы это была улица Ирины", - еще раз подумал Волгин, выходя из
машины.
Здание выглядело очень своеобразно - не было видно ни одного окна.
Огромную веранду, так же как в доме Мунция, обвивала зелень дикого
винограда. Крыша была плоской.
- В доме искусственное освещение? - спросил Волгин.
- Нет, почему же? - удивленно ответила Мэри. - Обычное.
- Стеклянная крыша? - догадался Волгин.
- Нет. Крыша тоже обычная. Это самый простой, обыкновенный дом. Такой,
каких сотни тысяч.
Волгин замолчал. Новая загадка! Но через полминуты она должна была
разъясниться, не стоило расспрашивать.
Дом был больше, чем дом Мунция, - вероятно, здесь было комнат десять
или двенадцать.
В первой - обширной гостиной, дверь которой выходила на веранду, - их
ожидал молодой человек лет тридцати. Его лицо показалось знакомым Волгину.
Вглядевшись, он узнал Сергея, одного из помощников Ио и Люция, которого он
часто видел в круглом павильоне на острове Кипр.
Комната оказалась залитой солнечным светом, свободно проходящим сквозь
совершенно прозрачные потолок и наружную стену.
Но ведь только что Волгин видел эту самую стену из сада, и она не была
прозрачной...
Ему захотелось выйти на веранду и посмотреть еще раз снаружи, но он
удержался. Было ясно, что Мэри сказала правду, и крыша, которая выглядела
такой же прозрачной, как и стена, не стеклянная. Дом был выстроен из
материала, пропускавшего наружный свет, но задерживавшего внутренний.
"Чересчур светло", - подумал Волгин.
Вслух он ничего не сказал. С уже хорошо усвоенной манерой внешнего
равнодушия к непонятным ему явлениям, словно не видя здесь чего-либо
загадочного, он обратился к Сергею:
- Здравствуйте! Я рад вас видеть.
- А я еще более, - ответил Сергей, обеими руками пожимая протянутую
Волгиным руку. - Мне поручено встретить вас и познакомить с домом.
- А разве вы живете в Ленинграде? - лукаво спросил Волгин.
Молодой человек смутился.
- Я живу в Москве, - ответил он. - Но это так близко. Мы думали, что
вам будет приятнее увидеть знакомого.
- И вы были правы, - серьезно сказал Волгин.
- Я покажу вам все и удалюсь.
- Побудьте с нами.
Волгин не мог сказать иначе. Прежние представления о вежливости крепко
держались в нем.
Но, к его большому облегчению, Сергей отказался, сказав, что рад будет
прийти завтра.
- Вам надо хорошенько отдохнуть, - прибавил он. - Слишком много новых
впечатлений.
- Да, вы правы, - со вздохом согласился Волгин.
Он жаждал полного одиночества. Побыть, наконец, наедине с самим собой,
разобраться во всем, что он видел...
Его нетерпение было столь очевидно, что Мэри сразу предложила
осмотреть дом позже, а сейчас разойтись для отдыха.
- Вот эту комнату мы предназначили для вас, - сказал Сергей,
останавливаясь перед дверью в левом крыле здания. - Но если вам не
понравится...
- Уверен, что понравится, - ответил Волгин. - Благодари Он повернулся
к двери. Она открылась перед ним, как всегда, будто сама собой, и Волгин
вошел. Дверь закрылась за ним.
Он слышал удаляющиеся шаги. Наконец-то он один!
Комната была большая, обставленная с обычным комфортом. Потолок не был
прозрачным, а сквозь стену, выходившую в сад, проникали неяркие лучи
солнца, смягченные ветвями деревьев.
Взгляд Волгина остановился на противоположной стене.
Вздрогнув всем телом, он стремительно подошел ближе, не веря своим
глазам.
Охваченный вдруг сильнейшим волнением, ошеломленный и недоумевающий,
он стоял перед тем, чего никак не ожидал увидеть.
Написанный масляными красками, на стене висел портрет Иры!
Волгин хорошо знал, что такого портрета не было раньше. Ирина не
любила даже фотографироваться и никогда не позировала художнику.
Откуда же взялся этот портрет, кто и когда написал его?

4
Шли дни. Волгин все откладывал и откладывал отлет из Ленинграда. Он
никак не мог решиться расстаться с местом, где когда-то находился его
родной город, с Октябрьским парком. С Владиленом или с Мэри, а чаще всего
один он каждое утро садился в арелет и отправлялся к берегам Невы. Оставив
машину где-нибудь недалеко от Медного всадника, откуда он всегда начинал
свои странствования и куда возвращался вечером, чтобы лететь домой, он
бродил по знакомым местам, разыскивая следы былого.
Так он нашел место, где прежде стоял дом, в котором он родился и
вырос. И ему показалось, что одно из гигантских деревьев, росшее там, - то
самое, что росло прежде во дворе. Место, где до замужества жила Ира, он
тоже отыскал в густой чаще.
Владилен достал Волгину план парка, но и без этого плана он легко
ориентировался в лабиринтах аллей, казавшихся ему прежними Улицами, по
которым он так часто ходил в своей первой жизни.
Почти на каждой аллее Волгин встречал хорошо знакомое. Зданий, имевших
историческую архитектурную ценность, в Ленинграде всегда было очень много,
и все они тщательно сохранялись.
Иногда Волгин совершал длительные прогулки по Неве и ее многочисленным
рукавам. Арелет скользил по воде быстро и беззвучно. Только плеск
рассекаемых волн и длинные полосы пены, расходившиеся в стороны от острого
носа, напоминали, что воздушный аппарат превратился в лодку.
Как-то незаметно Волгин вполне овладел искусством управления. Ему уже
не приходилось думать, как направить арелет в нужную сторону, это
происходило автоматически. Чуткая машина повинуясь малейшему желанию своего
пассажира, опускалась на землю или на воду, всегда мягко и плавно
поднималась в воздух меняла скорость и направление, точно воля человека
была здесь ни при чем, а она сама выбирала путь.
Летать или плыть по воде на арелете было наслаждением. Словно
вырастали вдруг крылья или человек превращался в рыбу. Машина могла плыть
даже под водой: ее герметический фюзеляж не пропускал влаги.
Все эти дни стояла прекрасная погода, небо было безоблачно Волгин
знал, что это делалось вопреки расписанию, специально для него. Календарь
был нарушен, вероятно, впервые за много лет.
Октябрьский парк всегда был полон людей. Волгина замечали сразу, но
никогда больше возле него не собиралась толпа, как это случилось в первый
день его прилета в Ленинград. Распорядился ли об этом кто-нибудь или это
явилось следствием свойственной людям Новой эры чуткой деликатности,
изменившей им один-единственный раз, Волгин не знал.
Он видел, что на него смотрят с любопытством, но не навязчиво. Многие
улыбались ему или приветствовали дружеским жестом.
Это внимание не было ему неприятно.
Иногда Волгин спрашивал, как пройти к тому или иному месту. Ему
отвечали вежливо и просто, ничем не показывая, что спрашивающий - человек
необычный.
Он видел, что люди были бы рады поговорить с ним, но никто не делал ни
малейшей попытки завязать разговор. Инициативы ждали от Волгина.
А он сам никак не мог заставить себя заговорить с ними о чем-нибудь
постороннем. Ложный страх поставить себя в смешное положение, показаться
невежественным дикарем не оставлял Волгина.
И люди, казалось, хорошо понимали это.
Каждый день он решал, что сегодня обязательно познакомится с
кем-нибудь, но каждый раз возвращался домой, не выполнив этого решения.
Даже с Мэри и Владиленом он говорил не обо всем. Он отводил душу
только в редких беседах с Люцием по телеофу. Своего "отца" Волгин не
стеснялся и мог говорить с ним свободно.
Окружающие замечали, что характер Волгина начинает портиться. Все
явственнее проступали признаки тоски по прошлому Дмитрий сам видел это.
Комфорт в доме все чаще раздражал его. Иногда ему мучительно хотелось
своей рукой повернуть кран умывальника, самому открыть дверь Он попросил
Владилена вызвать механика и выключить автомат в своей спальне. Это было
тотчас же исполнено, и Волгин с удовольствием убирал комнату и стелил
постель.
Он был бы не прочь вообще убрать все автоматы в доме, но сдерживался,
не желая доставлять неудобства Мэри и Владилену.
А они оба скучали в этом вынужденном безделии. Пребывание в Ленинграде
становилось томительным. Они с нетерпением ждали, когда, наконец, Дмитрий
решит продолжить путешествие.
Они видели, что Волгин день ото дня становится все более мрачным и
раздражительным, и с тревогой сообщали об этом Люцию.
Но даже Люций не считал себя вправе вмешиваться в личную жизнь
Волгина.
Так прошли две недели.
Сергей все еще не улетал домой. Волгин приписывал это желанию быть
возле него, но в действительности дело обстояло иначе. Сергей, выполняя
просьбу Люция, следил за здоровьем Волгина и регулярно информировал о нем
как Люция, так и Ио.
Внешне Волгин был совершенно здоров. Благодаря антигравитационному
поясу он не чувствовал никакого утомления. Исходив задень десятки
километров, он возвращался домой свежим и бодрым. Для поверхностного
взгляда вес обстояло благополучно.
Но Сергей был не просто медиком. Он был одним из лучших учеников
выдающегося врача - Ио. И он видел, что здоровье Волгина лишь кажущееся, и
за ним таится прогрессирующая болезнь.
Медицина тридцать девятого века первое и главное внимание уделяла
душевному состоянию человека. Малейшее расстройство нервной системы
расценивалось как признак, требующий врачебного вмешательства. А у Волгина
эти признаки проявлялись все чаще.
- Он должен уехать отсюда, и как можно скорей, - категорически
потребовал молодой ученый при очередном разговоре с Люцием. - Вы один
можете воздействовать на него.
- Хорошо, попробую поговорить с ним, - ответил Люций, - Но вы не
подавайте и виду, что заметили что-нибудь неладное. Пусть Дмитрий считает
себя здоровым.
- Физически он здоров, - вздыхал Сергей. - Ему вреден именно
Ленинград, и только Ленинград. Едва он покинет его, все придет в норму.
Люций был согласен с этим выводом. Ио тоже разделял мнение своего
ученика. С ними были согласны Мэри и Владилен.
И все четверо ошибались.
Причиной раздражительности и мрачного настроения Волгина был не
Ленинград. На новый и незнакомый ему город он не обращал большого внимания,
а Октябрьский парк ему нравился. Там все наиболее памятные места
сохранились в неприкосновенности, и он с удовольствием проводил в нем
время.
Само по себе место, где был старый Ленинград, хотя и вызывало мысли о
прошлом, не могло служить причиной сильной тоски.
Причиной был портрет Иры, висевший в его комнате.
Здесь была допущена большая ошибка. Чуткость изменила Люцию, по
просьбе которого был написан этот портрет с бюста стоявшего в шестьдесят
четвертой лаборатории. Люций думал доставить радость своему "сыну", но не
учел, что портретом близкого человека подчеркнет и обострит одиночество
Волгина в новом мире.
Никто не знал, какое потрясающее впечатление произвел на Волгина
неожиданный подарок, как тяжело и трудно было ему видеть портрет ежедневно.
Каждый вечер Волгин долго всматривался в любимые черты.
Эго была Ира, но в то же время не совсем она, и различие, легко
найденное Волгиным, угнетало его еще больше, чем самый портрет. Если бы она
была "как живая", ему было бы легче.
Теперь он каждый день целиком погружался в прошлое, и настоящее
становилось ему все более чуждым.
Если бы Люций знал это, то постарался бы любым способом изъять портрет
из комнаты Волгина, исправить допущенный промах. Но было уже поздно, Волгин
ни за что на свете не согласился бы расстаться с портретом. Он привык к
нему, доставлявшему и боль, и радость.
Волгин решил найти художника, писавшего портрет, и попросить его
изменить отдельные детали и выражение лица, которое совсем не
соответствовало характеру Ирины. Она никогда не была такой - замкнувшейся в
"учености", строгой жрицей науки, какой изобразил се на полотне этот
художник.
Одна из деталей особенно была неприятна Волгину. На сером платье Иры
блестела Золотая Звезда Героя.
"Неужели они не могли узнать подробности се жизни? думал он с
досадой, - Ведь она никогда не носила звезды. Она была награждена
посмертно!"
Звезда на груди Ирины, совершенно такая же, какую носи, постоянно сам
Волгин, подчеркивала разницу между ними. Она умерла, погибла, не зная, что
удостоена высочайшей награды, а живет, и весь мир чтит его как героя былых
времен.
Она умерла, а он жив!
Эта мысль постепенно становилась невыносимой для Волгина.
Своим поступком, вызванным самыми добрыми чувствами, Люций достиг
того, чего и он, и Ио боялись больше всего, - разбудил в Волгине почти
заглохшие воспоминания о прошлом.
Но Люций даже не подозревал об этом.
Однажды, когда, соскучившись, Волгин вызвал его к телеофу, Люций, как
бы между прочим, спросил его, думает ли он когда-нибудь продолжать путь.
Вопрос был задан в шутливом тоне, и Волгин не заметил ничего необычного в
этом вопросе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58