Никаких нареканий, по ссылке
— Отлично, мы дознаемся, как его зовут.
В эту минуту дверь распахнулась и вошла г-жа Бонапарт, ведя за руку Эдуарда.
— Подойди сюда, — сказал мальчику Бонапарт. Эдуард смело подошел к генералу и отдал честь по-военному.
— Стало быть, это ты стрелял из пистолета в разбойников?
— Видишь, матушка, это и вправду разбойники! — воскликнул мальчуган.
— Конечно, разбойники; кто сможет мне возразить? Итак, это ты стрелял в разбойников, когда все взрослые мужчины испугались?
— Да, это я, генерал. К несчастью, трус-кондуктор зарядил пистолеты только порохом, не то я убил бы главаря.
— Значит, ты не испугался?
— Я? Нет, — ответил мальчик, — я ничего не боюсь.
— Сударыня, вам бы следовало носить имя Корнелии, — любезно обратился Бонапарт к г-же де Монтревель, стоявшей под руку с Жозефиной. — Отлично, — продолжал он, обнимая Эдуарда, — мы о тебе позаботимся. Кем ты хочешь стать?
— Сначала солдатом.
— Почему сначала?
— После этого полковником, как мой брат, а затем генералом, как мой отец.
— Если ты не станешь генералом, то не по моей вине! — воскликнул первый консул.
— И не по моей, — отозвался мальчик.
— Эдуард! — испуганно прервала его г-жа де Монтревель.
— Неужели вы собираетесь бранить его за такой удачный ответ?
Бонапарт обнял мальчика, приподнял его и расцеловал.
— Вы будете обедать с нами, — сказал он. — Сегодня вечером Бурьенн, который встречал вас у гостиницы, перевезет вас на улицу Победы. Там вы поживете до возвращения Ролана, а он подыщет вам квартиру по своему вкусу. Эдуард поступит во Французский пританей, а вашу дочь я выдам замуж.
— Генерал!
— Это решено. Мы уже условились с Роланом. Затем он обратился к Жозефине.
— Возьми с собой госпожу де Монтревель и постарайся, чтобы она не слишком скучала. Сударыня, если ваша приятельница (Бонапарт сделал ударение на этом слове) захочет заехать к модистке, удержите ее. У нее достаточно шляпок: за последний месяц она накупила их тридцать восемь.
И Бонапарт, ласково потрепав по щеке Эдуарда, простился с дамами.
XXXI. СЫН МЕЛЬНИКА ИЗ ЛЕ-ГЕРНО
Мы уже говорили, что Ролан прибыл в Нант в тот самый час, когда Морган и его сообщники остановили женевский дилижанс между Бар-сюр-Сен и Шатийоном.
Если мы хотим ознакомиться с результатами его миссии, то нам незачем следовать за ним шаг за шагом во время его переговоров с аббатом Бернье, который, осторожно нащупывая почву, старался не выдать своих честолюбивых замыслов. Лучше встретимся с Роланом в селении Мюзийак, расположенном между Амбоном и Герником, в двух льё выше небольшого залива, в который впадает Вилен.
Мы окажемся в самом центре Морбиана, в тех местах, где зародилось шуанство. Известно, что в окрестностях Лаваля, на хуторке Пуарье, от брака Пьера Котро и Жанны Муане родились четверо братьев Шуанов. Один из их предков, угрюмый, нелюдимый дровосек, всю жизнь сторонился своих земляков, подобно тому как филин держится в стороне от других птиц; от его искаженного прозвища произошло название «шуан».
Впоследствии так стали именовать представителей политической партии; на правом берегу Луары бретонцев называли «игуанами», а на левом ее берегу вандейцев величали «разбойниками».
Мы не станем рассказывать о гибели этой героической семьи — о том, как взошли на эшафот две сестры и брат, как пали, убитые или раненные, на полях сражений Жан и Рене, мученики за свою веру. После казни Перрины, Рене и Пьера, после смерти Жана протекло немало лет, и о расправе с сестрами, и о подвигах братьев возникли легенды.
Теперь мы имеем дело с их преемниками.
Надо сказать, что эти молодцы свято хранят свои традиции: как они сражались вместе с Ларуери, де Буа-Арди и Бернаром де Вильневом, так и теперь сражаются рядом с Бурмоном, Фротте и Жоржем Кадудалем. Они по-прежнему являют мужество и беззаветную верность; это все те же солдаты-христиане и пламенные роялисты. У них все тот же суровый и дикий вид: как и прежде, они вооружены ружьем и здоровенной дубиной; как и прежде, на голове у них коричневый шерстяной колпак или широкополая шляпа, из-под которой в беспорядке падают на плечи длинные прямые пряди волос. Это все те же Aulerci Cenomani note 19, что и во времена Цезаря, promisso capillo note 20, это все те же бретонцы в широких штанах, о которых говорит Марциал:
Tam laxa est…
Quam veteres braccae
Britonis pauperis note 21.
От дождя и холода их защищает плащ с рукавами, сшитый из лохматых козьих шкур. На груди они носят опознавательные знаки: одни ладанку и четки, другие — «сердце Иисусово», означающее, что собрат ежедневно ходит на общую молитву.
Таковы люди, которые теперь, когда мы переходим границу, отделяющую Нижнюю Луару от Морбиана, рассеяны по всей местности от Ла-Рош-Бернара до Вана и от Кестамбера до Билье; конечно, их немало и в селении Мюзийак.
Но нужно обладать острым взором орла, который парит в поднебесье, или глазами филина, который видит в темноте, чтобы различить шуанов, притаившихся в густом кустарнике, среди зарослей вереска и дрока.
Пройдя сквозь незримую сеть часовых и перейдя вброд через два ручья, притоки безымянной реки, впадающей в море близ Билье, между Арзалем и Дамганом, смело войдем в селение Мюзийак.
Там тихо и темно, лишь одинокий огонек поблескивает сквозь щели ставен домика, или, вернее, лачуги, ничем не отличающейся от соседних жилищ.
Это четвертая справа от въезда в селение.
Приблизимся к лачуге и, припав глазом к щели в ставне, заглянем в комнату.
Мы увидим мужчину в одежде зажиточного морбианского крестьянина; однако воротник, петлицы куртки и поля шляпы окаймлены у него золотым галуном шириной в палец.
Его костюм дополняют кожаные штаны и сапоги с отворотами. На стуле лежит его сабля.
На столе, под рукой, — пара пистолетов.
Возле очага стоят у стены два или три карабина, и отблески пламени пляшут на их стволах.
Мужчина сидит у стола, углубившись в чтение. В свете лампы белеют бумаги у него в руках и можно рассмотреть его лицо.
На вид ему лет тридцать. В минуты, когда чело вождя партизан не омрачено заботами, угадывается его открытый, веселый нрав. Лицо обрамляют белокурые волосы и освещают большие голубые глаза. Голова у него той характерной для бретонцев формы, которой, если верить системе Галля, она обязана шишке упрямства.
У этого человека два имени.
Своим бойцам он известен как Круглоголовый.
Настоящее имя, полученное им от его достойных и честных родителей, — Жорж Кадюдаль, но это имя вошло в историю в написании «Кадудаль».
Жорж был сыном землепашца из прихода Керлеано, смежного с приходом Бреш. По преданию, этот землепашец был одновременно мельником. Жорж окончил коллеж в Ване, находящемся в нескольких льё от Бреша, получив основательное образование. Как раз в эту пору над Вандеей прогремел клич, призывавший роялистов к восстанию. Услышав его, Кадудаль собрал несколько товарищей по охоте и развлечениям, переправился через Луару и, придя к Стофле, предложил ему свои услуги. Но, прежде чем принять юношу в свое войско, Стофле пожелал испытать его в бою; Жорж только и мечтал об этом. Ему не пришлось долго ждать: уже на следующий день завязалось сражение. Жорж ринулся на врага и бился с такой отвагой, что бывший сторож охотничьих угодий г-на де Молеврье в восхищении громко сказал стоявшему рядом с ним Боншану:
— Если пушечное ядро не снесет с плеч эту здоровенную круглую голову, то я предсказываю: парень далеко пойдет!
Так родилось прозвище Круглоголовый.
В свое время, пять веков тому назад, сеньоры де Мальтруа, де Пангоэ, де Бомануар и де Рошфор такое же прозвище дали великому коннетаблю, которого бретонки выкупили из плена.
— Вот она, здоровенная круглая голова, — говорили сеньоры, — теперь мы на славу сразимся с англичанами!
К несчастью, в описываемую нами эпоху французы сражались не с англичанами, а со своими соотечественниками.
Жорж оставался в Вандее до разгрома армии роялистов при Савене. Вандейское войско полегло на поле битвы, и остатки его рассеялись как дым.
Около трех лет Жорж, наделенный отменной ловкостью и силой, являл чудеса храбрости; когда все было кончено, он переправился через Луару и вернулся в Морбиан с единственным уцелевшим из его спутников.
Человек этот стал его адъютантом, или, вернее сказать, боевым товарищем, и после пережитых военных невзгод переменил свое имя Лемерсье на Тиффож; мы видели его на балу жертв, куда он был послан с поручением к Моргану.
Возвратившись на родину, Кадудаль своими силами начал вновь разжигать восстание. Пророчество Стофле сбылось: ядра и пули пощадили его здоровенную круглую голову, он стал преемником Ларошжаклена, д'Эльбе, Боншана, Лескюра и самого Стофле. Он мог соперничать с ними в славе и даже превзошел их в могуществе, ибо чуть ли не в одиночку (это ли не показатель силы?) боролся с правительством Бонапарта, три месяца тому назад избранного первым консулом.
Кроме Жоржа, еще два предводителя шуанов сохранили верность династии Бурбонов: то были Фротте и Бурмон.
В описываемое нами время, то есть 26 января 1800 года, Кадудаль командует тремя или четырьмя тысячами бойцов и собирается блокировать в Ване генерала Гатри.
В ожидании ответа первого консула на письмо Людовика XVIII он прекратил военные действия; но вот уже два дня, как Тиффож вернулся с ответом.
Письмо Бонапарта уже переправлено в Англию, откуда его перешлют в Митаву. Поскольку первый консул отказывается заключить мир на условиях, поставленных Людовиком XVIII, Кадудаль, королевский главнокомандующий на Западе, будет продолжать войну против Бонапарта, хотя бы ему пришлось драться только вдвоем со своим другом; Тиффож сейчас находится в Пуансё, где Шатийон, д'Отишан и аббат Бернье ведут переговоры с генералом Эдувилем.
Мы видели, что последний из плеяды борцов гражданской войны погружен в раздумье, и в самом деле, полученные им известия дают пищу для размышлений.
Генерал Брюн, победитель в битвах при Алкмаре и Кастрикуме, спаситель Голландии, только что назначен главнокомандующим республиканскими войсками на западе Франции; уже три дня, как он прибыл в Нант; он должен во что бы то ни стало разгромить Кадудаля и его шуанов.
Во что бы то ни стало шуаны и Кадудаль должны доказать новому главнокомандующему, что они не ведают страха, что их ничем не запугать!
Но вот послышался конский топот: галопом мчится всадник. Без сомнения, он знает пароль, ибо его пропустили патрули, расставленные вдоль дороги на Ла-Рош-Бернар; и вот он въезжает в селение Мюзийак.
Он останавливается у лачуги, где обосновался Жорж. Генерал поднимает голову, прислушивается и на всякий случай кладет руку на пистолеты, хотя почти уверен, что приехал кто-то свой.
Всадник спешивается, проходит по дорожке и открывает дверь комнаты, где сидит за столом Кадудаль.
— А! Это ты, Сердце Короля! — воскликнул генерал. — Откуда ты?
— Из Пуансе, генерал!
— Какие новости?
— Письмо Тиффожа.
— Давай.
Жорж поспешно взял письмо из рук Сердца Короля.
— Вот как! — сказал он. И перечитал письмо.
— А ты видел того, кто должен ко мне приехать? — спросил Кадудаль.
— Да, генерал, — отвечал гонец.
— Что это за человек?
— Красивый малый лет этак двадцати шести-двадцати семи.
— А какой у него вид?
— Решительный!
— Хорошо. Когда он приезжает?
— Скорее всего сегодня ночью.
— Ты предупредил о нем дозорных на дороге?
— Да. Его пропустят.
— Еще раз предупреди их: с ним ничего не должно случиться — его жизнь оберегает Морган.
— Будет исполнено, генерал.
— Что еще?
— Авангард республиканцев занял Ла-Рош-Бернар.
— Сколько их?
— Да с тысячу, пожалуй. Они привезли гильотину, с ними правительственный комиссар Мильер.
— Ты уверен, что это он?
— Я сам видел их в походе. Комиссар скакал рядом с полковником, я его сразу узнал. Он велел казнить моего брата, и я поклялся, что убью его своими руками!
— И ты готов рисковать жизнью, чтобы сдержать свою клятву?
— Только бы подвернулся случай.
— Что ж, может, он скоро подвернется.
Но вот снова раздался стук копыт мчавшейся галопом лошади.
— А! — сказал Сердце Короля. — Должно быть, это тот, кого вы ждете.
— Нет, — возразил Кадудаль, — этот едет из Вана. Вскоре стало ясно, что Жорж был прав.
Второй всадник, в свою очередь, остановился у ворот, спрыгнул на землю и вошел в комнату.
Вождь роялистов тут же узнал его, хотя он был закутан с головы до ног в широченный плащ.
— Это ты, Благословенный? — спросил Жорж.
— Да, мой генерал.
— Откуда ты?
— Из Вана, куда вы меня послали наблюдать за синими.
— Ну, так что поделывают синие?
— Они боятся умереть с голоду, если вы осадите город, — у них нехватка провианта, — и генерал Гатри задумал сегодня в ночь захватить склады в Гран-Шане. Он будет самолично командовать налетом и, чтобы было удобнее, возьмет с собой всего сто человек.
— Ты устал, Благословенный?
— Ничуть, генерал.
— А твой конь?
— Он мчался во весь дух, но, пожалуй, проскачет галопом еще четыре или пять льё.
— Пусть отдохнет два часа, дай ему двойную порцию овса, и он проделает десять.
— Ну что ж, это можно.
— Через два часа ты отправишься в Гран-Шан, будешь там чуть свет и передашь мой приказ все вывезти из селения. Я беру на себя генерала Гатри и его отряд. Это все, что ты хотел мне сказать?
— Нет, у меня есть еще для вас новость.
— Какая?
— Ван получит нового епископа.
— А! Так нам возвращают наших епископов?
— Похоже, что так. Но если они все такие, как этот, то на кой черт они нам!
— Кто же он?
— Одрен!
— Цареубийца?
— Одрен-отступник!
— А когда он приезжает?
— Сегодня в ночь, а может, завтра.
— Я не поеду к нему навстречу, но уж если он попадет в лапы к нашим молодцам…
Благословенный и Сердце Короля разразились хохотом.
— Тсс! — произнес Кадудаль. Все трое стали прислушиваться.
— На сей раз это он, — заметил Кадудаль.
Со стороны Ла-Рош-Бернара раздавался стук копыт: лошадь мчалась галопом.
— Наверняка он самый! — подхватил Сердце Короля.
— Ну, друзья мои, теперь ступайте… Ты, Благословенный, поскорее в Гран-Шан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95