д.".
24. "Только диктатура одного класса-пролетариата - может решить воп-
рос в борьбе с буржуазией за господство. Победить буржуазию может только
диктатура пролетариата. Свергнуть буржуазию может только пролетариат.
Вести за собой массы против буржуазии может только пролетариат".
25. "Политика начинается там, где миллионы; не там, где тысячи, а
только там, где миллионы, начинается серьезная политика".
26. "Со ступеньки на ступеньку. Раз вступив на наклонную плоскость.
Со ступеньки на ступеньку".
27. "Кризис назрел". Все будущее русской революции поставлено на кар-
ту. Все будущее международной рабочей революции за социализм поставлено
на карту. Кризис назрел".
28. "Середины нет. Опыт показал, что середины нет. Либо вся власть
Советам:... либо... середины нет. Опыт показал, что середины нет. Либо
вся власть Советам... либо".
Я думаю, что эти примеры достаточно убедительны. "Искусство" в них
очевидно. "Риторика" бьет в глаза. Но это только потому, что они вырваны
из целого. Но стоит вспомнить, чьи это слова, представить себе всю речь
целиком и конкретно, и вот, напротив, понятие риторики становится мерт-
вым и на смену ему должно явиться другое. Попробуем же при оценке этих
примеров никогда не упускать из виду всего существа ленинского слова.
Прежде всего, эти примеры указывают на большую стойкость словесного
сознания: те же слова, словосочетания, фразы возвращаются снова и снова,
как лейтмотивы в музыке. Иногда, в отрывистых, короткими ударами режу-
щих, фразах Ленина эти повторения создают необычайную экономию слова,
скупой, сжатый до крайности, лапидарный стиль. В длительных более плавно
развертываемых, периодах эти повторения служат кадансу, мерному раскачи-
ванию речи и нагнетению интонационного движения. Всегда они являются
опорными центрами распределения словесной массы, узловыми точками к ко-
торым она прикреплена и, таким образом, приведена в неподвижность сосре-
доточена и замкнута. Эта внутренняя остановка движения придает слову ог-
ромную силу воздействия как бы уничтожая общую перспективу или выводя
его из нее, увеличивает масштаб, так что некоторые элементы речи, изоли-
руемые таким образом из общего течения и плана, более или менее сознава-
емого, приобретают сразу необычайную выпуклость и выразительность, вы-
растают до соразмерной с общим планом величины. Отрицание, противополо-
жение, расширение ограничение, градация приобретают неожиданную остроту
и рельефность. Изменения даже внутри одного повторяемого слова - переме-
на числа ("увертываясь от урока и уроков революции"), степени ("пахабные
и пахабнейшие мирные договоры"), времени (примеры 8, 14-18) и вида (при-
меры 8, 12, 17), наклонения или модальности глагола (примеры 9, 10,
13-18), приставки ("тяжкого и архитяжкого мира" и примеры 20, 21), уже
подобные морфологические изменения делаются чрезвычайно осязательными и
звучат как модуляция в другой тон, подчеркивая происходящее усиление.
Тем более это так в случаях, когда вариация захватывает несколько слов
или фразу. Такие обороты, как "революционная фраза о революционной войне
погубила революцию" (см. примеры 20, 21) звучат, как каламбур, настолько
сильно сказывается в них созвучия и может быть невольно это созвучие и
привело к таким сочетаниям и даже, пожалуй, отразилось и на построении
примера 2 ("из... из... из... измены", вообще скопления "

ой фразе). Но разумеется, это -
побочный эффект, как второстепенно и влияние этой аттракции созвучий на построение речи. Для Ленина, которому не до шуток, которому претят красивые словечки и эффекты "словесных выкрутасов" и чужды какие бы то ни было тенденции к изысканному или блестяще
му стилю это столь же мало примеры остроумной "игры словами", как и выражения "доверчивой бессознательности и бессознательной доверчивости" или "буржуазный демократизм и демократическая буржуазия". Все это примеры того же приема повторения.
Но не следует думать, что повторением Ленин просто бьет как первой
попавшейся палкой, и что этим же объясняется и характерная для него
стойкость слов и образов, которая возводит их в лейтмотивы, доминирующие
над всем периодом. Повторение создает строгий своего рода "геометричес-
кий" стиль речи Ленина, прямолинейной, графической в силу крайней эконо-
мии средств, как чертеж, лишенной всякой раскраски, всякой затушевки,
которые сделали бы четкие линии расплывчатыми и неопределенными. Ленин
обращается не к чувству и не к воображению. И то и другое только ослож-
нило бы прямое движение мысли, лишило бы речь той цепкости и твердой си-
лы, того стального закала, который ее отличает. Ленин обращается к реше-
нию воли, которую надо подвинуть на определенный путь, а для этого надо
ее остановить, сосредоточить внимание, сузить поле возможности, зажать
его в тесное кольцо нужного, единственного выхода. Таким квадратным за-
мыкающим выходы построением является построение с помощью повторений.
Легче всего это видно на примере глаголов, повторяющихся во всех трех
временах и тем самым исключающих всякую иную возможность: "отношения на-
лаживаются, должны наладиться, наладятся непременно" или "не становятся
и не станут", "подводили, подводят и продолжают подводить", звучит, как
"было есть и будет" или как "ныне и присно и во веки веков". Это в сущ-
ности плеоназм и перифраза понятия "вечно", но давая глагол во всех вре-
менах речь не только заменяет абстрактное наречие конкретными временными
формами, но и исчерпывает все иные. Совершенно тот же исчерпывающий,
исключающий иной выход, охват получается от модальных сопоставлений ("Не
поняли и не желают понять, частью не способны понять", "всякая помощь,
которая могла бы нам быть оказана, которая будет нам оказана", "вы не
хотите, вы не можете поверить" (и еще сильнее и крепче от зажима отрица-
нием: "всегда колебался, не может не колебаться", "ищет и не может не
искать", "смеются и будут смеяться", не могут не смеяться). Подобную же
роль исчерпывающего обобщения, замыкающего решение в очерчен

драте, играют и такие сопоставления, как "позорный и позорнейшие", "тяжкие и архитяжкие" и т. д.
Эти повторения могут получать даже гиперболический или парадоксальный
характер, благодаря той же тенденции к максимальному охвату и обобщению,
сведенному в один узел, например, "это видят все люди, даже слепые, ви-
дят и те которые хуже слепых, которые не хотят ни за что видеть, все же
и они видят (XVII том, стр. 24)" или "резолюции - ей же ей - более по-
зорные, чем самый позорный мир... позорнее всякого тяжкого и архитяжкого
мира... позорнее какого угодно позорного мира - позорное отчаяние".
"Странное и чудовищное" (тактика большевизма, стр. 413). На этом послед-
нем примере особенно наглядно видно, как посредством повторения того же,
только усиленного в степени, слова схватываются и сталкиваются лбами два
основных и противоположных понятия, два борющихся решения за против
брестского мира.
То же явление охвата и обобщения, вынуждающего решение представляют и
более сложные виды повторений. Развивая предыдущее распространению, ум-
ножение, перифраза и т.п. виды повторений усиливают его, как бы повышая
его степень оставаясь на той же линии. Так например, "все" будущее русс-
кой революции поставлено на карту: все будущее международной рабочей ре-
волюции за социализм поставлено на карту, где расширение объема очевид-
но, или "политика начинается там, где миллионы; не там, где тысячи, а
только там, где миллионы, начинается серьезная политика", что можно
изобразить формулой "ав Ваэ"; усиленно подвергается определение сферы
политики, и это производится посредством отрицания иной сферы и подчер-
кивания ограничением "только" повторяемого определения, при чем вместе с
тем отрицается и параллельный и родственный определяющему момент числа;
усиливается и повторение определяемого "политика благодаря сочетанию с
новым определяющим серьезное"; наконец, обратное расположение (инверсия)
членов построения, усиливает противопоставления оказавшихся рядом поня-
тий и увеличивает впечатление расширения. Больше того, такое циклическое
движение речи (см. примеры 26-28) придает ей силлогистический вид, бла-
годаря чему повторение звучит, как вывод. В связи с этим обращение с от-
рицательным моментом приобретает новую силу, по аналогии с обращенным
отрицательным суждением. Подобным же образом можно изобразить и примеры
настоящего циклического построения (примеры 26-28) формулами "аАа"; "аА-
Аэа, аААэ2", где "А" означает развитое, распространенное "а", а квадрат-
ная степень - усиление. При этом понятно, что замыкающее эти многочис-
ленные построения повторение начального "а", возвращается после развития
А и ААэ уже не тем же самым "а", а значительно более напряженным и зна-
чительным.
Развитие и усиление повторяемых членов происходит, следовательно,
весьма разными способами, как это видно из приведенных примеров. Так, в
примере 23 трижды повторяется анафорически выражение "войну нельзя кон-
чить", в первом предложении "по желанию" неопределенно и общо, во втором
наглядным описанием простого акта "воткнув штык в землю", в третьем -
тройной градацией, исчерпывающей все революционные возможности: "согла-
шением" социалистов разных стран, "выступлением" (общее) пролетариев
(шире) всех (сильнее) стран, "волей" (еще общее и проще народов) еще ши-
ре. Такая же градация в примере 24: "решить вопрос в борьбе за гос-
подство" (общо, отвлеченно, описательно), "победить" (определенно),
"свергнуть" (еще определеннее и конкретнее), "вести за собой массы про-
тив" (столь же определенно, но еще яснее и первоначальнее). Сложнее при-
мер 6: "всю жизнь боролся против иллюзий"... сущность иллюзий получает
уяснение в следующем "высмеивал свободу - или равенство", развитие пони-
мания важности этих разоблачений дает следующее "во всех своих экономи-
ческих произведениях"; развитие идеи Маркса повторяется гиперболически с
оговоркой: "можно сказать, что весь "Капитал" посвящен"... и, наконец, с
расширением и усилением с помощью отрицания повторяется предыдущее в
заключении, как бы подводящем итог: "... хоть одна глава в каком бы то
ни было сочинении, которая не была бы посвящена"... подобное же тройное
повторение с отрицанием и обобщением в первом предложении, с отрицанием
же притом в обращении, и с усилением наглядностью метафоры, ставшей по-
говоркой, во втором, и с усиленным обобщением, без двойственности преды-
дущих предложений и, следовательно, интонационно и логически завершая
своего рода кодой, в третьем. На ряду с обобщением того же понятия в
последовательном порядке путем ли его развития или усиления, - может
быть лучшим примером этого будет N 4: "с которыми мы какие бы то ни было
сделки совершали, с которыми мы какие бы то ни было условия завязывали,
с которыми мы какие бы то ни было переговоры начинали"; обобщение яв

енчатое - на ряду с этими приемами обобщения нужно еще указать на приемы обобщения в порядке параллелизации, перечисления, разграничения и т. д. понятия одного уровня. Сопоставление тогда подобных членов в целом также создает ограничение в поле решения и
счерпанием всех возможностей, но только так сказать в пределе, предел такой своего рода индукции, однако, вовсе не лежит неопределенно далеко, напротив, он очень близок: уже три фразы одного построения, одной интонации и параллельного значения достигают
цели охвата всего круга решений, исключающего все иные возможности. Так уже в последнем примере, по существу последовательного
и ступенчатого обобщения, можно было бы, если не вникать в точный смысл сопоставлений, видеть убедительный пример трех родов взаимоотношений с капиталистическими государствами исчерпывающий их до конца (сделки, условия, переговоры). См. далее пример 2: "
Из голов, из сердец, из политики", 21-й: "сметь, уметь, иметь силу" и т. д.
Эти повторения, в особенности периодические и кольцевые, а так же ас-
сонирующие, свидетельствуют о несомненном наличии словесного внимания у
Ленина. О том же говорят многочисленные случаи анофорического повторе-
ния, которое имеет такое существенное интонационное значение. Наконец, к
этому примыкают и приемы накопления синонимических, иногда в порядке
градации, эпитетов такого типа, как: "неизмеримо более тяжкие, зверские,
позорные, угнетательские ("мирные договоры") или "колебаний, нереши-
тельности, уклончивости, уверток, умолчаний и т. п." и далее "эти мелкие
уступочки, колебания, нерешительности, уклонения, увертки и умолчания"
или "вместо беспощадно твердой, неуклонно-решительной, беззаветно-смелой
и геройской политики... своей бесхарактерностью, своими колебаниями,
своей нерешительностью" и "когда последний чернорабочий, любой безработ-
ный, каждая кухарка, всякий разоренный крестьянин увидит, собственными
глазами увидит.... вот, когда беднота увидит и почувствует это". Том
XIV. стр. 250.
Наконец, следует обратить внимание еще на несколько более сложных
примеров, отличающихся особенной стойкостью слов и образов в ленинской
речи. Повторение в них так господствует, что целый период кажется оста-
новленным, сплавленным воедино.
29. "События так ясно предписывают нам нашу задачу, что промедление
становится положительно преступлением... при таких условиях ждать -
преступление: Большевики не вправе ждать Съезда Советов... медлить -
преступление. Ждать Съезда Советов - ребяческая игра, формальность, по-
зорная игра в формальность... Ждать - преступление перед революцией".
30. "Наши горе-левые... увертываются от урока и уроков истории, увер-
тываются от своей ответственности. Напрасные увертки. Увернуться им не
удасться. Увертывающиеся из кожи лезут вон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57