.. (к которому мадам считала себя непричастной) я не помню ничего, что могло бы бросить на нее хоть какую-то тень. Досуг ее разделяли пять-шесть друзей. Женщин она терпеть не могла и только для меня делала исключение. В обществе мы беседовали на общие темы, совершенно не касаясь тех историй, которые мастерски рассказывала Буа-Лорье. Мужчины, нас окружавшие, были людьми степенными и благопристойными. По вечерам они играли в карты по маленькой, а затем мы вместе ужинали. Только господин Б..., крупный финансист, допускался во внутренние покои мадам и беседовал с ней наедине.
...Я уже упоминала о том, что доложили о приходе двух гостей. Их пригласили, и мы вчетвером очень весело отужинали. Буа-Лорье, которая была в прекрасном настроении и, наверное, не хотела оставлять меня наедине с моими нелегкими размышлениями, привела меня в спальню и оставила ночевать. Я подчинились. Мне не хотелось расстраивать хозяйку, которая была так добра ко мне. Правда, мы не спали почти всю ночь, говорили об ужасных вещах и кое-чем занимались...
Именно после той ночи, граф, о. которой я не могу говорить без стыда, мы впервые увиделись с вами. Счастливый день! Если бы не вы, не ваши советы и нежная дружба, я скатилось бы в глубокую пропасть, из которой не может быть возврата. Это была пятница. Вы сидели, помнится, в амфитеатре Оперы, прямо под той ложей, где были мы с Буа-Лорье. Наши глаза встретились случайно, но потом уже мы не могли не смотреть друг на друга. Мы познакомились, вы были так ласковы со мной. Нас сопровождал ваш друг. Мы шутили наперебой, обсуждали мои моральные принципы, Вы проявили к ним заинтересованность и одобрили все. Согласие по многим вопросам показалось мне знаменательным. Мне было приятно смотреть на вас; звуки вашего голоса волновали меня. Не сочтите это за лесть (какой мне смысл льстить вам?), я была вдохновлена вами. Казалось, что я просыпалась к какой-то иной, еще неведомой жизни.
Таково действие, вызываемое сердечным влечением: кажется, что твои мысли и мысли любимого человека — единое целое. Я была счастлива. Я сказала Буа-Лорье, что она должна пригласить вас поужинать с нами. Вы, в свою очередь, пригласили своего друга. Как и было условлено, после спектакля, вчетвером, мы отправились в маленький пансион на окраине, где нам никто не мог помешать. Отдав дань картам и заплатив за ошибки, мы уселись за стол, где нас ждали яства, тонкие и нежные. Я была просто удручена, когда вы объявили, что вам пора домой, но чувство уныния сменилось глубокой радостью, когда вы спросили — можем ли мы встретиться вновь. Я понимала, что это не игра и ваши намерения серьезны.
Любопытная Буа-Лорье замучила меня вопросами после вашего ухода. Она хотела все знать и о содержании наших бесед, и о вашем поведении (помните, мы тогда оставались наедине?). Я ответила простодушно, что вы интересовались тем, какие дела привели меня в Париж и долго ли еще здесь намереваюсь я оставаться. Я же была в таком возбужденном настроении, что без колебаний поведала о том, что вы уже знаете всю историю моей жизни. Я даже выдала один секрет: что вы дали мне понять, какие чувства по отношению ко мне вас обуревают и что вы вскоре предоставите доказательства в подтверждение этих чувств.
— Ты не знаешь мужчин, — безапелляционно заявила Буа-Лорье, — большинство из них — просто соблазнители и обманщики. Насладившись невинностью, они бросают предмет своей похоти на произвол судьбы. Это не значит, что я такого же мнения о графе (подчеркнула она), напротив, все говорит о том, что это разумный, порядочный человек, который является таковым по своим убеждениям и склонностям, а не из предрассудков.
Буа-Лорье еще долго распространялась по этому поводу. Она могла без устали живописать о тех роковых последствиях, к которым приводит дружба мужчин и женщин. Но потом ей это надоело, мы легли и предались тем безумным шалостям, которые слаще любых разговоров.
На следующее утро Буа-Лорье проснулась в отличном настроении. Она объявила, что истории о несчастьях ее жизни исчерпаны и что пришло время увидеть лицевую сторону медали. Одним словом, старые истории кончились и должны начаться новые. Мадам начала:
— Уже давно я поняла, что моя жизнь — лишь страдания и унижения, которым не видно конца. Причина этого — нищета, в которой меня удерживали привычки и советы Лефор. Но вдруг произошло непредвиденное: эта женщина, которая называла меня своей дочерью и власть которой надо мной была так велика, — умерла. Все считали меня ее дочерью, и я без труда унаследовала все, что от нее осталось. Это имущество составляло, — включая деньги, мебель, посуду, белье, — сумму в тридцать пять тысяч ливров. Оставив себе лишь самое необходимое, я продала все остальное и за месяц устроила дела таким образом, что обеспечила себе три тысячи четыреста ливров пожизненной ренты. Я пожертвовала тысячу ливров на бедных и уехала в Дижон, намереваясь провести там остаток своих дней.
По дороге в Оксере я заболела оспой. Болезнь до неузнаваемости изменила мое лицо. Это несчастье, а также злоба и враждебность окружающих, заставили меня изменить решение и покинуть провинцию, где я могла в лучшем случае лишь прозябать. Хорошенько поразмыслив, я решила, что скромная жизнь в Париже, где-нибудь на окраине, не должна принести никаких огорчений. Узнать меня нелегко, да и вряд ли я кому-нибудь могу срочно понадобиться. И вот уже год как я здесь, дорогая Тереза, и это время прошло как нельзя лучше. Б... — единственный человек, знавший меня в прошлом. Он хочет, чтобы я выдавала себя за его племянницу, и это разумно, потому что меня здесь знают как женщину порядочную. В свою очередь, ты, Тереза, единственная женщина, которой я открыла душу. Я уверена, что ты неспособна обмануть доверие человека, преданного тебе. Тому порукой: твоя жизнь, твои убеждения и твой добрый характер, неотъемлемой частью которого является справедливость.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ТЕРЕЗЫ-ФИЛОСОФА
Когда мадам Буа-Лорье кончила свою повесть, я уверила ее в том, что она может на меня положиться, и от всего сердца поблагодарила ее за то, что она, ради меня, преодолевала то естественное отвращение, которое не может не возникнуть у порядочного человека, вынужденного вспоминать такие пикантные подробности.
Было около двенадцати часов дня. Мы обменивались с Буа-Лорье любезностями, когда мне доложили, что пришли вы, дорогой граф. Сердце у меня подскочило от радости, и я полетела вам навстречу. Мы обедали и вместе провели остаток дня. На протяжении трех недель мы, можно сказать, не расставались. Но я не понимала, какое ответственное решение вам предстоит принять. Опьяненная счастьем, я не могла думать ни о чем, кроме нашей любви. Ощущать вас рядом с собой — вот все, что мне было нужно. Времени на что-то другое у меня просто не было, и мне и в голову не могло прийти строить далеко идущие планы, затевать какие-то комбинации...
Однако скромность ваших речей и подчеркнутое целомудрие не могли меня не насторожить. Если он меня любит, говорила я себе, то почему он не пылок и не нежен, как другие поклонники, которые могут уверять с утра до вечера, что они меня безумно любят и жить без меня не могут.
Это меня беспокоило. Я еще не знала тогда, что люди серьезные бережно относятся к своим и чужим чувствам, о людях ветреных этого не скажешь. И вот, спустя месяц, вы осторожно сказали, что мое положение беспокоит вас с того самого дня, как мы познакомились. Вы добавили, что прониклись ко мне симпатией, которая перешла в устойчивое доверие, и вы решили все сделать для того, чтобы вырвать меня из той среды, в которую я попала.
— Я вам показался, наверное, холодным как лед, — продолжали вы. — Так не ведут себя влюбленные. Таково распространенное мнение. Но я, видимо, исключение из общего числа. Моя главная забота — сделать вас счастливой.
Я была взволнована и попыталась прервать вашу речь...
— Сейчас не время, мадемуазель, — не давая мне опомниться, говорили вы, — будьте добры, выслушайте меня до конца. У меня двенадцать тысяч ливров годового дохода; безо всякого ущерба для себя я могу предоставить вам две тысячи из них в виде пожизненной ренты. Я холостяк и твердо решил никогда не жениться. Высший свет чужд мне. Бессодержательная жизнь меня тяготит; я принял решение уехать. В сорока лье от Парижа есть красивое местечко, где у меня есть дом и все необходимые службы. Я уезжаю через четыре дня. Согласны ли вы последовать за мной в качестве друга? Может быть, впоследствии вы согласитесь стать моей любовницей... Сие от меня не зависит. Ваши чувства вам все скажут. Вы должны принять решение сами, покорившись внутренней убежденности, а не внешним обстоятельствам. Только в этом случае вы будете по-настоящему счастливы.
Глупо считать, будто можно сделаться счастливым лишь благодаря своему образу мыслей. Ведь ясно, что мысли не зависят от наших желаний. Для того, чтобы стать счастливым, каждый должен решить, какое из всех удовольствий ему ближе всего и отвечает его основным наклонностям. Он должен взвесить все "за" и "против" и предугадать последствия своего выбора. Личные интересы, конечно, прежде всего, но необходимо также учитывать, послужит ли твой поступок интересам всего общества. Трудно, почти невозможно удовлетворить свои потребности, не прибегая к помощи множества людей. Поэтому каждый из нас должен позаботиться и о счастье своего ближнего, тогда сделанное им добро вернется обратно. Круг замкнется. Тот, кто отвергает этот принцип, отказывается и от собственного счастья. Отсюда следует непреложный вывод, что основное правило, которому должен следовать каждый, чтобы быть счастливым в этом мире, — быть порядочным человеком и соблюдать законы цивилизованного общества, которые крепкими нитями связывают людей между собой.
— Очевидно, — сказала я, — что те, кто отступает от этих принципов, не могут быть счастливы. Их преследуют законы, против которых они восстали, угрызения совести, ненависть и презрение сограждан.
— Подумайте же хорошенько обо всем том, что я имел честь вам сказать, — продолжали вы, — посоветуйтесь с кем-нибудь, подумайте, сможете ли вы быть счастливы, принося счастье мне. Я вас оставляю, завтра я приду за ответом.
Ваши слова потрясли меня. Я испытывала невыразимое удовольствие от одной мысли, что могу доставить радость человеку, который мыслит как вы. Вместе с тем я осознала, от каких грехов мечтаете вы меня уберечь. Я вас любила. Но как трудно справиться с предрассудками! Роль содержанки, которая всегда казалась мне позорной, испугала меня. Меня ужасала возможность стать матерью. Я прекрасно помнила случаи, когда матери погибали, давая жизнь своим младенцам. К тому же привычка самой утолять свое сладострастие без помощи мужчины приглушила мой материнский инстинкт и направила темперамент в одном направлении. За желанием всегда следовало его удовлетворение, и эта неизменность, похожая на точность часового механизма, пленила меня. Мне страшна была перспектива нищенского существования, но еще больше меня волновала мысль о том, что я могу быть счастливой, принеся счастье вам. Ваше благополучие и счастье — вот что было для меня главным, и я решила принять ваше предложение. Ах, с каким нетерпением я ждала вашего прихода, чтобы сообщить вам свое решение! Как только вы появились в гостиной, я бросилась вам навстречу.
"Да, да, да! — повторяла я вся в волнах радости.
— Перед вами девушка, которая вас нежно любит. Я была свободна, делая выбор, и потому надеюсь, что буду счастлива. Ваши чувства ко мне в том порукой.
Предоставьте все времени и вашим советам. Вы лучше меня знаете глубину человеческого сердца, и вам хорошо ведома власть чувств над волей человека. Вызовите во мне чувства, которые полностью подчинят вам Терезу. Тогда я буду способна удовлетворить любое ваше желание. Пока же я буду вашим другом и т.д.
Не стоит продолжать, граф. Вы все хорошо помните.
Вы нежно остановили нежные излияния моего сердца. Вы поклялись, что никогда не будете принуждать мои вкусы и наклонности. Все было обсуждено, вскоре я сообщила о моей радости Буа-Лорье, которая залилась слезами, прощаясь со мной; и наконец, в назначенный день мы уехали в ваше поместье.
Прибыв в это приятное место, я не думала о переменах в моем положении, ведь все мои мысли были направлены на то, чтобы доставлять вам удовольствие.
Прошло два месяца, вы не торопили события и как будто не спешили внушить мне желания, об исполнении которых давно уже мечтали. Я всегда была к вашим "услугам". Исключение составляла постель. Ваши рассуждения о том, что наша близость принесет мне более радостные, более живые впечатления, нежели те, что я уже испытывала, не убеждали меня. Я знала, что как только увижу вашу стрелу, то буду умирать от страха, представляя, как она меня пронзит. "Разве возможно, — говорила я себе, — что такой крупный предмет можно безболезненно ввести туда, куда едва удается просунуть мой пальчик? К тому же это просто ужасно, если я стану матерью. Я не переживу этого!" Обращаясь непосредственно к вам, дорогой граф, я говорила: — Давайте избежим всего рокового, что таят объятия мужчины и женщины. Предоставьте все мне, я буду ласкать это упругое изделие, которое вы зовете "доктором". Я сделаю так, что, оставаясь в моих руках, он будет избавляться от божественного ликера, его переполняющего. Граф, вы насладитесь безмерно, и душа ваша будет спокойна.
Вы молча выслушивали меня и, пользуясь моей любовью к метафизическим рассуждениям, начинали развивать выводы из тех теорий, которые, по вашему мнению, могли склонить меня к тем радостям любви, к которым я была тогда не готова.
Однажды вы мне сказали: "Всеми нашими поступками управляет самолюбие. Удовольствие я получаю через самолюбие, поступая так или эдак. Я вас люблю потому, что мне нравится вас любить. То, что я сделал для вас, может вас устраивать, быть вам полезным, но мне вы ничем не обязаны. Я делаю это, теша собственное самолюбие, я решил, что мое счастье — помогать вам, именно поэтому я не буду до тех пор счастлив, пока и ваше самолюбие не будет удовлетворено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29