Все быстро вернулось на свои места и святой отец, опустив рясу, нетвердыми шагами добрался до скамеечки, которую освободила Эрадис. Там, делая вид, что собирается молиться, он велел своей послушнице подняться, прикрыть свою наготу и присоединиться к нему, чтобы вместе отблагодарить господа Бога за полученную милость.
Ну, что я могу еще сказать, дорогой граф! Дирраг вышел, а Эрадис, которая открыла дверь в мое убежище, бросилась ко мне на шею:
— Ах, милая Тереза, — говорила она, — раздели со мной мое счастье: я видела, видела распахнутые ворота рая! О, мой друг, какое это блаженство для верующей. Благодаря святой веревке, душа моя почти отрешилась от плоти. Ты видела, куда святой отец вводил мне ее. Поверь, я чувствовала, как он проник до самого сердца, еще немного, и я отправилась бы в рай.
Эрадис еще много говорила и все в том же духе, с живостью, которая не оставляла сомнений в истинности величайшего счастья, которое она испытывала. Я была так взволнованна, что едва поздравила ее, поцеловала и вышла из комнаты.
Я думала о том, как умело можно злоупотреблять вещами, имеющими наибольшее значение в обществе. Как искусно негодяй добился своих нечестивых целей. Он разжег ее воображение желанием приобщиться к лику святых и убедил, что это возможно только через отделение духа от плоти. Отсюда он вывел необходимость испытания бичеванием. Эта процедура, несомненно, была особенно ему по душе, так как помогала утратившему прежние силы организму святоши достичь наивысшего наслаждения.
— Вы не должны ничего ощущать, — говорил он ей, — ничего видеть и слышать, если степень созерцательности достигла должного уровня.
Этим он убедил ее не поворачивать голову, чтобы она не догадалась о его развратности. Удары бичом, которые он ей наносил по ягодицам, имели целью возбудить, разогреть ту область, которая его привлекала, и, наконец, выдумка о веревке св. Франциска, которая своим проникновением должна изгнать все нечистое из тела послушницы, позволила ему без риска добиться милостей благочестивой ученицы; она думала, что впадает в религиозный экстаз, в то время как на самом деле со сладострастием предавалась самым сильным плотским наслаждениям.
Вся Европа узнала о приключении отца Диррага и мадемуазель Эрадис, весь мир размышлял над этим случаем, но мало кто знает истинный смысл этой истории. Я не хочу повторять то, что уже давно было сказано, вы наблюдали за процессом, читали показания обеих сторон и знаете, что за всем этим последовало. Вот то немногое, что знаю об этом я, помимо событий, о которых вам рассказала.
Эрадис — моя ровесница. Она родилась в Вольноте, в семье торговца, по соседству с домом которого поселилась моя мать, когда переехала в этот город. У нее стройная фигура, белоснежная кожа, волосы черные как смоль; прекрасные глаза, а лицо не покидает выражение невинности. Мы подружились еще в детстве. Но на то время, что меня поместили в монастырь, я потеряла ее из виду. Основной ее заботой было выделиться, обратить на себя внимание. Она решила послужить Богу, отдаваясь этому служению со всей страстью и нежностью. Она любила Бога, как любят возлюбленного. Когда мы вновь с ней встретились, я едва узнала Эрадис, настолько она погрузилась в волны созерцательности и мистики. Все это было заключено в строгие рамки показной скромности и добродетели. В то же время усилия ее ума были направлены на то, чтобы поддерживать жар единственной страсти: способность творить чудеса и в этой способности находить неизбывное наслаждение. Таковы люди: одна страсть пожирает их умы и сердца, заставляя умолкнуть доводы рассудка, который всегда отдает предпочтение созиданию, а не разрушению.
Отец Дирраг родом из Лоде. В то время ему было приблизительно пятьдесят три года. Лицо сатира лишь изредка посещала тень одухотворенности. Бесстыдное выражение глаз свидетельствовало о глубокой развращенности. Лицемерно прославляя Бога, он никогда не снимал с себя личину врачевателя заблудших душ. Неистовый развратник неизменно расточал вокруг елейную кротость. Увы! Дьявол наделил его даром убеждения. И этот дар, так помогающий в духовном руководстве, увлек на путь покаяния немало светских красавиц, укрепив авторитет отца Диррага, как незаменимого пастыря.
Нельзя не обратить внимания на сходство характеров святого отца и моей подруги, что сблизило их физически и духовно. Сама судьба соединила их в Вольноте, куда слава о необыкновенных достоинствах отца Диррага прибежала, словно волна морская, задолго до его приезда. Одного взгляда друг на друга им было достаточно для того, чтобы понять: Провидение им покровительствует. Но если сентиментальная Эрадис была совершенно искренна в своем восторженном чувстве, то святой отец и не думал снимать личины. Очаровательная внешность юной послушницы отодвинула все соображения на другой план. Доверчивость Эрадис разжигала буйную фантазию наставника, решившего воспользоваться нелепыми идеями и глубокими предрассудками премилой воспитанницы. Тут-то и выработался у него план, который я уже изложила. Поначалу святой отец ограничивался опытами с бичеванием, которые проводил с несколькими своими послушницами. Страх разоблачения удерживал его у опасной черты. Но прелести неотразимой Эрадис, особенно необыкновенная округлость и белизна ее попки, распалили его до такой степени, что наставник, забыв осторожность, решился на роковой шаг.
Люди великие не останавливаются даже перед непреодолимыми, казалось бы, препятствиями. Лицемер в сутане изобрел всего лишь историю о веревке, которой подпоясывался св. Франциск. Этой незамысловатой вещице надлежало изгонять все нечистое и плотское из тела воспитанницы, доводя ее до состояния экстаза. Тогда же на свет Божий была извлечена история о стигматах, подобных тем, что были когда-то на теле св. Франциска. Знаменитый наставник тайно переправил в Вольнот одну из своих бывших воспитанниц, которая начинала подобно Эрадис и теперь весьма могла пригодиться хитроумному духовнику. Ведь Эрадис была слишком захвачена желанием творить чудеса, и в обращении с ней требовалась предельная осторожность.
Помощница святого отца постаралась внушить моей подруге особую почтительность к св. Франциску, ее покровителю. Быстро и умело был приготовлен раствор, способный вызывать на теле человека язвы, неотличимые от знаменитых стигматов. В нужный день ноги Эрадис были омыты чудодейственной жидкостью, не замедлившей произвести необходимое действие.
Свершилось! Два дня спустя прелестная воспитанница демонстрировала раны, появившиеся на обеих ногах.
— Какая радость, какая слава для нас, — вскричала соратница духовника. — Св. Франциск передал вам свои стигматы. Богу угодно сделать вас великой святой. Подождем, может быть, Божественная милость дарует вам еще один несомненный знак вашей сопричастности чуду.
И она провела рукой, смоченной раствором, под левой грудью Эрадис. Утром появился новый стигмат.
Мечтавшая о чуде Эрадис не могла не поделиться великой радостью с мудрым наставником. Тот попросил хранить все в глубокой тайне. Но куда там! Эрадис, мечтавшая прослыть святой, поделилась секретом с подругами. Необычайная новость глубоко взволновала воспитанниц святого отца, и они возжелали быть отмеченными, подобно Эрадис.
Дирраг сразу почувствовал, что нужно поддержать свою репутацию и одновременно отвлечь общее внимание от Эрадис. Еще несколько послушниц, тем же способом, были отмечены Божественным поцелуем.
Эрадис тем временем окончательно посвятила себя св. Франциску. Наставник обещал ей всемерную помощь и поддержку. Вот тут-то и настало время куска веревки, что некогда подпоясывала св. Франциска, часть которой была якобы привезена духовному наставнику из Рима неким каноником. Духовник не преминул подчеркнуть, что святая реликвия способна изгонять самого дьявола, проникнув в любое естественное отверстие страждущего. Юной послушнице была продемонстрирована веревка (та самая реликвия), которая была ничем иным, как обрывком толстого каната восьми дюймов длиной. Предмет этот был обмазан тонким слоем смолы, придававшей ему гладкость и твердость. Был покрыт чехлом из темно-красного бархата. Это был один из тех предметов, которыми пользуются алчущие монахини и которые называются "годемише". Нет сомнения, что Дирраг вытребовал его в качестве подарка у какой-нибудь старой аббатисы. С чувством восторга Эрадис припала губами к драгоценной реликвии. Священник не сразу позволил сделать это.
Он объяснил воспитаннице, что даже легкое прикосновение непосвященного к сей драгоценности является страшным преступлением.
Теперь вы понимаете, дорогой граф, почему юная послушница на протяжении многих месяцев не только ни о чем не догадывалась, но стала живой игрушкой в руках отца Диррага и с радостью попадала в его жаркие объятия. Увы, она не замечала подмены духовного физическим.
Я берусь так утверждать, потому что обо всех подробностях узнала от самой Эрадис после судебного процесса, где разбиралось дело отца Диррага. Причиной краха наставника-златоуста стал некий молодой монах, сдернувший пелену с глаз обманутой Эрадис. Монашек тот был недурен собой, отменно сложен и, главное, страстно влюблен в соблазнительную воспитанницу Диррага. Подружившись с родителями Эрадис, часто посещая ее отчий дом, он быстро раскрыл ей глаза на ухищрения отца Диррага. Молодые люди подружились так крепко, что вскоре Эрадис уже кричала от восторга в объятиях монаха, который, не делая себе поблажек, трудился за двоих. Его настойчивость не могла не принести пользы, и в скором времени прекрасная Эрадис позабыла об унижениях, которым она подвергалась при встречах со старым сатиром.
Ощущая очередной раз, как в нее входит натуральный член монаха, Эрадис к своим сладостным стонам примешивала и горькие вздохи сожаления, понимая, как она была грубо одурачена. Тогда-то ее раненое самолюбие разбудило дремавшее дотоле мстительное чувство, заставившее девушку пойти на крайние меры, которые вам известны. В осуществлении этих планов самое деятельное участие принял верный монах, который не мог простить Диррагу того, что тот тоже пользовался милостями, недавно обретенными молодым человеком. Монах не желал делиться ни с кем и вообразил себя загодя ограбленным. Потому святой отец стал для него преступником, достойным самого сурового наказания. Монашеская фантазия остановилась на картине, где священник поджаривается на медленном огне.
...Напомню: в своих воспоминаниях я остановилась на том, что отец Дирраг покинул комнату Эрадис. Я удалилась к себе. В волнении, близком к исступлению, я упала на колени и вознесла мольбу Творцу, чтобы он послал мне милости, которые снизошли на мою подругу. Я молилась на коленях, потом вскакивала, металась по комнате и наконец, ничком упала на кровать. Образ неукротимого фаллоса, протыкающего Эрадис, царил в моем воспаленном мозгу. Но красный, вздувшийся член, который я так ясно себе представляла, не вязался в воображении с чем-то греховным и преступным, а тем более с органом, способным приносить острое наслаждение. Фаллос был чем-то независимым, никому не принадлежащим. И это чудо природы буравило и буравило мое трепетавшее тело...
Не отдавая себе отчета ни в чем, я незаметно приняла позу, в которой видела Эрадис, и, постепенно сползая вниз, прижалась задом к стойке кровати. Точкой опоры стала как раз та часть тела, где я испытывала непонятный зуд. Немного не рассчитав, я ударилась о стойку, но легкая боль не остановила меня. Зуд не прекращался. Надо было от него избавиться. Не отрываясь от стойки, я приподняла зад, опустила его и вновь приподняла вверх. Так, скользя, постоянно соприкасалась с входом в мою пещеру. Возбуждение, вызванное трением, стало волнообразно расти... Я еще прибавила и вдруг, словно потеряла голову; не меняя позы, не думая ни о чем, я начала с невероятной ловкостью двигать задом, скользя вдоль милого столбика... Поток наслаждения захватил меня, я лишилась чувств и погрузилась в глубокий сон.
Очнулась я не скоро. Я по-прежнему лежала на животе, столбик находился между ног, стыли оголенные ягодицы. Все это было удивительным, потому что произошло со мной впервые. Умиротворенность и легкость, чувство освобождения, царившие во мне, заставили, тем не менее, задуматься. Что происходило с Эрадис? Что случилось со мной? Ответа я не находила. Половые органы, внутренняя часть бедер, то есть все то, чем я терлась о стойку кровати, сильно болели. Превозмогая страх (запрет старого духовника оставался в силе!), я осмотрела больные области, но прикоснуться к ним все же не посмела. Мысли о грехе посещали меня, но не могли оформиться во что-то конкретное и здравое.
Едва я окончила осмотр потайных участков тела, явилась служанка сообщить, что мадам С... и аббат Т..., приглашенные на обед, уже пришли, и что матушка велела мне спуститься и составить им компанию за столом. Вздохнув и приведя себя в порядок, я направилась вниз.
Мадам С... стала редким гостем в нашем доме. Несмотря на ее внимание и доброту, на ее высокую репутацию, я решила прервать на время наши отношения. Нас разделяло отношение к отцу Диррагу.
Неприязненное отношение к этому наставнику приблудших душ, к его глубоким нравоучениям истиной незамутненного мистического чувства отталкивало меня от уважаемой матроны. А ведь святой отец как раз во всем, что касалось его теоретических постулатов, был неуступчив и суров и следил за тем, чтобы его паства не перенимала взгляды других наставников. В каждом священнослужителе он видел конкурента и старался держать в тайне все то, во что посвящал своих учеников...
...Тем временем все сели за стол. Обед прошел весело. Я чувствовала себя лучше обыкновенного и удивлялась этому. Апатия сменилась живостью, прекратились боли в пояснице, на щеках заиграл румянец. Можно сказать, я чувствовала себя заново рожденной. В этот раз никто ни о чем не злословил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29