Акэми показала всем разорванное кимоно и ободранный локоть. Она попросила прощения, впрочем не изображая раскаяния на лице.
Дзиннай, возглавлявший процессию, велел позвать к себе беглянку.
— Тебя зовут Акэми? — строго спросил он. — Такое имя трудно запомнить. Тебе надо сменить имя, чтобы преуспеть в ремесле. Ты всерьез решила остаться с нами?
— Неужели нужна особая решимость, чтобы стать проституткой?
— Учти, это не безделка на месяц-другой. Станешь одной из моих девушек, так тебе придется выполнять любые требования гостей. Подумай как следует.
— Какая мне теперь разница? Мужчины сломали мою жизнь.
— Неправильное отношение к делу. Обдумай все хорошенько. Если откажешься до прихода в Эдо, я тебя отпущу и не возьму денег за содержание в дороге.
В тот же самый день в Такао пожилой человек, явно не обремененный делами, намеревался продолжить путешествие. В храм Якуоин он прибыл накануне вечером со слугой и пятнадцатилетним мальчиком. С раннего утра он с мальчиком осматривали храм. Наступил полдень.
— Почините крышу на эти деньги. — Посетитель протянул сопровождавшему монаху три золотые монеты. Узнав о пожертвовании, настоятель лично поблагодарил дарителя за щедрость.
— Прошу, запишите ваше имя в храмовой книге, — предложил настоятель, но монах сказал, что оно уже внесено в книгу посетителей. Запись гласила: «Дайдзо из Нараи, торговец лекарственными травами. Живет в Кисо у подножия горы Онтакэ».
Настоятель рассыпался в извинениях за скромную еду, предложенную гостю в храмовой гостинице. Он хорошо знал имя Дайдзо, который щедро жертвовал на монастыри и храмы. Он давал только золотые монеты, иногда по нескольку дюжин. Одному Дайдзо было ведомо, жертвовал ли он из благочестия, ради славы или собственного удовольствия.
Настоятель пригласил гостя осмотреть храмовую сокровищницу, в которую допускали только избранных.
— Я осмотрю ее на обратном пути из Эдо, — ответил Дайдзо.
— Будем ждать вас, а пока позвольте проводить вас до ворот. Вы будете ночевать в Футю?
— Нет, в Хатиодзи.
— В таком случае дорога не утомит вас.
— Кто сейчас правит в Хатиодзи?
— Правителем недавно назначен Окубо Нагаясу.
— Он прежде был градоначальником в Наре?
— Да. Ему теперь подчиняются и золотые копи на острове Садо. Он очень богатый человек.
— Весьма способный чиновник.
Дайдзо и Дзётаро спустились на равнину и засветло прибыли в Хатиодзи. На шумной главной улице они насчитали две дюжины гостиниц.
— Где нам остановиться, Дзётаро? — задумчиво проговорил Дайдзо. Дзётаро, не отходивший ни на шаг от Дайдзо, ответил, что подходит любое место, кроме храма.
Дайдзо выбрал самую большую гостиницу. Внушительная внешность гостя и его лакированный сундук, который тащил слуга, произвели должное впечатление на прислугу.
Дайдзо проводили в просторную комнату на первом этаже, но до захода солнца к нему явился хозяин.
— Прошу извинить за беспокойство, — начал хозяин, — неожиданно прибыла большая группа гостей. Боюсь, на первом этаже будет слишком шумно. Не перейдете ли на второй этаж?
— С удовольствием, — добродушно согласился Дайдзо. — Очень рад, что у вас прекрасно идут дела.
Дайдзо приказал своему слуге Скэити перетащить сундук, а сам поднялся наверх. Не успел он освободить комнату, как ее заняли девушки из заведения «Сумия».
Шум и гам заполнили гостиницу. Слуги не являлись на зов. Ужин принесли поздно, и никто не пришел убрать подносы. Гостиница ходила ходуном от топота ног. Дайдзо был вне себя от возмущения, но сдерживался, чтобы не навлечь неприятности на гостиничных слуг. Отодвинув в сторону подносы, он улегся на циновке, подложив под голову руку вместо подушки. Через несколько минут он позвал Скэити. Тот не явился.
— Дзётаро! Поди сюда! — крикнул Дайдзо, сев на циновке.
Дзётаро тоже пропал. Дайдзо вышел на веранду. Там теснились постояльцы, с любопытством взиравшие на проституток, резвившихся на первом этаже. Найдя Дзётаро, Дайдзо подозвал его к себе.
— На что глазел? — с осуждением спросил Дайдзо.
— Там внизу много женщин.
— Только и всего?
— Да.
— И что в этом интересного?
Женщины из веселого квартала волновали Дайдзо, но его почему-то раздражал неуемный интерес к ним со стороны постояльцев-мужчин.
— А я не знаю, — честно признался Дзётаро.
— Я немного пройдусь по городу, — сказал Дайдзо. — Оставайся здесь, никуда не отлучайся.
— Можно я с вами пойду?
— Нет, уже поздно.
— Ну и что?
— Я тебе объяснял, что гуляю не для развлечений.
— А зачем же?
— Прогулки связаны с моей верой.
— Вам мало храмов и монастырей в дневное время! Монахи и те спят по ночам.
— Вера — нечто большее, чем храмы и монастыри, молодой человек. А теперь отыщи Скэити. У него ключи от сундука.
— Я только что видел, как он спустился вниз. Он заглядывал в комнаты, в которых остановились женщины.
— Как, и он? — воскликнул Дайдзо, щелкнув языком. — Немедленно позови его!
Дзётаро ушел, и Дайдзо начал перевязывать пояс на кимоно.
Мужчины, слышавшие про красоту и изысканность женщин из веселых кварталов Киото, застыли на месте, наслаждаясь даровым зрелищем. Скэити глазел, раскрыв рот.
— Пошли, хватит! — приказал Дзётаро, крепко схватив слугу за ухо.
— Ох! — пискнул Скэити.
— Хозяин зовет!
— Врешь!
— Правда. Он собирался на прогулку. Он ведь всегда прогуливается по вечерам.
— Да-да! Иду! — забормотал Скэити, неохотно отрываясь от увлекательного представления.
Дзётаро шел следом, когда услышал, что его зовут.
— Дзётаро! Подожди!
Окликала его женщина. Дзётаро огляделся по сторонам. Он ни на минуту не забывал Оцу и своего учителя. Вдруг Оцу здесь? Мальчик пристально вглядывался в густые вечнозеленые кусты, из-за которых доносился голос.
— Кто там?
— Я.
Дзётаро узнал показавшуюся из-за кустов девушку.
— А, ты! — протянул он.
Акэми наградила его дружеским шлепком по спине.
— Ах ты, маленькое пугало! Целую вечность не видела тебя. Ты что здесь делаешь?
— О том же хочу спросить и тебя.
— Я… Ну, какое тебе дело до меня?
— Ты с этой веселой компанией?
— Да, но пока окончательно не решила.
— Что не решила?
— Оставаться ли с ними, — вздохнула Акэми. Затем, помедлив, спросила: — Как поживает Мусаси?
Дзётаро понял, что из-за этого Акэми и окликнула его.
— Оцу, Мусаси и я… Мы потеряли друг друга.
— Оцу? Кто это? — Акэми вспомнила девушку, едва закончив вопрос. — А, знаю. Она по-прежнему бегает за Мусаси?
Акэми по привычке видела в Мусаси отчаянного, странствующего фехтовальщика, ночующего в лесу или на голых скалах. Сумей она заполучить его, он бы мгновенно угадал в ней беспутство и отверг бы ее. Акэми смирилась с мыслью, что ее любовь к Мусаси останется безответной. Упоминание Дзётаро о другой женщине пробудило в ней ревность. Огонь любви вспыхнул с новой силой.
— Дзётаро, здесь на нас глазеют со всех сторон. Пойдем в другое место.
Они вышли через садовую калитку на улицу. Два десятка гостиниц Хатиодзи светились огнями. Это был самый оживленный и большой город на пути из Киото в Эдо. На северо-западе темнела горная гряда Титибу, по которой проходила граница с провинцией Каи. У подножия безмолвных и мрачных гор кипела жизнь, рекой лилось сакэ, щелкали челноки ткацких станков, слышались окрики чиновников, надзирающих за базаром, споры игроков, заунывные голоса уличных певцов.
— Я часто слышала имя Оцу от Матахати, — солгала Акэми. — Расскажи про нее!
— Она очень хороший человек! — горячо воскликнул Дзётаро. — Очень добрая и красивая. Я люблю ее.
Акэми почувствовала опасность, которую несла соперница, но скрыла тревогу.
— Она и правда так хороша? — улыбнулась Акэми.
— Да-да. И все умеет. Хорошо поет и пишет, играет на флейте.
— Чего хорошего в том, что женщина играет на флейте? — раздраженно произнесла Акэми.
— Ты не понимаешь, зато все остальные, даже князь Ягю Сэкисюсай, хвалят Оцу. Одно мне в ней не нравится.
— У всех женщин есть недостатки. Только одни честно признаются в них, как я, другие же прячут их под благопристойным обличьем.
— Оцу ничего не скрывает, в этом ее слабость.
— Что ты хочешь сказать?
— Она готова рыдать из-за любого пустяка. Она — плакса.
— Почему же?
— Всегда льет слезы, когда думает о Мусаси. Рядом с ней тоскливо, вот это мне не по душе. — Дзётаро с детской непосредственностью выложил все начистоту, не беспокоясь о последствиях сказанного.
Огонь ревности жег Акэми. Она даже изменилась в лице. Едва сдерживаясь, она продолжала беседу. — Сколько ей лет?
— Как и тебе.
— Моя ровесница?
— Угу. Но выглядит моложе и красивее.
Акэми бросилась в наступление, чтобы склонить Дзётаро на свою сторону.
— Мусаси куда мужественнее остальных мужчин. Вряд ли он полюбит хнычущую женщину. Оцу думает, что завоюет сердце мужчины слезами. Она рассуждает, как барышни из заведения «Сумия».
— Неправда. Начнем с того, что Мусаси любит Оцу. Он не выказывает чувств, но по-настоящему ее любит! — ответил Дзётаро, задетый за живое.
Акэми залилась краской. Она бросилась бы в реку, чтобы погасить охвативший ее огонь.
— Дзётаро, зайдем сюда, — сказала Акэми, потянув его за руку в сторону дома с красивым фонарем в переулке.
— Это же винная лавка!
— Ну и что?
— Женщинам там делать нечего. Тебе туда нельзя.
— Хочу выпить, но не могу зайти туда одна. Сразу начнут приставать.
— Приставать к тебе будут, а мне что прикажешь делать там?
— Поешь. Закажешь все, что хочешь.
Лавка была полупустой. Акэми, сев лицом к стене, распорядилась:
— Сакэ!
Чарки так и мелькали в ее руках. Опешивший Дзётаро попытался остановить Акэми, но та решительно его оттолкнула.
— Сиди спокойно! — икнула Акэми. — Надоел! Сакэ! Еще сакэ!
— Хватит, тебе нельзя здесь напиваться! — взмолился Дзётаро, отодвигая от Акэми кувшинчик. — Не беспокойся, — пьяно бормотала Акэми. — Ты друг Оцу? Ненавижу женщин, которые стараются слезами завоевать мужчину.
— А я ненавижу пьяных женщин.
— Извини, но может ли зеленый юнец вроде тебя понять, почему я пью?
— Пойдем отсюда. Немедленно заплати, и пора в гостиницу!
— Думаешь, у меня есть деньги?
— Как?
— Ни гроша. Пусть заплатит «Сумия». Все равно я уже продалась хозяину. — Слезы заблестели на глазах Акэми. — Какая я несчастная!
— Недавно сама смеялась над Оцу за ее плаксивость. Посмотри на себя!
— Разве сравнишь мои слезы с ее? Жизнь — невыносимая мука. Хочется умереть!
Акэми вскочила и бросилась на улицу. Хозяин лавки, повидавший на своем веку не одну такую посетительницу, только ухмыльнулся ей вслед, однако ронин, до сего времени спавший в углу, открыл глаза и тяжелым, мутным взглядом проводил убегавшую женщину.
Дзётаро пытался остановить Акэми, но она вырвалась из его рук и помчалась по темной улице.
— Стой! — кричал Дзётаро. — Не смей даже думать об этом! Акэми не волновало, куда ее занесет во тьме, но она отчетливо слышала крики Дзётаро. Когда она хотела утопиться в море в Сумиёси, она не притворялась, но сейчас была в здравом рассудке. Ей нравилось, что Дзётаро переживает за нее.
— Осторожно! — надрывался мальчик, поняв, что Акэми несется прямиком ко рву с водой. — Стой! Зачем тебе умирать? С ума сошла!
Дзётаро ухватил беглянку за пояс.
— Хочу умереть! — зарыдала Акэми. — Все считают меня порочной. Все, и Мусаси тоже. Мне остается лишь умереть, заключив Мусаси в объятия сердца. Не позволю, чтобы другая отобрала его у меня!
— С чего ты взяла такое. Ерунда какая!
— Какая разница? Столкни меня в ров! Толкни, Дзётаро!
Пьяные слезы потоком хлынули из глаз Акэми. Дзётаро испугался ему тоже хотелось заплакать.
— Пойдем в гостиницу, Акэми!
— О, как я хочу его видеть! Найди его, Дзётаро, найди Мусаси!
— Стой спокойно, оступишься и упадешь в ров.
— О Мусаси, Мусаси!
— Осторожно, Акэми!
Из темноты вдруг выступил ронин, которого они видели в винной лавке.
— Иди-ка отсюда, мальчик! — приказал ронин. — Я приведу ее в гостиницу.
Приподняв Дзётаро, он отставил его в сторону.
Это был высокий мужчина лет тридцати пяти, с глубоко посаженными глазами и густой бородой. Багровый шрам от удара меча украшал его физиономию от уха до подбородка. Шрам походил на трещину на перезревшем персике.
Преодолевая страх, Дзётаро настойчиво уговаривал Акэми:
— Акэми, прошу тебя, пойдем со мной. Все будет хорошо. Голова Акэми уже лежала на груди незнакомца.
— Пошел вон! Она хочет спать. Я отведу ее домой, — проговорил самурай.
— Оставь ее!
Самурай лениво схватил мальчика за шиворот.
— Убери руки! — крикнул Дзётаро, отбиваясь от ронина.
— Сопляк! Хочешь, чтобы я швырнул тебя в ров?
— Попробуй!
Дзётаро удалось вырваться, рука его судорожно вцепилась в деревянный меч. Не успел он замахнуться, целясь в бок самурая, как оказался в воздухе. Мальчик потерял сознание от удара о придорожный камень. Издав тихий стон, он стих.
Прошло некоторое время, прежде чем Дзётаро начал различать голоса.
— Проснись!
— Что случилось?
Дзётаро приоткрыл глаза и обвел взглядом людей вокруг.
— Опомнился?
— Ты как себя чувствуешь?
Дзётаро, смущенный всеобщим вниманием, поднялся, подобрал деревянный меч и хотел было уйти, но в это время слуга из их гостиницы схватил его за руку.
— Что случилось с женщиной, которая была с тобой? — спросил он. Дзётаро показалось, что все вокруг были из гостиницы — служащие и постояльцы. Кое-кто был вооружен палкой, другие держали круглые бумажные фонари.
— Нам сообщили, что на тебя напали, а женщину похитил какой-то ронин. Куда они пошли?
Дзётаро, не совсем пришедший в себя, неопределенно покачал головой.
— Отвечай, ты ведь знаешь!
— Вспомнил. Вон в ту сторону. — Дзётаро наугад махнул рукой. Ему не хотелось рассказывать о происшествии. Он боялся упреков Дайдзо. Стыдно было признаваться в том, что ронин отшвырнул его, как щенка.
Толпа бросилась в указанном Дзётаро направлении, и, как ни странно, скоро оттуда донесся крик:
— Она здесь? Сюда!
Кольцо фонарей окружило Акэми. В растерзанной одежде она лежала без чувств на копне сена в крестьянском амбаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145