.. открыл
глаза.
В первое мгновение он даже не осознал, что случилось, но в следующее
понял...
Ничего увидеть он не успел - свет причинил ему боль, но одно сознание,
что он может видеть, может по своему желанию открывать и закрывать глаза,
было для него, так долго лежавшего в полной темноте, большим облегчением и
радостью.
"Наконец-то!" - подумал он.
Подождав несколько минут, чтобы успокоиться, он медленно и осторожно
раздвинул веки.
Это удалось так легко, словно и не было бесчисленных бесплодных
попыток.
Сначала свет показался слишком ярким, но он заставил себя долго
смотреть сквозь узкую щелочку, через которую ничего нельзя было
рассмотреть. Когда глаза немного привыкли, он раздвинул веки чуть больше.
Он повторял это несколько раз, временами закрывая глаза совсем, чтобы
дать им отдых. Было нелегко сдерживать естественное нетерпение увидеть
поскорее, но он не поддавался искушению, опасаясь, что поспешность может
привести к полной неудаче.
Наконец, когда он решил, что цель достигнута и глаза достаточно
привыкли к свету, он позволил себе полностью раскрыть их.
То, что он увидел, наполнило его чувством величайшего удивления.

2
Когда он лежал с закрытыми глазами, ничего не видя, делая частые, но
бесплодные попытки разомкнуть непослушные веки, перед ним иногда возникали
картины того, что могло окружать его.
И он был убежден, что обстановка окажется хорошо ему знакомой.
Но вот глаза открыты.
Где же он?
Сразу возникло сомнение - не сон ли? Не во сне ли он вид странную, ни
на что известное ему не похожую картину?...
Он лежал на чем-то напоминающем большой турецкий диван, но без
валиков. Странное ложе стояло на самой середине огромной, высокой...
комнаты?..
Нет, это совсем не походило на комнату.
Словно гигантский темно-голубой мяч разрезали пополам и одну половину
положили на землю так, чтобы она изображала собой потолок и стены.
Геометрически правильная сферическая поверхность купола казалась выточенной
из одного куска неизвестного материала, который очень напоминал металл, но
был лишен характерного металлического блеска.
Пол, того же темно-голубого цвета, был гладкий, но не блестел и,
по-видимому, не отражал в себе купола.
Никаких следов окон или дверей! За исключением "дивана", никакой
другой обстановки - комната совершенно пуста!
Глаза привыкли к свету, и тогда он понял, что освещение только
показалось ему ярким после долгого пребывания в темноте.
Нигде не замечалось ни малейшей тени. Насколько он мог видеть при
полной неподвижности головы, предмет, на котором он лежал, также не
отбрасывал от себя никакой тени.
После нескольких минут внимательного наблюдения больной решил, что,
пожалуй, свет, как это ни странно, исходит из купола и из пола. Помещение
освещено одновременно со всех сторон.
Его удивление возросло еще больше, когда он посмотрел на то, что
принимал раньше за одеяло.
Широкое покрывало темно-синего цвета мягкими складками закрывало его
до середины груди. Подушка и поверхность ложа, которую он мог видеть у
своих плеч, тоже были синими. На этом фоне он видел свою грудь и руки.
Белые простыни, которые он по привычке ожидал увидеть, отсутствовали. Все
было глубокого ультрамаринового цвета и сливалось друг с другом.
Никакой одежды на нем не было.
Вид голых рук вызвал новый поток мыслей. Он вспомнил, как сильно
похудел за последнее время (до того, как потерял сознание). Но теперь от
худобы не осталось и следа. Руки были как у здорового человека и покрыты
ровным коричневым загаром, которого раньше не было.
Скосив глаза, он, как мог, осмотрел свои плечи и убедился, что так же,
как руки, поразительно изменились. Ключицы и плечевые суставы, так резко
выступавшие раньше сквозь обтягивавшую их кожу, теперь были почти не видны.
Но если болезнь, едва не сведшая его в могилу, каким-то непонятным
образом сменилась цветущим здоровьем, то почему же он не может двигаться?
За удивлением последовала тревога.
Почему так долго оставляют его одного? Почему никто не идет к нему?
Что будет с ним дальше?
Люди, кто бы они ни были, не могли не понимать, что обстановка
"павильона" (он обрадовался удачно найденному названию) непонятна больному
и должна волновать его. Если его лечат, а это безусловно так, то врачи не
могут пренебрегать спокойствием своего пациента. Они должны прийти, и как
можно скорее.
Неподвижность тела становилась мучительной.
Ему страстно захотелось крикнуть, позвать кого-нибудь, но все усилия
привели только к тому, что удалось издать едва слышный звук сквозь сжатые
губы.
Но все же ничтожный результат обрадовал его почти так же, как
возвращение дыхания, как способность видеть. Стало ясно - если сегодня к
нему вернулось зрение, то завтра вернется речь.
На этот раз он долго находился в сознании, с возраставшим недоумением
рассматривал странное помещение, насколько позволяло неподвижное положение
его головы.
Очень скоро он убедился, что купол действительно светится. Пристально
вглядываясь, можно было заметить, как иногда он становился светлее или,
наоборот, чуть темнее, чем раньше. По гладкой, словно покрытой тонким слоем
стекла, поверхности "потолка" и "стен" пробегали искрящиеся точки или едва
заметные туманные полосы.
Один раз, когда почти в центре купола вспыхнула особенно яркая, как
маленькая звездочка, искрящаяся точка, он увидел на полу се отражение.
Значит, пол только казался матовым.
Глаза, только что получившие способность снова видеть, устали и начали
болеть. Он закрыл их.
Но картина загадочного помещения продолжала стоять и перед закрытыми
глазами, тревожа и волнуя своей абсолютной непонятностью.
Где он находится?
Снова вопрос, так часто занимавший его мысли, стоял перед ним. И хотя
он увидел наконец окружающее, это не внесло ясности, а, наоборот, запутало
все еще больше.
"Павильон" был так странен, так не похож на что-либо виденное раньше,
что невольно явились мысли о сновидении, о галлюцинации мозга,
расстроенного болезнью.
Он даже обрадовался "объяснению" и поспешно открыл глаза, почти
уверенный, что не увидит больше фантастического непонятного купола, что все
вокруг сменилось обычной, хорошо знакомой обстановкой.
Но ничто не изменилось.
По-прежнему его окружало голубое сияние геометрически правильной
сферической поверхности "потолка". Ни стен, ни дверей, ни окон!
Не сон, не галлюцинация, а реальная и несомненная действительность...
"Все же, - почему-то подумал он, - двери должны быть. Ведь кто-то
входил ко мне. Вероятно, дверь находится позади, там, куда я не могу
заглянуть".
Несколько раз повторил он про себя эту фразу, черпая успокоение в
мысли, что кто-то приходил, значит, придет еще раз. Они один, вокруг него
есть люди. Они, конечно, знают, что означает все окружающее, и объяснят
ему, когда придет время...
Скорей бы!
И он нетерпеливо прислушивался, ожидая шагов, которые однажды уже
слышал.
Но все было тихо, так тихо, что удары взволнованного сердца казались
ему громкими, как удары маятника больших часов, стоявших в его квартире с
тех пор, как он себя помнил, и равномерный перестук которых был неразрывно
связан для него с воспоминаниями детства.
Никто не приходил.
Время шло, не внося никаких перемен. Много раз он засыпал и снова
просыпался для бесплодного ожидания.
Все, что окружало его, словно застыло в неподвижности раз и навсегда.
Только едва заметные колебания света на куполе, вспыхивавшие на нем искры
говорили о существовании движения и жизни там, за пределами павильона.
Постепенно его стало охватывать отчаяние. Сколько еще предстояло
ожидать в мучительном одиночестве?
Должны же наконец прийти люди, принести ему хотя бы пищу.
"Но как меня могут кормить, - подумал он, - если я не могу пошевелить
губами? Вероятно, применяют какое-нибудь искусственное питание".
Что его как-то кормят, было ясно и по внешнему виду тела, и потому,
что голода он не ощущал.
"Я ни за что не засну больше, - решил он однажды. - Дождусь прихода
людей. Во что бы то ни стало я должен увидеть кого-нибудь".
Сколько времени надо было ждать? Он совершенно не знал этого.
Но ничего другого, кроме терпеливого ожидания неизвестной минуты. ему
не оставалось. Он был абсолютно беспомощен и ничем не мог воздействовать на
окружающее, не мог изменить его по своему желанию. Он находился в полной
власти неведомых ему людей, которые лечили его (это было совершенно
очевидно) с помощью каких-то необычайных способов. Когда сочтут нужным
прийти эти люди, оставалось неизвестным. Может быть, они намеренно ожидали,
чтобы больной заснул, наблюдая за ним откуда-то, скорее всего, сзади.
В этот раз он долго боролся со сном, решив добиться поставленной перед
собой цели, но в конце концов все же заснул, не дождавшись.
Открыв глаза, он увидел то же помещение, но тотчас же понял, что
произошла разительная перемена.
Пол и купол, бывшие столько времени темно-голубыми (он был уверен, что
это их обычный, постоянный цвет), стали неизвестно каким образом
молочно-белыми, и в павильоне было гораздо светлее.
Мало того. Синее покрывало, под которым он лежал, и синяя подушка были
заменены белыми. И такого же цвета оказалась теперь поверхность его ложа.
Все стало белым, как только что выпавший снег, и лишь его собственное
тело оставалось прежним - золотисто-коричневым.
Он не успел еще до конца осознать происшедшую перемену, как услышал
слабый, но совершенно отчетливый звук - точно где-то далеко прозвенел
звонок.
И он сразу узнал этот звук, тот самый, который он слышал, когда лежал
еще с закрытыми глазами, - звук, вернувший ему ощущение жизни и характер
которого он тщетно старался вспомнить. Это был тот же звук, за которым, во
второй раз, раздались шаги человека.
Наконец-то!
Сейчас он все узнает!
И вот прямо перед ним нижняя часть купола внезапно раздвинулась,
образовав проход. В помещение кто-то вошел. Стена тотчас же сомкнулась за
ним, но в глаза лежавшего человека успел ударить яркий свет оттуда, из-за
пределов купола, служившего для него границей внешнего мира. Этот свет был
так ярок, так ослепителен, что глаза сами собой закрылись.
И снова, как в давно прошедший день, он услышал приближавшиеся шаги.
Совсем так же, как тогда!
Нет, на этот раз он не потеряет сознания!
Он открыл глаза.
Вошедший стоял в двух шагах.
В одно мгновение лежавший человек успел рассмотреть своя гостя (было
бы вернее сказать - хозяина) с головы до ног.
И вместо облегчения от того, что исполнилось его желание и к нему
пришел наконец другой человек, он почувствовал вдруг тревогу.
Во всем облике вошедшего, в каждой черте его лица и фигуры, в каждой
подробности необычайной одежды лежавший человек увидел чужое. Он сразу,
всем существом, каждой клеточкой тела почувствовал, что незнакомец глубоко
чужд ему, что это существо, имеющее все внешние признаки обычного человека,
не имеет с ним самим ничего общего, что они совершенно различны, как должны
быть различны жители разных планет.
Незнакомец был очень высокого роста, с могучей фигурой атлета. На
плечах, достойных Геркулеса, помещалась голова, которая в первый момент
показалась лежавшему раза в полтора больше обычной человеческой головы.
Потом он понял, что эта голова про сто пропорциональна росту и фигуре
незнакомца.
Загорелое лицо обладало настолько правильными и красивыми чертами, что
даже производило впечатление какой-то искусственности, точно классическая
статуя, а не живое человеческое лицо.
Волосы были коротко острижены. Подбородок и верхняя губа гладко
выбриты, а может быть, на них вообще не росли волосы.
Удивительнее всего была одежда Она напоминала костюм европейца в
тропиках и была сшита, по-видимому, из тонкой и легкой ткани. Рубашка с
короткими рукавами и без воротника открывала шею и сильные руки с
рельефными мышцами. Очень широкий пояс плотно стягивал талию. Брюки едва
доходили до колен.
Этот наряд странным образом гармонировал с мощной фигурой
необыкновенного человека. Трудно было его представить одетым иначе. Так
естествен на человеке национальный костюм. С первого взгляда было видно,
что вошедший привык к нему.
Каждое движение чем-то неуловимым, отличалось от движений обычных
людей. Гибкость и точность их напоминали дикого зверя, и одновременно они
были изящны, как движения гимнаста.
Все это лежавший рассмотрел за одну-две секунды. В такие мгновения
мозг работает с необычайной быстротой и точностью.
... Увидя закрытые глаза больного, незнакомец нерешительно
остановился. Когда же глаза открылись, он, издав радостный возглас
стремительно подошел и наклонился над ложем.
Его загорелое лицо слегка побледнело.
Почти с минуту он пристально всматривался в глаза больного. в этих
глазах, темных и глубоких, застыл немой вопрос.
Незнакомец понял.
Он наклонился еще ниже и спросил на русском языке, но с каким-то
странным акцентом:
- Вы меня видите?
Губы больного дрогнули, и сквозь них раздался едва слышный звук.
- Вы меня слышите, но не можете мне ответить Но вы можете шевелить
веками. Закройте глаза, если вы видите меня.
Веки больного на мгновение сомкнулись.
Незнакомец выпрямился. Его лицо побледнело еще больше, кисти рук
судорожно сжались, словно он старался сдержать этим нараставшее волнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58