Человек часто дает милостыню нищим, он даже терпит какие-то неудобства ради того, чтобы помочь им; его действия полезны для общественного блага и с этой точки зрения он достоин всяческих похвал. Но с другой стороны, если смотреть его глазами — все предстает в совершенно ином свете. Он дает милостыню, потому что сострадание, которое он испытывает, мучает его, и ему проще расстаться с деньгами, чем переживать муки сострадания. В этом случае любовь к себе, подкрепленная тщеславным желанием прослыть человеком милосердным, вполне возможно, получает настоящее внутреннее удовлетворение, стремление к которому и двигает поступками этого человека. Все поступки, которые мы совершаем, подчиняются двум принципам: "в меру возможностей получать удовольствия", "в меру возможностой избегать огорчений".
Однажды вы узнали о нескольких уроках, полученных мною у аббата Т... "Он научил вас, — сказали вы мне, — что мы не являемся хозяевами наших мыслей и не можем совершать выбор, точно так же, как не от нас зависит: заболеть нам лихорадкой или нет. На самом деле, — добавили вы, — мы видим, благодаря простым и ясным наблюдениям, что душа не решает ничего, что ее проявления лишь следствие чувств и возможностей тела; что те вещи, которые могут нанести вред работе внутренних органов, волнуют душу, портят настроение. Ничтожный капилляр или поврежденный нерв в мозгу могут превратить умного, воспитанного человека в полного дурака. Мы знаем, что природа следует простым и незыблемым принципам. А так как ясно, что мы не свободны в конкретных действиях, то мы не свободны ни в чем. Добавим к этому, что если бы люди жили исключительно духовными заботами, они все были бы одинаковы. Словно отлитые в одной форме, они избегали бы самостоятельности и мыслили бы в одном направлении и чувствовали бы одно и то же. Однако на деле это все совсем не так. Поведение людей определяют причины более земные, имеющие чисто материальное происхождение, и об этом не подозревают те, кто строит свои легковесные теории, выбирая между сознанием и материей".
Но давайте спросим доверчивых людей: что такое сознание? Как Оно так может: существовать и одновременно нигде не быть? Если оно где-то есть, то оно должно занимать какое-то место; если оно занимает место, то ясно, что оно из чего-то состоит, а если оно из чего-то состоит, то это и есть материя.
Значит, дух, сознание есть химера или же это — проявление материи.
Из всех этих рассуждений с очевидностью следует, что, во-первых, мы мыслим так или иначе лишь в связи с процессами, происходящими в нашем организме, и в связи с теми представлениями, которые мы ежедневно получаем благодаря осязанию, слуху, зрению, обонянию и вкусовым ощущениям; во-вторых, счастье или несчастье нашей жизни зависит от разновидности этой материи и этих представлений. Таким образом, люди гениальные не должны тратить столько сил на то, чтобы внушить другим идеи, направленные на общее благо и, в частности, нацеленные на благо тех людей, которых они любят. Родители должны внимательнее прислушиваться к тому, чего желают их дети. Это тем более касается гувернеров, преподавателей и наставников, частенько отвергающих свободное волеизъявление своих учеников...
...Наконец, мой дорогой граф, мой страх перед интимными отношениями стал тревожить вас не на шутку, и вам пришла в голову мысль привезти из Парижа свою библиотеку эротических романов и коллекцию картин в том же духе. Интерес, проявленный мною к редким книгам, а еще больше — к картинам, подсказал вам, как действовать дальше, и в результате привел к успеху.
— Значит, вам нравится, — сказали вы, смеясь, — чтение и галантная живопись? Я очень рад, у вас будут лучшие образцы. Но давайте условимся: я готов предоставить в ваше распоряжение библиотеку и картины на год с условием, что вы пообещаете в течение двух недель не дотрагиваться рукой до того места, которое, по справедливости, уже давно должно было бы принадлежать мне, и что вы искренне откажетесь от "мануэлизма". Никаких уступок, — прибавили вы, — при всех сделках не место снисходительности. Я имею все основания требовать этого от вас: выбирайте. Если вам не подходят мои условия, вам не видать ни книг, ни картин.
Почти не колеблясь, я дала обет воздержания на две недели.
— Это еще не все, — продолжали вы, — возьмем на себя взаимные обязательства: будет нечестно, если вы пойдете на такую жертву ради этих картин или ради преходящего удовольствия от чтения. Заключим пари, которое вы, несомненно, выиграете. Я спорю на свою библиотеку и картины против вашей девственности, что вы нарушите обет воздержания.
— У вас, сударь, довольно странное представление о моем темпераменте, — с обиженным видом сказала я. — Вы считаете, что я не отвечаю за свои поступки?
— Мадемуазель, не будем ссориться, прошу вас. К тому же я вижу, что вы не поняли цели моего предложения. Выслушайте меня. Не правда ли, всякий раз, когда я делаю вам подарок, ваше самолюбие, похоже, страдает из-за того, что вы получаете его от человека, которому вы не можете доставить соответствующее удовольствие? Вы выиграете, поэтому скоро получите и картины, и книги. Это будет честно и справедливо. Вам не в чем будет упрекнуть себя.
— Дорогой мой граф, — ответила я, — вы расставляете мне сети. Но вы сами попадетесь в них, предупреждаю вас. Я принимаю ваше пари и сверх того обязуюсь ежедневно заниматься исключительно чтением ваших книг и рассматриванием ваших восхитительных картин.
— По вашему указанию все, что было обещано, оказалось в моей комнате. Я пожирала глазами или, лучше сказать, рассматривала, не отрываясь, на протяжении первых четырех дней "Историю привратника из картезианского монастыря", "Историю привратника монастыря кармелитов", "Дамскую академию", "Богословские лавры", "Темидору", "фретийон", "Проститутку", Аретино и все в том же духе. Картины были столь выразительны, что их можно было рассматривать бесконечно. Сладострастные позы, изображенные на них столь живописно и выпукло, необычайно волновали мою кровь и манили к запретному.
На пятый день, после часа проведенного за этим чтением, я впала в состояние какого-то экстаза. Я лежала на своей постели, полог бы поднят со всех сторон. Две картины — "Праздник Приапа" и "Любовь Марса и Венеры" — стояли передо мной. Воображение мое было воспалено изображенным, я скинула одеяло и простыню и, не обращая внимания на то — закрыта дверь или нет, — принялась имитировать то, что видела. Каждая из изображенных фигур казалась мне живой и возбуждала до крайности. Мысленно я благодарила живописцев. Совокупляющиеся в левой части "Праздника Приапа" восхитили меня; в особенный восторг привела меня женщина, сладострастные вкусы которой прямо соответствовали моим. Правой рукой, совершенно машинально, повторила я движение мужчины, изображенное на полотне, и тронула интимное место. Я чуть было не вогнала туда палец, как вдруг неожиданная мысль остановила меня. Я осознала, что делаю запретное и нарушаю условие нашего пари. Это отрезвило меня и заставило отказаться от задуманного.
Я была далека от подозрения, что вы являетесь свидетелем моих игр. Я называю все игрой, потому что нельзя назвать даже слабостью мою невинную природную склонность. Теперь понимаю, каким безумием, великие боги, было мое сопротивление тем ни с чем не сравнимым удовольствиям истинных наслаждений! Вот к чему приводят предрассудки: они делают нас слепыми, они тиранят нас.
...Что касается остального, изображенного на картине, то это не будило моего воображения. И тут я перевела взгляд на второе полотно. Какое сладострастие таилось в позе Венеры! Я, как и она, вытянулась в томной позе: ноги чуть в стороны, руки призывно раскинуты. Меня волновал и мужественный Марс. Огонь, которым, казалось, были полны его глаза, проникал прямо в сердце... А это копье, растущее из соединения его ног! Я упала на одеяло, мои ягодицы сладострастно вздрагивали, а лоно мое непроизвольно двигалось навстречу победителю и готово было отдаться ему.
— Как, — воскликнула я, — сами боги принимают участие в том, от чего я отказалась! О, дорогой мой любовник, я больше не в силах сопротивляться! Приди, граф, я не боюсь больше твоего жала: можешь пронзить свою возлюбленную! Ты даже можешь выбрать, куда нанести удар: мне все равно, я вынесу твои удары стойко и не ропща, а чтобы подтвердить твой триумф, вот — мой палец вставлен!
Какая неожиданность! Какой счастливый миг! вы внезапно появились на пороге... Вы, еще более прекрасный, чем Марс на картине. Легкий домашний халат, в котором вы явились, был мгновенно сброшен.
— Из деликатности, — сказали вы мне, — я не мог воспользоваться тем первым преимуществом, которое ты мне дала; я стоял за дверью и все видел, но не хотел быть обязанным своим счастьем победой в хитроумном пари. Я пришел, милая моя Тереза, только потому, что ты меня позвала. Ты решилась?
— Да, дорогой мой любовник! — воскликнула я, — я твоя! Возьми же меня, я ничего не боюсь!
Мы бросились в объятия, как в волны, я без колебаний схватила стрелу, которая еще вчера казалась мне такой страшной, и сама приложила к отверстию, к которому она стремилась; вы погрузились в меня, и, несмотря на то, что порыв был неудержим, новое, необычное ощущение не вызвало у меня никакой боли.
Казалось бы, о чем можно думать и говорить в порыве всепоглощающей страсти, но вы обратились ко мне, будто чеканя слова:
— Я не воспользуюсь правом, предоставленным мне любовью... Ты не хочешь стать матерью, я уберегу тебя от этого. Близится миг высочайшего блаженства, изгони победителя из рая. Но как только он очутится в твоей руке, не оставляй его, помоги Божественной жидкости выйти наружу... Пора, моя девочка, я наслаждаюсь...
— Ай, я тоже сейчас умру! — вскричала я, — я теряю сознание, я...
Тем временем я завладела стрелой полностью, ладонь моя образовала чехол, и чехол этот был орошен молоком жизни. Отдохнув, мы начали все заново и наши наслаждения продолжаются ежедневно на протяжении десяти лет. Мы действуем, как и в первый наш день, избавив себя от младенцев и лишних волнений.
Ну вот, я и выполнила, как мне кажется, вашу просьбу. Подробно, событие за событием я описала историю своей жизни. Я держу в руках рукопись и знаю, что она остановит поток тех глупостей, которыми пытаются опорочить сладострастие и все те моральные, метафизические принципы, изложенные в этой книге. Я отвечу всем глупцам, грубым машинам, автоматам, привыкшим думать чужим умом и привыкшим совершать свой выбор только потому, что им сказали делать так, а не иначе. Я им отвечу, что все, что здесь изложено, основано на опыте и на рассуждениях, свободных от предрассудков.
Да, невежды, природа — это химера. Все есть творение Бога. Наша потребность в еде, питье, получении удовольствий — все это от него. Зачем нам стыд при осуществлении намерений Бога? Почему, направляя людей на путь счастья, не дать им в дорогу несколько острых и разнообразных приправ? Приправы разнообразны и способны утолить даже противоположные аппетиты. Мне нечего бояться, ибо мой язык — язык истин, проливающих свет; не вредящих людям, а приносящих им пользу. Повторяю вам, желчные цензоры, мы думаем не так, как хотим. У души нет воли, она зависит от ощущений, от материи. Разум нас просвещает, от души же не зависит ничего. Во всем нами движет самолюбие, ожидание приятного или желание избежать неприятного. Счастье зависит от строения органов, от воспитания, от внешних ощущений, а человеческие законы таковы, что человек может быть счастлив, лишь соблюдая их, следуя тому направлению, каким идут все порядочные люди. Есть Бог, и мы должны любить его, потому что это существо безграничной доброты и совершенства. Здравомыслящий человек, философ, должен способствовать общественному благу, ведя нравственный образ жизни. Коленопреклонение, притворство, выдумки людей не способны приумножить славу Всевышнего. Господь находится выше морали, и преступления против нравственности (равно и подвиги во имя ее) совершаются только людьми. Физические недостатки могут испортить жизнь человека, но могут быть и полезны ему. Врач, судья, финансист существуют за счет несчастий других людей; все уравновешено. Законы, установленные в каждом независимом государстве для укрепления связей, существующих в обществе, обязательно должны соблюдаться; нарушитель законов подлежит наказанию. Его примерное наказание остановит людей недисциплинированных, злонамеренных. И это справедливо, ибо наказание, применяемое к преступившему закон, способствует общему спокойствию. И, наконец, короли, принцы, судьи и всевозможные начальники, выполняющие обязанности, связанные с их положением, должны быть любимы и уважаемы, потому что каждый из них действует ради блага всех.
Д-А.-Ф. ДЕ САД
ФРАГМЕНТ ИЗ РОМАНА "ФИЛОСОФИЯ В БУДУАРЕ"
Трактат
ВЕРА
Я намереваюсь открыть перед вами великие идеи. Пожалуй, когда вы выслушаете мою речь и обдумаете ее содержание, некоторые из них вам придутся не по душе, но даже если поддержку встретят, по крайней мере, немногие мои идеи, то и, содействуя в какой-либо мере развитию Просвещения, посчитаю себя вполне удовлетворенным.
Не скрою, меня огорчает медлительность, с которой мы стремимся к достижению цели, чувство нетерпеливого беспокойства предупреждает о приближении нашего очередного поражения. Разве цель может быть достигнута, если, как полагают, нам будут дарованы законы?
Нисколько, пусть об этом даже не помышляют. В самом деле, к чему нам законы без веры? Разумеется, какой-либо культ нам необходим, причем этот культ должен соответствовать республиканскому характеру граждан, чтобы римская вера никогда не могла возобновиться.
В наш век, когда мы твердо убеждены в том, что религия должна основываться на нравственности, нравственность же, напротив, не должна опираться на религию, нам необходима вера, которая, будучи развитием и необходимым порождением морали, могла бы возвышать душу гражданина. Такая вера постоянно поднимала бы эту душу к драгоценной свободе — единственному кумиру современности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29