— Скажите, вы ничего не видели на дороге? Вы никого не повстречали? — спросил он.
— Как же, — ответил мужчина, — я видел двух крестьян, они несли человека на носилках.
— О! — воскликнул Ролан. — И человек был живой?
— Он был страсть какой бледный, лежал неподвижно, как покойник.
— А кровь сочилась из ран?
— Я видел капли крови на дороге.
— В таком случае он жив! Ролан вынул из кармана золотой.
— Вот тебе луидор, — сказал он. — Живо беги в Бурк, к доктору Милье. Скажи ему, чтобы он сел на коня и во весь опор мчался к замку Черных Ключей. Добавишь, что там человек при смерти.
Поощренный вознаграждением, крестьянин бросился в сторону Бурка, а Ролан во весь дух устремился к замку.
Теперь, когда наш читатель, по всей вероятности, не меньше Ролана жаждет узнать, что приключилось с сэром Джоном, мы поведаем ему о событиях минувшей ночи.
На наших глазах сэр Джон около одиннадцати часов проник в здание, которое обычно называли домом послушников (или монастырским домиком) и которое было не чем иным, как часовней, воздвигнутой среди леса.
Из ризницы он перешел на клирос.
Кругом было пусто. Довольно яркая луна временами исчезала в облаках; ее голубоватые лучи проникали в часовню сквозь стрельчатые окна с разбитыми цветными стеклами.
Сэр Джон прошел на середину клироса и остановился возле пьедестала. Минуты проходили за минутами, но на сей раз отбивали время часы не в монастыре, а в ближайшей деревне Перонназ.
До полуночи дело обстояло так же, как и в дежурство Ролана: сэр Джон улавливал лишь смутные шорохи и случайные ночные звуки.
Но вот пробило двенадцать. Сэр Джои с нетерпением ждал этого момента, ибо если что-то должно было случиться, то именно сейчас.
Когда затих последний удар, в подземелье послышались глухие шаги и за решеткой подземного кладбища блеснул свет.
Англичанин не спускал глаз с решетки. Она распахнулась, и появился монах с факелом в руке; лицо его было закрыто капюшоном.
Он был в одежде картезианца.
Вслед за ним вошел второй, третий… Сэр Джон насчитал двенадцать. Перед алтарем они разошлись в разные стороны. На клиросе находилось двенадцать сидений — шесть справа и шесть слева от сэра Джона.
Монахи молча остановились перед сиденьями. Каждый из них вставил свой факел в отверстие в подлокотнике. Но вот вошел тринадцатый и встал перед алтарем.
Ни один из монахов не разыгрывал роль привидения или призрака. Нет, это были вполне земные существа, живые люди.
Сэр Джон стоял с пистолетом в каждой руке, прислонившись к пьедесталу, и с величайшим хладнокровием наблюдал все происходящее; ему было ясно, что его хотят окружить со всех сторон.
Как и сэр Джон, все монахи хранили молчание.
Монах, стоявший у алтаря, первым нарушил тишину.
— Братья, — спросил он, — зачем собрались мстители?
— Чтобы судить осквернителя святыни! — отвечали монахи.
— Какое преступление он совершил?
— Он задумал проникнуть в тайны Соратников Иегу.
— Какую кару он заслужил?
— Смертную казнь!
Начальствующий монах несколько минут помолчал, как будто давая время обвиняемому воспринять всю тяжесть приговора. Потом он повернулся к англичанину, который по-прежнему был невозмутимо спокоен, словно присутствовал на каком-то спектакле.
— Сэр Джон Тенли, — проговорил он, — вы иностранец, к тому же англичанин, и в силу этого вы должны были оставаться в стороне, не препятствуя Соратникам Иегу сводить счеты с правительством, которое они поклялись уничтожить. Но у вас недостало благоразумия, вы поддались пустому любопытству. Вы проникли в пещеру льва, и лев вас растерзает!
Снова наступило безмолвие. Казалось, начальствующий ждал ответа, но, так как сэр Джон продолжал молчать, он добавил:
— Сэр Джон Тенли, ты приговорен к смерти, готовься умереть!
— Ха-ха! Я вижу, что попал в шайку разбойников. Если так, я смогу откупиться!
Сэр Джон повернулся к начальствующему:
— Какой назначите мне выкуп, атаман? Возмущенный ропот был ответом на дерзкие слова. Начальствующий простер к нему руку.
— Ты заблуждаешься, сэр Джон, — ты имеешь дело не с шайкой разбойников, — сказал он не менее спокойно и хладнокровно, чем англичанин, — и я сейчас тебе докажу это. Если у тебя есть с собой крупная сумма или драгоценности, сделай нам распоряжения, и деньги и драгоценности будут переданы членам твоей семьи или лицу, которое ты назовешь.
— А какая у меня гарантия, что моя последняя воля будет исполнена?
— Мое слово!
— Слово главаря убийц! Я ему не верю!
— Ты и на сей раз ошибся, сэр Джон! Я никогда не был ни главарем убийц, ни атаманом шайки разбойников!
— Тогда кто же ты?
— Я избранник Небес, призванный совершить отмщение! Я посланец Иегу, царя Израиля, которому пророк Елисей повелел истребить дом Ахава!
— Если вы действительно облечены столь высокой миссией, то почему вы прячете свои лица? Почему носите панцирь под монашеским одеянием? Истинные избранники сражаются с открытым лицом и, убивая, рискуют жизнью. Откиньте свои капюшоны, станьте передо мной с обнаженной грудью, и я признаю за вами достоинства, какие вы себе приписываете!
— Вы слышали, братья? — спросил начальствующий. И, сбросив с себя рясу, он рывком распахнул на груди сюртук, жилет и рубашку.
Остальные монахи последовали его примеру; теперь они стояли перед сэром Джоном с открытым лицом и обнаженной грудью.
То были красивые молодые люди; самому старшему из них нельзя было дать и тридцати пяти лет.
Их одежда поражала своей элегантностью, и, странное дело, ни у кого из них не было оружия.
Это были прежде всего судьи.
— Ты должен быть доволен, сэр Джон Тенли, — заявил начальствующий, — ты умрешь, но перед смертью сможешь исполнить высказанное тобою желание — смотреть нам в лицо и убить того, кого захочешь. Сэр Джон, я даю тебе пять минут, чтобы ты мог вверить свою душу Богу.
Но сэр Джон, не заботясь о спасении души, стал спокойно осматривать свои пистолеты. Он проверил, в порядке ли запал, привел в действие курки, испытывая исправность пружин, и попробовал, прочно ли сидят пули. И, не ожидая, пока истекут дарованные ему пять минут, он обратился к Соратникам Иегу:
— Господа, я готов. А вы?
Молодые люди переглянулись и по знаку начальствующего двинулись прямо на сэра Джона, окружая его со всех сторон.
Начальствующий по-прежнему стоял неподвижно у алтаря, наблюдая разыгравшуюся перед ним сцену.
У сэра Джона было всего два пистолета, и он мог убить только двоих.
Он наметил себе жертвы и выстрелил.
Двое соратников Иегу упали, обагрив кровью церковные плиты. Остальные, словно ничего не произошло, не замедлили шага и надвигались на сэра Джона.
Англичанин схватил пистолеты за стволы и стал наносить удары рукоятками.
Он обладал богатырской силой, и с ним было не так-то легко справиться. Около десяти минут посреди клироса метался бесформенный клубок человеческих тел; потом это беспорядочное движение прекратилось. Соратники Иегу разошлись направо и налево, каждый к своему сиденью, а сэр Джон остался лежать на пьедестале, руки и ноги его были скручены веревками, какими опоясывались монахи.
— Ты вверил свою душу Богу? — спросил начальствующий.
— Да, убийца! — отвечал сэр Джон. — Я жду удара! Монах взял кинжал, лежавший на престоле, и поднял его высоко над головой. Подойдя к сэру Джону, он занес кинжал над его грудью.
— Сэр Джон Тенли, — проговорил он, — ты отважный человек и, конечно, честный. Поклянись, что ты не обмолвишься ни единым словом о том, что ты видел здесь! Поклянись, что при любых обстоятельствах ни узнаешь ни одного из нас, — и мы оставим тебя в живых!
— Как только я выйду отсюда, — ответил сэр Джон, — я немедленно донесу на вас! Как только окажусь на свободе, стану вас преследовать!
— Поклянись! — повторил монах.
— Нет, — отвечал англичанин.
— Поклянись! — в третий раз приказал монах.
— Никогда! — отрезал сэр Джон.
— Ну, так умри, раз ты сам этого хочешь!
И он вонзил кинжал по самую рукоятку в грудь сэра Джона. У англичанина не вырвалось ни единого вздоха: то ли он на редкость владел собой, то ли был мгновенно убит.
— Правосудие свершилось! — торжественно провозгласил монах, сознавая, что исполнил свой долг.
И, оставив кинжал в груди сэра Джона, он вернулся на свое место у алтаря.
— Братья, — сказал он, — вам уже известно, что вы приглашены на бал жертв, который состоится в Париже, на Паромной улице, в доме номер тридцать пять, двадцать первого января, в годовщину смерти короля Людовика Шестнадцатого.
И он удалился, а за ним в подземелье последовали десять монахов с факелами в руках. Два факела, оставленные на клиросе, освещали неподвижные тела.
Через минуту вошли братья-прислужники, при свете факелов подняли два трупа, лежавшие на каменном полу, и унесли их в подземелье.
Потом они вернулись, взяли тело сэра Джона и положили на носилки; отворив входную дверь, они вышли наружу и заперли ее за собою. Два монаха, шедшие перед носилками, захватили с собой факелы.
А теперь, если читатели спросят нас, почему так по-разному обошлись с Роланом и с англичанином, почему к одному проявили снисходительность, а к другому жестокость, мы им ответим.
Вспомните, что Морган позаботился о безопасности брата Амели: жизнь Ролана стала священной для Соратников Иегу, ни один из них не имел права его умертвить.
XIX. ДОМИК НА УЛИЦЕ ПОБЕДЫ
Пока сэра Джона Тенли переносят в замок Черных Ключей, пока Ролан спешит домой, пока посланный Роланом крестьянин бежит в Бурк сообщить доктору Милье, что случилась беда и его присутствие необходимо в доме г-жи де Монтревель, мысленно перенесемся через пространство, отделяющее Бурк от Парижа, и через время, истекшее между 16 октября и 7 ноября, то есть между 24 вандемьера и 16 брюмера, и войдем в четыре часа пополудни в домик на улице Победы, который стал историческим благодаря знаменитому заговору 18 брюмера, созревшему в его стенах.
Этот дом уцелел до наших дней и, кажется, сам удивляется, что после стольких смен правительств на его двойных дубовых дверях еще красуются консульские фасции; он стоит под номером 60 на правой стороне улицы и открыт для любопытных посетителей.
Пройдем по длинной и узкой липовой аллее, что тянется от ворот к двери дома, пересечем переднюю, повернем по коридору направо и, поднявшись по лестнице из двадцати ступенек, войдем в рабочий кабинет с зелеными обоями, где все занавески, стулья, кресла и диванчики такого же цвета.
Стены увешаны географическими картами и планами городов. По обеим сторонам камина высятся книжные шкафы кленового дерева; стулья, кресла, диванчики и столы завалены книгами; лишь с трудом можно примоститься на кончике стула, а на столах так тесно, что негде писать.
Среди гор рапортов, писем, брошюр и книг сидит человек и, вырывая у себя волосы на голове от нетерпения, бьется над страницей с заметками, расшифровать которые куда труднее, чем иероглифы луксорского обелиска.
Он уже впадал в отчаяние, когда дверь отворилась и вошел молодой офицер в мундире адъютанта.
Секретарь поднял голову, и лицо его засияло.
— А! Это вы, милый Ролан! — воскликнул он. — Я страшно рад видеть вас сразу по трем причинам: во-первых, я до смерти соскучился; во-вторых, генерал ждет вас с нетерпением и требует вас во что бы то ни стало; в-третьих, вы поможете мне разобрать слово, над которым я мучаюсь добрых десять минут… Но прежде всего обнимемся!
Секретарь и адъютант дружески обнялись.
— Что ж, посмотрим, на каком слове вы застряли, дорогой Бурьенн, — сказал адъютант.
— Ах, мой друг, что за почерк! Разобрать несколько строк — значит заработать себе седой волос! Сегодня я дополз только до третьей страницы! Попробуйте-ка прочитать!
Ролан взял листок из рук секретаря и, сосредоточившись, довольно бойко прочел:
— «Параграф XI. Начиная от Асуана, до пункта, находящегося в трех льё к северу от Каира, Нил течет единым потоком…» — Тут он остановился. — Ну что же, все идет гладко. Что это вы говорили? Напротив, генерал старался писать разборчиво.
— Продолжайте, продолжайте! — попросил Бурьенн. Молодой человек стал читать дальше:
— «…У этого пункта, который называется…» А-а!..
— Вот мы и наткнулись. Что вы скажете? Ролан повторил:
— «…который называется…» Черт! «…который называется…»
— Да, «который называется», а дальше?
— А что вы мне дадите, Бурьенн, — воскликнул Ролан, — если я вам преподнесу разгадку?
— Диплом о присвоении чина полковника: как только мне попадется подписанный бланк, я заполню пробел вашим именем.
— Ну нет! Я не хочу расставаться с генералом! Лучше один хороший отец, чем пятьсот плохих детей. Отдаю вам эти три слова даром!
— Как! Здесь три слова?
— Это название никак не уложишь в два слова. Слушайте, кланяйтесь и благодарите! «У этого пункта, который называется Ventre della Vacca…»
— А! Коровье Брюхо!.. Черт побери! Он и по-французски-то пишет неразборчиво, а уж если ему взбредет в голову писать по-итальянски, да еще на жаргоне его родного Аяччо!.. До сих пор я боялся сойти с ума, а теперь как бы мне не превратиться в идиота!.. Вот как это звучит.
И он произнес всю фразу:
— «Начиная от Асуана до пункта, находящегося в трех льё к северу от Каира, Нил течет единым потоком. У этого пункта, который называется Коровье Брюхо, он образует два рукава, на одном из них стоит Розетта, а на другом Дамьетта». Спасибо, Ролан!
И Бурьенн дописал параграф до конца.
— Скажите, — спросил Ролан, — наш генерал все еще не расстался со своим коньком — колонизацией Египта?
— Нет, нет, и заодно он понемножку собирается править Францией. Мы будем колонизировать… на расстоянии.
— Прошу вас, дорогой Бурьенн, расскажите мне, как обстоят дела, а то я будто из Мономотапы явился.
— Скажите сначала: вы приехали по собственному желанию или вас вызвали?
— Вызвали, еще как вызвали!
— А кто?
— Да сам генерал.
— Приватная депеша?
— Написанная его рукой. Вот, взгляните!
Молодой человек вынул из кармана бумажку, где были нацарапаны всего две строчки, без подписи. Почерк был тот же, что в тетрадке, над которой усердствовал Бурьенн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95