Мысль эта мне, как хирургу, перевидавшему тысячи раненых, показалась
прямо странной, что я и сказал Николаю Александровичу. Ник. Ал. со мной
соглашался, но все-таки на консультацию нужно было ехать.
Консультация была интересная. Я заехал за Борхардтом, и мы вместе с
ним поехали в Кремль. С нами поехала еще женщина-врач, фамилии не помню,
на которую была возложена обязанность быть переводчицей. Нас провели
прямо в кабинет Вл. Ил., который сейчас же вышел к нам, поздоровался,
переводчице сказал, что она нам не нужна: "сами сговоримся", и пригласил
нас к себе на квартиру. Здесь кратко, но очень обстоятельно он рассказал
нам о своих головных болях и о консультации с Клемперером. Когда Вл. Ил.
сказал, что Клемперер посоветовал удалить пули, так как они своим свин-
цом вызывают отравление, вызывают головные боли, Борхардт сначала сделал
удивленные глаза и у него вырвалось unmoglich (невозможно), но потом,
как бы спохватившись, вероятно, для того, чтобы не уронить авторитета
своего берлинского коллеги, стал говорить о каких-то новых исследованиях
в этом направлении. Я определенно сказал, что эти пули абсолютно не по-
винны в головных болях, что это невозможно, так как пули обросли плотной
соединительной тканью, через которую в организм ничего не проникает. Пу-
ля, лежавшая на шее, над правым грудино-ключичным сочленением, прощупы-
валась легко, удаление ее представлялось делом не трудным и против уда-
ления ее я не возражал, но категорически восстал против удаления пули из
области левого плеча: пуля эта лежала глубоко, поиски ее были бы затруд-
нительны; она так же, как и первая, совершенно не беспокоила Вл. Ил., и
эта операция доставила бы совершенно ненужную боль. Вл. Ил. согласился с
этим и сказал: "ну, одну-то давайте удалим, чтобы ко мне не приставали и
чтобы никому не думалось". Сговорились на другой день проверить положе-
ние пуль по Рентгену в Институте акад. Лазарева. При рентгеноскопии пули
были видны прекрасно, они немного сместились, сравнительно с тем, что мы
видели на рентгенограммах после ранения. Сделали рентгеновские снимки в
различных направлениях. После этого Вл. Ил. пошел с П. П. Лазаревым ос-
матривать Физический Институт, но осмотр этот не удался, так как Вл.
Ил., дойдя до комнаты, где у П. П. Лазарев собраны материалы по Курской
аномалии, заставил П. П. познакомить его с этими материалами самым под-
робным образом. Вл. Ил. слушал очень внимательно, о многом переспраши-
вал, видно, что он углубился в вопрос. Уезжая, Вл. Ил. сказал, чтобы П.
П. Лазарев продолжал держать его в курсе дела. Об операции было условле-
но делать ее у меня завтра 23 апреля и что Вл. Ил. приедет в 12 часов. Я
предложил Борхардту приехать ко мне в больницу к 11 часам, думая пока-
зать ему до операции хирургические отделения, но проф. Борхардт просил
разрешения приехать в 10 1/2 час. Я, конечно, не возражал, думая, что он
хочет поподробнее посмотреть нашу больницу. Борхардт приехал и притащил
с собой громаднейший, тяжелый чемодан со всякими инструментами, чем
премного удивил и меня, и всех моих ассистентов. Инструментов для опера-
ции требовалось самый пустяк: несколько кровеостанавливающих зажимов,
пинцет, зонд, ножницы, да скальпель, - вот и все, а он притащил их целую
гору. Я успокоил его, что у нас есть все, все приготовлено, готов и
раствор новокаина, есть и перчатки, и так как до приезда Вл. Ил. остава-
лось еще 1 1/2 часа, предложил ему познакомиться с хирургическим корпу-
сом. Он видно волновался и сказал, что хочет начать готовиться к опера-
ции. После этого Борхардт стал говорить, чтобы оперировал я, а он будет
ассистировать, я ему на это ответил, что оперировать должен он, а я с
удовольствием ему поассистирую. Борхардт еще несколько раз повторял это
свое предложение, что он будет помогать при операции. Так я и до сих пор
не знаю, зачем он это говорил, - думаю, из галантности. О самой операции
Владимир Ильич потом как-то на перевязке сказал мне и д-ру Очкину: "я
думал, что вся эта процедура будет гораздо скорее; я бы сдавил так - да
и разрезал, пуля и выскочила бы; а то это все для парада было". Пришлось
невольно рассмеяться и почти согласиться с ним. Вл. Ил. приехал точно в
12 час., с ним тов. Беленький и еще кто-то из охраны. Приехал и Н. А.
Семашко. В операционную вошел, конечно, только Ник. Ал., который спросил
меня "кто же будет оперировать?". Я ему ответил: "немец, конечно, для
чего же он приехал?". Ник. Ал. согласился с этим. Операция прошла вполне
благополучно, Вл. Ил. видно совершенно не волновался, во время самой
операции только чуть-чуть морщился. Я был уверен, что операция будет ам-
булаторная и Вл. Ил. через 1/2 часа, после операции, пойдет домой. Бор-
хардт категорически запротестовал против этого и потребовал, чтобы
больной остался в больнице, хотя бы на сутки. Я не возражал против это-
го, конечно, так как стационарное наблюдение всегда гораздо покойнее. Но
куда мне было положить такого пациента, как Владимир Ильич? Отделение
было переполнено, но - кем? Я знал, чем каждый из них болен, но совер-
шенно не представлял себе, что может быть на уме у моих больных. Посове-
товавшись с главным доктором Вл. Ил. Соколовым, мы решили положить Вл.
Ил. в 44-ю палату на женское отделение; палата была отдельная, изолятор,
лежавшую там больную легко можно было перевести в общую палату


. Вл. Ил. сначала очень запротестовал и не хотел оставаться в больнице "из-за пустяков". Пришлось уговаривать, указывать, что после кокаина может появиться и тошнота, и рвота, может быть головная боль и нам удобнее будет его наблюдать. Вл. Ил. долго не с
оглашался на наши уговоры, последней каплей, кажется, были мои слова: "я даже для вас, Вл. Ил., палату на женском отделении приготовил". Вл. Ил. рассмеялся, сказал "ну вас" и остался.
Это неожиданное помещение в больницу, конечно, наделало много хлопот
не нам, больничным, а, главным образом, охране и обеспокоило Надежду
Константиновну и Марию Ильиничну, которые и звонили ко мне и потом прие-
хали. Мар. Ил. беспокоилась, накормят ли Вл. Ил. Я успокоил, сказавши,
что и позаботимся со всех сторон, и покормим, и напоим.
Вл. Ил., как всякий больной, поступающий в больницу, был проведен по
всем бумагам, была написана история болезни, которую заполнил Вл. Ив.
Соколов, главный доктор. Вл. Ил. беспрекословно подчинился больничным
порядкам, очень любезно принял д-ра Соколова, отвечал на все его вопро-
сы, дал себя выслушать и выстукать. Из этой истории болезни позволю от-
метить только последние строчки: "Со стороны нервной системы - общая
нервозность, иногда плохой сон, головные боли. Специалистами констатиро-
вана неврастения на почве переутомления". Часов в 7 вечера мой сынишка
сильно порезал себе ногу, пришлось пойти с ним в корпус и наложить на
рану швы и повязку. Я зашел к Вл. Ил., рассказал ему об этом случае, и
потом он каждый день спрашивал у меня, как нога моего сына, пока у него
не зажило. Эта внимательность к другим - одна из черточек характера Вл.
Ил. Вл. Ил. чувствовал себя прекрасно, на вопрос мой, не нужно ли чего,
ответил, показывая на тов. Беленького, который стоял в дверях: "Скажите
ему, чтобы они не очень волновались и больных бы не стесняли". Часов в
11 вечера, когда я зашел вновь в корпус, Вл. Ил. уже спал. На другой
день утром приехал Борхардт, сделали перевязку и в 1 часу Вл. Ил. уехал
домой. С Борхардтом вместе сделали еще одну перевязку, он уехал, и рану
повели уже я с моим помощником д-ром А. Дм. Очкиным, с нами всегда езди-
ла и моя операционная фельдшерица К. М. Грешнова. Заживление ранки, ко-
торое велось на тампоне, длилось недели 2 1/2, ранка заживала совершенно
гладко; несколько дней из-за этой ранки Вл. Ил. пробыл в Кремле и потом
приезжал на перевязки из Горок. Каждый раз Вл. Ил. пенял на то, что нам
приходится из-за этих перевязок много терять времени, и все хотел ездить
на перевязки в больницу. Приходилось уверять, что мы это делаем с полной
готовностью и что для нас будет гораздо спокойнее перевязывать его
здесь, а не в больнице. Несколько раз Вл. Ил. оставлял нас пить чай, ра-
душно угощал, беседуя на самые различные темы. Рана уже зажила, была под
корочкой; чтобы снять совсем повязку, нужно было посмотреть через день,
через 2 - так и договорились.
Через 2 дня меня вызывают часа в 3 с конференции в больнице к телефо-
ну. У телефона Вл. Ил.: "Вы что делаете?" - спрашивает он. "Сижу на за-
седании, потом пойду домой". - "А скоро ли?" - "Минут через 15-20". -
"Хорошо, минут через 20 я к вам приеду". Я хотел было запротестовать, но
он положил трубку.
Действительно, минут через 20, Вл. Ил. приехал и прошел прямо ко мне
в кабинет. Я стал было ему говорить, зачем он беспокоился, ведь я бы к
нему приехал. "Я, Владимир Николаевич, сейчас ровно ничего не делал, а
вы работали; нечего об этом толковать". Снял я коллобийную повязку и
сказал, что можно оставаться без повязки. "Ну, вот и хорошо, а то вся
эта ерунда мне очень надоела". Потом Вл. Ил. стал спрашивать меня, как
бы ему поблагодарить мою фельдшерицу и не нужно ли чего д-ру Очкину. Я
сказал, что фельдшерица моя очень издергалась нервами, у нее есть девоч-
ка-воспитанница, которая перенесла только-что какую-то детскую инфекцию,
и было бы очень хорошо им поехать в Крым, в санаторию. Вл. Ил. записал
себе это в книжку и сказал, что он об этом скажет Семашко. Про д-ра Оч-
кина я ничего не мог сказать, сказал только, что у него жена хворает. Я
стал спрашивать Вл. Ил., как он вообще себя чувствует. Вл. Ил. ответил,
что в общем ничего, только вот головные боли по временам, иногда сон не-
важный, настроение плохое. Я стал убеждать Вл. Ил., что ему необходимо
хорошенько поотдохнуть, бросить на время всякие дела, пожить просто рас-
тительной жизнью. А он на это мне в ответ: "вам, тов. Розанов, самим-то
надо отдохнуть, вид у вас тоже скверный, поезжайте за границу, я вам это
устрою". Я поблагодарил его, но сказал, что в Германию ехать - не отдох-
нешь, так как невольно побежишь по клиникам, да по больницам, если ехать
отдыхать, то разве только на рижское взморье". - "Ну, и поезжайте" (Вл.
Ил., действительно, дал возможность мне отдохнуть в Риге, а моя фельдше-
рица с'ездила в Крым). Я сказал спасибо Вл. Ил. и опять к нему с угово-
рами. Вл. Ил. тепло поблагодарил меня за лечение и сказал, что он о себе
"все-таки" думает и старается отдыхать, что за этим особенно смотрит Ма-
рия Ильинична; сказал, что его беспокоит больше не свое здоровье, а здо-
ровье Надежды Константиновны, которая, кажется, стала мало слушаться Фе-
дора Александровича (д-ра Гетье), и просил сказать Гетье, чтобы он с ней
был понастойчивее, а то она всегда говорит, что "ей хорошо". А я в от-
вет: "так же, как вы". Он засмеялся и, пожимая руку, проговорил: "рабо-
тать, работать нужно".
Расстался Вл. Ил. со мной в полном благополучии и поехал в Горки, а
недели через 3, 25 мая утром, часов в 10, звонит ко мне по телефону Ма-
рия Ильинична и с тревогой в голосе просит поскорее к ним приехать, го-
воря, что "Володе что-то плохо, какие-то боли в животе, рвота". Скоро
подали автомобиль, заехали в Кремль, а оттуда уже на двух машинах отпра-
вились в Горки, забравши из аптеки все необходимое и для ин'екций и раз-
личные медикаменты. Поехали Н. А. Семашко, д-р Л. Г. Левин, брат Вл. Ил.
Дмитрий Ильич, тов. Беленький и еще кто-то.
Вл. Ил. в это время жил в маленьком домике наверху; большой дом еще
отделывался. Раньше нас из Химок приехал уже Федор Ал. Гетье и осмотрел
Вл. Ил.; сначала, по словам окружающих, можно было подумать, что заболе-
вание просто гастрическое, хотели связать его с рыбой, якобы не совсем
свежей, которую Вл. Ил. с'ел накануне, хотя все другие ели, но ни с кем
ничего не случилось. Ночью Вл. Ил. спал плохо, долго сидел в саду, гу-
лял. Фед. Ал. передал, что у Вл. Ил. рвота уже кончилась, болит голова,
но скверно то, что у него имеются явления пареза правых конечностей и
некоторые непорядки со стороны органа речи. Было назначено соответствую-
щее лечение, главным образом, покой. Решено было вызвать на консультацию
невропатолога, насколько помню, проф. В. В. Крамера. И так, в этот день
грозный призрак тяжкой болезни впервые выявился, впервые смерть опреде-
ленно погрозила своим пальцем. Все это, конечно, поняли; близкие по-
чувствовали, а мы, врачи, осознали. Одно дело разобраться в точной диаг-
ностике, поставить топическую диагностику, определить природу, причину
страдания, другое дело - сразу схватить, что дело грозное, и вряд ли
одолимое - это всегда тяжело врачу. Я не невропатолог, но опыт в мозго-
вой хирургии большой; невольно мысль заработала в определенном, хирурги-
ческом направлении, все-таки порой наиболее верном при терапии некоторых
мозговых страданий. Но какие диагностики я ни прикидывал, хирургии не
было места для вмешательства, а это было грустно, не потому, конечно,
что я хирург, а оттого, что я знал: борьба у невропатологов будет успеш-
на только в том случае, если имеется специфическое заболевание. Рассчи-
тывать же на это не было никаких оснований. У меня давнишняя привычка
спрашивать каждого больного про то, были ли у него какие-либо специфи-
ческие заболевания, или нет. Леча Влад. Ил. я, конечно, его тоже об этом
спрашивал. Влад. Ил. всегда относился ко мне с полным доверием, тем бо-
лее у него не могло быть мысли, что я нарушу это доверие. Болезнь могла
длиться недели, дни, годы, но грядущее рисовалось далеко не радостное.
Конечно, могло быть что-либо наследственное, или перенесенное незаметно,
но это было мало вероятно.
10 марта 1923 г. вечером ко мне позвонил Вл. А. Обух и сказал, что
меня просят принять участие в постоянных дежурствах у Владимира Ильича,
которому плохо; на другой день мне о том же позвонил т. Сталин и сказал,
что он и его товарищи, зная, что Вл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57