Эту опасность предотвратить мы уже не могли, мы могли ее только предполагать и бояться, так как она была бы грозной: страшно было и за плевральную полость и за пулевой канал на шее, который пронизал, очевидно, в нескол
ьких местах шейную клетчатку, да еще такую клетчатку, как заглоточную. Все эти тревоги и опасения были высказаны мною, равно как и другими врачами. Соответственные мероприятия были выработаны очень легко: абсолютный покой, все внимание на сердечную деяте
льность, руку временно приходилось забыть, для нее только легкая контентивная повязка, чтобы трущиеся при невольном движении отломки костей не доставляли раненому ненужных страданий. Я с удовольствием согласился и поддерживал предложение Вл. А. Обуха при
гласить вечером на новую консультацию д-ра Николая Николаевича Мамонова, большого терапевта, талантливого и удивительного мастера в подходе к больному. Такой врач нам, хирургам, был нужен, чтобы детальнее следить за изменениями в плевре и в легком. Вопро
с о том, нужно или нет вынимать засевшие пули, без малейших колебаний был сразу решен отрицательно.
После консультации длинное и долгое обсуждение официального бюллетеня о состоянии здоровья Вл. Ил. Приходилось тщательно и очень внимательно обдумывать каждое слово, каждую запятую: ведь нужно было опубликовать перед народом и миром горькую правду, исход
был неизвестен, но это нужно было сказать так, чтобы осталась надежда.
После этого опять пошли к Вл. Ил. Около него сидела Надежда Констан-
тиновна. Вл. Ил. лежал спокойно, снова наша настойчивая просьба не шеве-
литься, не разговаривать. На это - улыбка и слова: "ничего, ничего, хо-
рошо, со всяким революционером это может случиться". А пульса все нет и
нет. Вечером снова консультация и так каждый день, утром и вечером, пока
дело не наладилось, т.-е. 4-5 недель.
Пульс восстановился только через 2-е суток, т.-е. стал таковым, что
его можно было назвать удовлетворительным. Через четыре дня общее состо-
яние настолько улучшилось, что позволительно было подумать о том, чтобы
приняться за правильное лечение перебитой руки.
Опасность инфекции как будто миновала, и могучая натура Вл. Ил. стала
быстро справляться с громадным кровоизлиянием в плевру. Выпот быстро
всасывался, сердце возвращалось к нормальному положению, дышать больному
становилось все легче и легче, а нам, врачам, становилось все труднее и
труднее: дело в том, что как только Вл. Ил. стал чувствовать себя лучше,
как только у него поокреп голос, заставить его быть спокойным, заставить
его не шевелиться, не разговаривать, заставить его поверить нам, что
опасность еще не миновала, - представлялось совершенно невозможным: он
хотел и работать, и быть в курсе всех дел. На наши приставания: всегда
улыбка, всегда очень милая, но совершенно откровенная, т.-е. "я вам ве-
рю, верю, что вы говорите по совести, но"... Вот это-то "но" и заставля-
ло нас быть благодарными переломанной руке. Рука была повешена на вытя-
жение и тем самым волей-неволей приковывала Вл. Ил. к постели. Сращение
руки шло прекрасно, и недели через 3 появилась уже настолько хорошая
спайка, что удерживать Вл. Ил. в постели не представлялось нужным, так
как вытягивающий груз можно было хорошо приспособить и при вертикальном
положении больного.
Вл. Ильич нас, врачей, меня в частности, всегда встречал очень радуш-
но и приветливо, хотя неоднократно высказывал свое неудовольствие, очень
искренно и горячо, что нас заставляют навещать его 2 раза в день, отры-
вая нас от других больных. Я ему на это всегда отвечал: "Вл. Ил., ведь
вы тоже больной и больной серьезный, со всех сторон". Раз он мне за это
"со всех сторон" и ответил довольно сердито: "а разве от "этих сторон"
болезнь течет иначе? все ведь это товарищи пристают". Я ему на это:
"обязательно, Вл. Ил., иначе, все равно, как у врачей: до 7-го колена
болезни текут всегда как-то шиворот навыворот". Вл. Ил. рассмеялся и,
сказавши: "Вас не переспоришь", со смехом стал снимать сорочку, чтобы
проделать скучную процедуру выстукивания и выслушивания легкого.
Выражаясь нашим врачебным языком, можно сказать, что случай протек
изумительно гладко: выпот в плевру рассосался бесследно, легкое распра-
вилось совершенно. Я не помню, чтобы тогда мы отмечали что-либо особен-
ное в смысле склероза, склероз был соответственный возрасту. Спайка руки
шла прекрасно, были только небольшие боли по тракту лучевого нерва, не-
большие, очевидно, зависящие от ушиба этого нерва одним из отломков сло-
манной кости. На руку был сделан протезным заводом легкий, с'емный кожа-
ный протез с шинками, с'емный, чтобы можно было сделать массаж, и Вл.
Ил., по настоянию всех врачей, уехал на несколько недель в деревню. Уе-
хать было необходимо, так как здесь, в Кремле, Вл. Ил. все-таки занимал-
ся, а отдохнуть и набраться сил после тяжелейшего ранения было нужно. В
конце сентября Вл. Ил. приехал показаться нам, лечащим врачам, т.-е. В.
М. Минцу, Н. Н. Мамонову и мне. Вл. Ил. выглядел прекрасно: бодрый, све-
жий, со стороны легких и сердца - полная норма, рука срослась прекрасно,
так что протез свободно можно было бросить; жалоба только одна: неприят-
ные, порой болевые ощущения в большом и указательном пальцах больной ру-
ки - результат указанного выше ушиба лучевого нерва. На этой консульта-
ции было решено, что д-ру Мамонову делать больше нечего, а мы, хирурги,
увидимся еще раз недели через 1 1/2 - 2. Вл. Ил. во время этой кон-
сультации долго болтал с нами, расспрашивал меня про нашу больницу,
обеспокоился тем, что у нас уже начались затруднения с отоплением корпу-
сов, что-то записал себе на бумажке, при этом долго смеялся тому, что
нигде у себя в комнате не мог найти какой-либо бумажки, говоря: "вот,
что значит быть председателем". На мой вопрос: беспокоят ли его пули, из
которых одна на шее прощупывалась очень легко и отчетливо, он ответил
отрицательно и при этом, смеясь, сказал: "а вынимать мы с вами их будем
в 1920 году, когда с Вильсоном справимся".
На последней консультации, когда мы распрощались с Вл. Ил., произошел
один маленький эпизод, который хорошо выявляет удивительную деликатность
и чуткость Вл. Ил. От Ц. К. ко мне несколько раз обращались с вопросом о
гонораре за лечение Вл. Ил. Говорил об этом и Вл. А. Обух, которого я
очень просил, чтобы этот вопрос о деньгах не поднимался.
Я эти разговоры передал, конечно, коллегам Минцу и Мамонову; нам ка-
залось совершенно невозможным представлять какой-то счет Вл. Ил., выздо-
ровление которого мы буквально сами переболели.
Вл. Ил. решил этот вопрос сам деликатно и великолепно. На последней
консультации были только я и В. М. Минц. Осмотрели, побеседовали немно-
го, попросили его некоторое время массировать руку, указывали ему на не-
обходимость беречься и позаботиться о том, чтобы в квартире было потеп-
лее. Здесь Вл. Ил. нас насмешил и сам посмеялся: "Вы говорите - потеп-
лее, велел себе электрическую печку поставить, - поставили, а оказывает-
ся это против декрета; вот как быть? - придется все-таки оставить... по
предписанию врачей". Хотим проститься (я не помню, кто с нами здесь еще
был, кажется Мария Ильинична), - Вл. Ил. встает как-то немного смущен-
ный, и говорит: "на минутку", зовет в спальню. Протягивает одной рукой
конверт В. М. Минцу, а другой - мне. И, буквально конфузясь, говорит:
"Это - за лечение, я глубоко вам благодарен, вы так много на меня трати-
ли времени". Мы с Минцем оба смешались на несколько секунд и держались
за конверты, которые оставались в руках у Вл. Ил. Выйдя из этого замеша-
тельства, я, наконец, сказал: "Владимир Ильич, может быть, можно без
этого, - поверьте, мы рады, что вы выздоровели, искренно рады и благо-
дарны за то, что вы выздоровели". Минц, тоже волнуясь, сказал что-то в
этом роде. Вл. Ил. немного прищурился на меня, поглядел как-то прис-
тально, бросил конверты, кажется, на постель, подошел почти вплотную,
крепко, крепко пожал руку, взял меня рукой за плечо и, волнуясь очень
заметно, произнес: "Бросим это, спасибо, еще раз благодарю". Сказал он
это так хорошо и искренно, что мне тоже хорошо стало. Он проводил нас до
двери, еще раз пожал мне не руку, а плечо и сказал: "если что-либо нужно
будет - скажите". Приехавши домой, я сейчас же позвонил Вл. А. Обуху, о
том, что у меня гора с плеч свалилась, рассказал ему всю сценку и ска-
зал, что теперь вопрос о гонораре, мне кажется, ликвидирован оконча-
тельно. Больше никакого разговора ни с кем о гонораре не было.
Нам, работникам Солдатенковской больницы, которая стоит за 2 версты
от заставы, зима 1918 и 1919 г.г. была очень трудна - и холодно, и го-
лодно. Рядом с больницей расположен был так называемый Петровский ого-
род. Получить этот огород для нужд коллектива служащих было крайне жела-
тельно, так как он был бы большим подспорьем, особенно, в смысле снабже-
ния картофелем. Начались хлопоты, т.-е. бесконечное хождение наших
представителей по различным учреждениям, но все без толку.
Наконец, я совместно с представителями нашей больницы и Октябрьской -
написал прошение Вл. Ил., которое и передал ему через Надежду Константи-
новну д-р Ф. А. Гетье (лечивший в это время Над. Конст. и часто бывавший
у Лениных). Вл. Ил. не только быстро помог нам получить этот огород в
наше общее пользование, но и потом не забывал про него все годы, звонил
ко мне по телефону, спрашивал как идут дела, не нужно ли чего еще, и
много раз присылал самокатчиков с коротенькими записочками, вроде такой:
"тов. Розанов, как дела на огороде, что нужно?", или так: "тов. Розанов,
будет ли урожай, сколько придется на каждого? Привет". Мы все, Солдатен-
ковские, были ему бесконечно благодарны за эту заботу. Приходилось
только удивляться, как он среди груды работы умудрялся не забывать такой
песчинки, как наш огород.
Когда я оперировал т. Сталина, который лежал у меня в больнице, Вл.
Ил. ежедневно два раза, утром и вечером, звонил ко мне по телефону и не
только справлялся о его здоровье, а требовал самого тщательного и обсто-
ятельного доклада. Операция тов. Сталину была очень тяжелая: помимо уда-
ления аппендикса пришлось сделать широкую резекцию слепой кишки и за ис-
ход ручаться было трудно. Вл. Ил. видно очень беспокоился и сказал мне:
"Если что, звоните мне во всякое время дня и ночи". Когда на 4-й или 5-й
день после операции всякая опасность миновала и я сказал ему об этом, у
него видно от души вырвалось: "Вот спасибо-то, но я все-таки каждый день
буду звонить к вам". Навещая тов. Сталина у него, уже на квартире, я
как-то встретил там Вл. Ил. Встретил он меня самым приветливым образом,
отозвал в сторону, опять расспросил, что было со Сталиным; я сказал, что
его необходимо отправить куда-нибудь отдохнуть и поправиться после тяже-
лой операции, на это он: "вот и я говорю то же самое, а он упирается,
ну, да я устрою, только не в санаторию, сейчас только говорят, что они
хороши, а еще ничего хорошего нет". Я говорю: "Да пусть едет прямо в
родные горы". Вл. Ил.: "Вот и правильно, да подальше, чтобы никто к нему
не приставал, надо об этом позаботиться". А сам бледный, желтый, уста-
лый. "Вл. Ил., вам бы самим-то отдохнуть не мешало". - "Нет, нет, я сов-
сем здоров, - засмеялся, пожал руку и почти убежал, а на пороге обернул-
ся и сказал, - правда, правда, здоров, скоро по тетеревам".
Помню хорошо еще одну встречу с Вл. Ил. Лежал у меня в больнице Гр.
Як. Сокольников. Доставили его ко мне в довольно тяжелом состоянии, боли
в правой почке и правой ноге, повышенная температура. Приходилось делать
довольно сложные исследования. Тов. Сокольников налаживался медленно,
был слаб; через несколько дней он обращается ко мне с просьбой разрешить
ему принять комиссию, которая приедет к нему сегодня, чтобы переговорить
о каких-то важных государственных делах. Я запротестовал, но он настаи-
вал, говоря, что это необходимо, что приедет и Вл. Ил. Пришлось усту-
пить. Вл. Ил. скоро приехал, с ним еще несколько человек. Я встретил Вл.
Ил. и сказал ему, что боюсь за Сокольникова, что эта комиссия принесет
ему вред. Вл. Ил. на это: "да уж очень нужно срочно, а он хорошо знает
Туркестан", при этом он приложил палец к губам. "Давайте Вл. Ил. по ча-
сам - 30 минут, а потом я к вам приду". Устроил я их для беседы в лабо-
ратории. Ровно через 1/2 часа вошел я к ним; смотрю, Г. Я. Сокольников
сидит совершенно бледный. Вл. Ил. вынул часы, положил их перед собой и
сказал: "точно через 5 минут". И действительно ровно через 5 минут бесе-
да была закончена. Вл. Ил. отвел меня в сторону, подробно расспросил про
болезнь Сокольникова, потом спросил, как у нас идет работа в больнице, и
на прощанье сказал: "Ну, а огород-то как?" - "Кряхтит", ответил я. "По-
чему так?" - "Да хозяев уж очень много, все совещаемся". Вл. Ил. улыб-
нулся и сказал: "У нас все еще так, много совещаемся; ну, если нужно,
позвоните. А у вас здесь очень чисто и хорошо, как-то и на больницу не
похоже. Ну, простите, я, небось, оторвал вас от работы, ведь опять ре-
зать пойдете? Идите, идите, не провожайте, до свидания". Пошел, потом
сейчас же вернулся и спросил: "А Сокольникова-то скоро выпустите?". Я
ответил, что и сам не знаю.
После этого я и Вл. Ил. увидались 21 апреля 1922 года. Накануне вече-
ром мне позвонил Ник. Ал. Семашко и сказал, что он просит меня завтра
поехать к Вл. Ильичу: приезжает проф. Борхардт из Берлина для консульта-
ции, так как нужно удалить пули у Вл. Ил. Я ужасно удивился этому и
спросил: "почему?". Ник. Ал. рассказал мне, что Вл. Ил. последнее время
стал страдать головными болями, была консультация с проф. Клемперером
(большой германский профессор, терапевт). Клемперер высказал предположе-
ние и, очевидно, довольно определенно, что эти боли зависят от оставших-
ся в организме Вл. Ил. пуль, якобы, вызывающих своим свинцом отравление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57