Сверх того, вам придется доказать и то, что жиреющий в беспечной бездеятельности лентяй в соответствии с возвышенными предначертаниями природы остается несравненно более полезным, чем лошадь, добросовестно служащая человеку, или бык, тело которого в действительности настолько драгоценно, что невозможно назвать ни одной его части, которая бы не оказалась полезной людям. Тогда уж вам надо будет сказать и о том, будто бы ядовитая змея для нас имеет большую ценность, нежели верная собака.
Поскольку же все ваши утверждения остаются недоказанными, то мы с полным правом будем утверждать, что уничтожить любое творение природы совершенно невозможно, ведь в том случае, когда мы разрушаем что-либо, мы всего лишь производим некоторое изменение формы. Ну, а если жизнь, вообще говоря, неуничтожима, тогда ни один человек не сумеет найти ничего преступного в мнимом уничтожении того или иного создания, какого бы возраста, пола или вида оно бы ни было.
Продолжая серию наших умозаключений, которые словно бы порождают друг друга, нам придется, в конце концов, признать, что при насильственном изменении форм, присущих тем или иным созданиям, мы не наносим никакого вреда природе. Напротив, наши действия приносят ей только выгоду, ведь мы предоставляем в ее распоряжение первоматерию, необходимую для дальнейшего творения, так что без вашей разрушительной деятельности работа природы не могла бы далее продолжаться.
Разум подсказывает нам, что природе всегда следует предоставлять полную свободу. Но разве человек не прислушивается к внушениям нашей общей матери, когда он совершает убийство? Ведь это действие осуществляется по советам природы, которым человек разумный непременно подчинится. В самом деле, посылая на нас чуму и голод, природа, как кажется, пользуется всеми возможными средствами, для того чтобы с наибольшей быстротой приобрести крайне необходимую для ее трудов первоматерию, образующуюся в результате разрушения.
Просветите же, наконец, ваш ум хотя бы на один миг с помощью святого факела философии! Откуда, как не от природы, рождается в наших душах гнев к другим людям? Откуда происходит стремление отомстить, войны, короче говоря, великое множество поводов к постоянным убийствам? Но если они все внушаются нам природой, то она, определенно, в них нуждается. И как же мы теперь сможем посчитать нас виновными в совершении преступления, когда мы только исполняем веления природы?
Приведенные мною доводы представляются более чем убедительными, чтобы просвещенный читатель оказался в состоянии понять полное соответствие убийства природным целям.
Но, может быть, убийство следует рассматривать как преступление в человеческом обществе? Я осмелюсь утверждать противное, а именно, то, что в общественной жизни убийство, к несчастью, всегда оставалось сильнейшим политическим инструментом. Разве Рим стал владеть всем миром не благодаря убийствам? А благодаря чему Франция оказалась сегодня свободной? Я думаю, здесь не время напоминать о том, что речь идет не только о потерях в ходе военных действий, но и о жестокостях, содеянных мятежниками и разрушителями общественного порядка, ведь тех и других мы в равной мере предаем общественному проклятию, так что стоит лишь напомнить о них, как тут же поднимется волна всеобщего ужаса и негодования.
Какое человеческое занятие более нуждается в убийстве, нежели политика, основывающаяся на обмане и имеющая целью увеличение благосостояния своей нации в ущерб прочим? Единственным плодом подобной варварской стратегии всегда оказывается война, которая, в свою очередь, вскармливает, укрепляет и воспитывает ту же самую преступную политику. Но чем иным является война, ежели не наукой разрушения?
Люди иной раз доходят до весьма странного ослепления. Например, они публично учат искусству убивать и даже удостаивают награды человека, преуспевшего в подобном искусстве, и одновременно наказанию предается тот, кто в силу каких-либо частных причин пожелал окончательно отделаться от своего противника! Не настало ли, наконец, время обратить внимание на столь дикие заблуждения?
Является ли убийство преступлением перед обществом? Неужели человек, обладающий разумом, способен иметь такие мысли?
Разве многочисленное сообщество испытает какое-нибудь неудобство, если в нем будет насчитываться одним членом больше или меньше? Разве законы, нравы, обычаи придут по этой причине в упадок? Неужели смерть одного человека сможет повлиять на состояние общественного целого? Ну а что мне сказать после гибели людей в кровопролитном сражении? Ну а если вдруг уничтожится, коль вам то будет угодно, половина мира, то немногочисленные оставшиеся в живых после подобной катастрофы неужели заметят хоть малейшее изменение в положении дел? Увы, нет!
Более того, и вся природа не почувствует никаких особых потрясений. Глупые и спесивые люди, вообразившие себе, что все в мире создано исключительно для их целей, пожалуй, пришли бы в немалое удивление, если бы они смогли присутствовать на земле после полного уничтожения человеческого рода, ведь тогда в природе бы все осталось по-прежнему и ход звезд нисколько бы не замедлился. Однако же продолжим ход наших рассуждений.
Каким образом следует относиться к убийству в государстве воинов — республике?
Наибольшую опасность представляет собой, что очевидно, доходящее до требований покарать убийцу отрицательное к нему отношение. Республиканское благородство, на самом же деле, требует от гражданина некоторой жестокости, ведь как только подобное благородство, теряя свойственную ему энергию, пойдет на убыль, так сразу же республику покорят неприятели.
Здесь я хотел бы высказать одну мысль, которая может показаться кому-то весьма своеобразной, но все-таки, поскольку эта мысль остается истинной, несмотря на свою смелость, я ее скрывать не стану. Итак, если нации прививают республиканскую форму правления в момент ее возникновения, то необходимо придерживаться одной только добродетели, ведь желая достигнуть большего, всегда стараются начинать с малого.
Но если мы имеем дело с народом старым и испорченным, который сбросил с себя иго монархии, дабы скорей перейти к республике, то последняя сможет продержаться лишь благодаря множеству преступлений. В самом деле, рождение республики уже является преступлением, так что если вы пожелаете обратиться от злодеяний к добродетели, то есть от состояния насильственного к безмятежному, когда повсюду царит бездействие, то скорый крах вашего государства окажется неизбежным.
К примеру, что произойдет с деревом, если его извлечь из плодородной почвы и пересадить на песчаную и сухую равнину? Кстати сказать, все идеи нашего разума настолько подчиняются законам естества, что любое сравнение из сельскохозяйственной области всегда пригодится в нравственных рассуждениях.
Дикари, самые независимые из людей и, к тому же, в наибольшей мере приближенные к природе, каждый день безнаказанно совершают убийства. Лакедемоняне в Спарте преследовали илотов, подобно тому как во Франции охотятся на куропаток. Самыми свободными странами считаются те, в которых совершается множество убийств. В частности, в Минданао человек, желающий убить кого-либо, возводится в ранг храбрецов и его даже украшают тюрбаном. Однако у жителей Карагуос надо лишить жизни семь человек, чтобы удостоиться подобного головного убора. Далее, жители острова Борнео считают, что убитые ими люди на том свете станут рабами своих убийц. Благочестивые же испанцы давали обет Святому Иакову Галисийскому каждый день лишать жизни двенадцать американских индейцев. В королевстве Тангут выбирали некоего молодого человека, крепкого и сильного, которому в определенные дни года разрешалось убивать всех, кто встретится ему на пути. А евреи, разве можно назвать другой народ на земле, в равной мере с ними склонный к кровопролитию? Многочисленные доказательства вы без труда отыщете на любой странице еврейской истории.
Императоры и мандарины Китая время от времени приводят свой народ в возбуждение, устраивая какую-нибудь ужасную резню. Но пусть только этот нежный и женственный народ освободится от ига, наложенного на него тиранами, и тогда он лишит их жизни с еще большим основанием, ведь убийство там всеми признается необходимым, разница окажется лишь в перемене жертв. Таким образом, благо одних превратится в счастье других.
Множество народов терпимо относятся к публичным убийствам, в частности, они совершенно разрешены в Генуе, Венеции, Неаполе, по всей Албании. В Кахаго, расположенном на реке Сан-Доминго, убийцы даже пользуются всенародным уважением и почетом. Повинуясь вашему приказу, они перережут горло любому человеку, на которого вы им укажете. Некоторые индийцы, накурившись опия, дабы придать себе смелости к совершению злодеяний, затем бросаются на улицу, убивая всех на своем пути. Английские путешественники столкнулись со сходным обычаем и в Батавии.
Ну а какой народ, одновременно жестокий и величественный, дольше всех сохранял свое могущество и свободу? Конечно же, римляне. Зрелище игр гладиаторов поддерживало у римлян храбрость, так что нация вскоре стала воинственной, привыкнув рассматривать убийство как забаву. В те времена двенадцать или пятнадцать тысяч жертв ежедневно наполняли арены цирка, причем римские женщины, превосходившие в жестокости мужчин, дошли до того, что стали требовать от побежденных красивой смерти и определенного изящества в смертельных судорогах.
Римляне, к тому же, изобрели и такой вид удовольствия, когда карлики на глазах зрителей перерезали друг другу горло. Но вот понемногу заразившее весь мир христианство убедило человечество в том, что убийство есть зло. Тираны тут же закабалили римский народ, превратив героев мира в посмешище.
Мы имеем веские основания видеть в убийце человека, одаренного слабой чувствительностью. Ведь лишая жизни ближнего, он с презрением относится к частному и общественному мнению. Однако, повсеместно убийца считается способным совершать храбрые поступки и, следовательно, может оказаться ценным гражданином в воинственном республиканском государстве.
Обратимся теперь к народам еще более жестоким, которые очень часто не только убивают детей, иной раз даже своих собственных, но и возвели подобные повсеместно принятые действия в ранг законов.
Множество диких племен уничтожает детей тотчас же после их появления на свет. К примеру, женщины, живущие на берегах реки Ориноко, убежденные в несчастной судьбе своих дочерей, которым предстоит стать супругами дикарей, обитающих в этой же местности, будучи не в состоянии перенести подобное горе, сразу убивают рождающихся девочек. В Трапобане и в королевстве Сопит родители лишают жизни детей, если те оказываются уродами. Жители Мадагаскара в определенные дни недели отдают детей на съедение диким зверям. В республиках Древней Греции всех новорожденных подвергали тщательному исследованию, чтобы тут же лишить жизни того из них, кто явно неспособен стать защитником родины. В Греции, по всей видимости, не считали необходимым отпускать огромные средства на содержание домов, служащих сохранению презренных отбросов человеческого общества. (Следует надеяться на то, что нация все-таки отменит подобные бесполезнейшие расходы. Любое дитя, родившееся на свет лишенным тех качеств, которые в дальнейшем принесут пользу республике, не имеет ни малейшего права на существование. Самое лучшее из того, что можно сделать с таким ребенком, так это лишить его жизни в момент рождения.)
До переноса столицы империи в Византию любой римлянин, не желающий более кормить свое потомство, прямо отправлял его на живодерню. Между прочим, законодатели древности никогда не испытывали угрызений совести, обрекая детей на верную смерть; ни в одном из составленных ими кодексов право отца распоряжаться жизнью своей семьи даже не ставилось под сомнение. Аристотель, кстати сказать, одобрял аборт. Граждане республик древности, преисполненные энтузиазма и горячей любви к родине, относились с презрением к состраданию, распространившемуся, тем не менее, среди современных народов. Тогда свое потомство ценили меньше, зато сильнее любили родину. Во всех городах Китая каждое утро на улицу выставляются камышовые корзинки с детьми, на рассвете их собирают в специальную тележку и затем выбрасывают в канаву. Впрочем, повивальные бабки, как правило, освобождают матерей еще раньше, топя детей в чанах с кипящей водой или попросту сбрасывая в речку. В Пекине же потомство помещают в маленькие тростниковые корзинки и затем оставляют на берегу какого-нибудь из каналов. Во время ежедневных разливов каналы наполняются водой, которая ежедневно уносит прочь, по мнению знаменитого путешественника Дуальда, тридцать тысяч маленьких китайцев.
Нам не стоит отрицать и то, что в республиканском государстве необходимо придерживаться взглядов, полностью противоположных воззрениям, принятым при монархическом правительстве, ведь преследуемые нами цели совершенно различны.
В самом деле, в условиях тирании богатство измеряется в зависимости от числа рабов, поэтому тираны постоянно испытывают нужду в людях. Однако же изобилие населения вне всякого сомнения в республиканском государстве должно рассматриваться как порок. Я не предлагаю вам перерезать людям горло, подобно тому, к чему призывали наши современные децемвиры. Напротив, речь идет лишь о том, чтобы не дать населению вырасти за пределы, необходимые для поддержания счастливого состояния в республике. Прежде всего, остерегайтесь слишком быстрого увеличения народа, каждый член которого наделен суверенными правами. Вы должны оставаться вполне уверенными в том, что революции всегда являлись следствием избыточного прироста населения.
Ради величия государства вы позволяете воинам убивать людей, но почему вы не разрешаете отдельным гражданам свободно посягать на жизнь других лиц, ведь при этом республиканская форма правления сохраняется в силе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29