— Ну ты, лошадиный помет! Нам ни к чему чиновники, без них обойдемся!
— Сколько тебе лет?
— Тебе какое дело?
— В твоем возрасте позорно вести молодых людей на верную смерть.
— Придержи язык! Я пока не стар для хорошей драки.
Тадзаэмон, вытащив меч, шагнул вперед. Бандиты двинулись следом. Тадзаэмон сделал выпад, Мусаси увернулся и, оказавшись за спиной атакующего, схватил его и швырнул в ров. Подхватив Синдзо, Мусаси стремительно пошел прочь от толпы. Он пересек поле и стал взбираться на холм. Добравшись до середины склона, Мусаси поставил Синдзо на ноги.
— Бежим.
Бандиты, оправившись от потрясения, бросились вдогонку.
— Держи их!
— Где же ваша хваленая гордость?
— Хороши самураи!
— Вы нам ответите за Тадзаэмона!
Мусаси словно не слышал криков.
— Не вздумай связываться с ними, — сказал он Синдзо. — Беги и не оглядывайся. В нашем положении иного выхода нет.
Мусаси и Синдзо пересекли местность, получившую впоследствии название Усигафути и холм Кудан, но в те времена это были холмы, поросшие густым лесом. Преследователи отстали, Синдзо побледнел и тяжело дышал.
— Устал? — сочувственно спросил Мусаси.
— Терпимо…
— Тебе хотелось отомстить за оскорбления?
— Конечно…
— Подумай в свободную минуту над моими словами. Случаются обстоятельства, когда бегство — лучший выход. Спустимся к ручью. Вымойся перед тем, как явиться к отцу.
Вскоре Синдзо и Мусаси достигли рощи храма Акаги Мёдзин. Усадьба даймё Ходзё лежала внизу у подножия холма.
— Надеюсь, ты зайдешь к нам и познакомишься с отцом? — спросил Синдзо.
— В другой раз, — ответил Мусаси. — Отдохни как следует. Будь здоров!
После этого происшествия людская молва начала поносить имя Мусаси. Его называли «слабаком», «жалким трусом», «позором самурайского сословия». Если такое ничтожество разгромило школу Ёсиоки в Киото, значит, она ничего не стоила. Мусаси вызвал ее учеников на бой, потому что те не способны держать меч в руках! Дутая слава школы может одурачить только простаков, ничего не смыслящих в искусстве фехтования.
В Эдо не нашлось никого, кто замолвил бы доброе слово в защиту Мусаси.
Верхом оскорбления были столбы с объявлениями, расставленные по всему городу: «Послание Миямото Мусаси, который бегает, как заяц. Вдова Хонъидэн жаждет мщения. Мы тоже хотели бы встретиться лицом к лицу с тобой. Надоело видеть тебя со спины. Если ты самурай, выходи на бой! Хангавара и его друзья».

Книга шестая. СОЛНЦЕ И ЛУНА
МУЖСКОЙ РАЗГОВОР
Даймё Хосокава Тадатоси начал день с изучения конфуцианских классиков. Любил он и поупражняться в боевых искусствах, когда позволяли время и дела, требовавшие его постоянного присутствия в замке Эдо. Вечера он предпочитал проводить в обществе молодых самураев, состоявших у него на службе. Вечерние беседы проходили по-семейному, однако фамильярность не допускалась, а этикет соблюдался менее строго. Одетый в легкое домашнее кимоно, Тадатоси оживленно обсуждал с самураями последние новости.
— Окатани, — обратился он к молодому человеку богатырского сложения.
— Да, господин.
— Говорят, ты ловко владеешь копьем.
— Даже очень хорошо.
— Ха-ха, от скромности не умрешь!
— Раз все меня хвалят, почему бы с этим не согласиться?
— На днях я тебя проверю.
— Я давно этого жду.
— Тебе везет, что не дождался.
— Господин, вы слышали песню, которую распевает весь город?
— Какую?
Копьеносцы, копьеносцы,
Сколько вас на свете?
Кто же всех лучше?
Окатани Городзи.
— Меня не проведешь. Эта песня про Нагою Сандзо, — рассмеялся Тадатоси.
— Как, вы знаете?
— Я много кое-чего знаю.
Даймё любил послушать болтовню вассалов, цепко улавливая в ней множество сведений, но сам никогда не выдавал собственных мыслей.
— Кто из вас практикуется с копьем, а кто с мечом?
Из семерых пятеро предпочитали копье и всего двое — меч.
— Почему такое увлечение копьем?
Сошлись на том, что на поле боя этот вид оружия предпочтительнее.
— А что думают сторонники меча?
— Меч годится в любой обстановке. И на войне, и в мирной жизни.
Споры о мече и копье никогда не утихали. Копьеносцы утверждали что копьем можно пронзить и нанести резаную рану, а если оно вдруг сломается, то всегда в запасе есть меч. Сторонники меча считали, что предназначение самурая не ограничивается войной. Меч — душа самурая. Занимаясь фехтованием, он шлифует дух, совершенствует и дисциплинирует характер. Меч — основа любой военной науки и боевых искусств. Постигнув сокровенный смысл Пути Воина, законы меча можно применять к копью и даже к огнестрельному оружию. Умение владеть мечом предотвращает глупые ошибки. Меч — единственное истинное оружие.
Тадатоси слушал, не вмешиваясь в спор.
— Майноскэ, — обратился он к одному из вассалов, — по-моему, ты повторяешь чужие слова.
— Нет, господин, это мое мнение, — возразил Майноскэ.
— А если честно?
— Ваша правда. Я это услышал, когда на днях заходил к Какубэю. Про меч говорил Сасаки Кодзиро, но я думал точно так же. Кодзиро только складно выразил эту мысль. Я никого не собирался обманывать.
— Разумеется, — молвил Тадатоси.
Разговор напомнил ему, что он так и не принял решения о самурае, которого рекомендовал Какубэй. Какубэй считал, что Кодзиро молод, ему хватит и жалованья в двести коку риса. Тадатоси не интересовал размер жалованья. Он твердо следовал правилу своего отца — тщательно отбирать самураев для службы, а потом ничего не жалеть дня них. Требовалась проверка не только способностей, но и характер. Самый талантливый самурай окажется бесполезным, если не поладить со старой гвардией, которая обеспечила могущество дома Хосокавы. Как говорил Хосокава-отец, земельное владение подобно крепостной стене, в которой каждый камень должен быть подогнан один к другому. Если камень, как он ни хорош сам по себе, не под стать другим, он неизбежно расшатает стену.
Тадатоси считал, что молодость Кодзиро послужит ему на пользу, поскольку характер юноши окончательно не сложился, и он сможет без труда приспособиться к службе.
Тадатоси вспомнил и о другом ронине. Впервые Нагаока Садо упомянул имя Мусаси в такой же дружеской беседе. Садо упустил Мусаси, но Тадатоси не забыл про разговор. Судя по всему, Мусаси превосходил Кодзиро в боевых качествах и был хорошо образован, что пригодилось бы в делах.
Большинство даймё, конечно, предпочли бы Кодзиро. Он происходил из приличной семьи и досконально изучил «Искусство Войны». Он создал собственный стиль фехтования и отличился в многочисленных поединках. В городе обсуждали его победу над школой Обаты на берегу реки Сумида и на дамбе Канда.
О Мусаси в последнее время ничего не было слышно. Он прославился победой в Итидзёдзи, но это было давно. Потом поползли слухи, будто Мусаси все подстроил, что он разыграл атаку, а потом сбежал на гору Хиэй. Подвергались сомнению все подвиги Мусаси, а его стали награждать нелестными прозвищами. Мусаси не мог похвастаться происхождением его отец был безвестным самураем из провинции Мимасака. Люди такого рода не заслуживали особого внимания.
— Кто из вас слышал про самурая по имени Миямото Мусаси? — спросил Тадатоси.
— Мусаси? Весь город о нем только и сплетничает.
— Почему?
— О нем написано в объявлениях, — отозвался один из самураев с оттенком пренебрежения в голосе.
— Люди даже переписывают это объявление. Я тоже записал. Прочитать? — добавил второй вассал по имени Мори.
— Читай.
Мори достал мятый листок бумаги и начал читать:
— «Послание Миямото Мусаси, который бегает, как заяц…»
— И все? — спросил Тадатоси, выслушав объявление.
— Да. Люди потешаются, поскольку столбы с посланием расставила шайка из квартала плотников. Простолюдины публично издеваются над самураем.
Тадатоси нахмурился. Мусаси теперь не походил на того ронина, каким он себе его представлял. Тадатоси не спешил с приговором. «Таков ли Мусаси в жизни, каким рисует его молва?» — размышлял он.
— Я считаю, что он бродяга и бездельник, а может, и обыкновенный трус, — заявил Мори. — Иначе он не позволил бы обливать себя грязью.
Остальные самураи одобрительно закивали.
После ухода молодых вассалов Тадатоси долго сидел неподвижно. «В этом человеке есть что-то необычное, — думал он. — Надо бы поговорить с ним».
На следующее утро после чтения китайских трактатов Тадатоси вышел на веранду. Заметив в саду Садо, он подозвал его:
— Как поживает мой старший друг?
Садо поклонился.
— По-прежнему ищешь? — спросил Тадатоси.
Садо вопросительно уставился на сюзерена.
— Я спрашиваю, ты все еще ищешь Миямото Мусаси?
— Да, господин, — опустил глаза Садо.
— Хочу познакомиться с ним поближе.
В тот же день на площадке для стрельбы из лука Какубэй напомнил Тадатоси о Кодзиро.
— Приводи его в любое время. Посмотрю на него. Это, как ты знаешь, еще не означает, что я принимаю его на службу, — сказал Тадатоси, поднимая лук.
ЖУЖЖАНИЕ НАСЕКОМЫХ
В комнате, отведенной ему в доме Какубэя, Кодзиро осматривал Сушильный Шест. После происшествия с Синдзо он попросил Какубэя забрать меч у полировщика. Кодзиро не ожидал, что меч будет отполирован столь мастерски. Клинок был обработан с величайшей тщательностью. На гладкой поверхности проступил волнистый рисунок, металл отливал зеркальным блеском. Пятна ржавчины, изуродовавшие меч, как проказа, исчезли. Клинок, прежде запачканный кровью, сиял, как луна, подернутая дымкой.
«Словно впервые вижу его!» — изумлялся Кодзиро, завороженно рассматривая меч.
— Кодзиро! Ты дома?
Голос донесся от входной калитки, но Кодзиро не слышал.
Дом Какубэя стоял на холме Цукиномисаки, названном так из-за великолепного вида на восходящую луну, открывавшегося отсюда. Из окна своей комнаты Кодзиро видел залив от Сибы до Синагавы. Горизонт окаймляла белоснежная гряда облаков. Магический блеск клинка, сине-зеленоватая вода в море и затянутый дымкой горизонт сливались воедино.
— Где ты, Кодзиро? — Голос донесся с черного хода.
— Кто там? — откликнулся Кодзиро, словно очнувшись от забытья. Бросив меч в ножны, он добавил: — Я в задней комнате. Пройдите через веранду.
— Вот ты где! — проговорила появившаяся Осуги.
— Какая приятная неожиданность! С чем пожаловали?
— Сначала вымою ноги, а потом поговорим.
— Осторожнее, колодец глубокий. А ты, малыш, последи, чтобы бабушка не упала.
Малышом Кодзиро назвал детину из шайки Хангавары, приставленного проводить Осуги.
Сполоснув лицо и вымыв ноги, Осуги вошла в комнату.
— Приятный прохладный дом, — заметила она. — Не изнежишься ли ты в таких условиях?
— Я не Матахати, — засмеялся Кодзиро. Старуха решила пропустить укол мимо ушей.
— Извини, что я не принесла тебе подарка, но дам тебе сутру, которую я сама переписала. — Осуги вручила Кодзиро Сутру Великой Родительской Любви. — Сделай милость, почитай в свободное время, — добавила она.
Бросив небрежный взгляд на свиток, Кодзиро сказал:
— Кстати, вспомнил о нашем последнем разговоре. Вы развесили по городу объявление, которое я для вас написал?
— О том, чтобы Мусаси перестал прятаться?
— Да.
— Два дня устанавливали столбы с досками на всех перекрестках. Сейчас я сама видела, как люди стоят и обсуждают объявления. Нелестные слова о Мусаси доставили мне истинную радость.
— Если он не ответит на вызов, то перестанет быть самураем и станет посмешищем для всей Японии. Час вашей мести близок.
— Ну нет! Его не проймешь смехом. Он бессовестный. И меня не удовлетворит такая месть. Я хочу, чтобы Мусаси был наказан раз и навсегда.
— Вы стары, но никогда не идете на попятную, — изумился Кодзиро — У вас какое-то дело ко мне?
Старуха, сев поудобнее, рассказала, что должна покинуть дом Хангавары. Нельзя бесконечно злоупотреблять гостеприимством Ядзибэя. К тому же она устала прислуживать шайке его головорезов. Осуги подобрала подходящее жилье у паромной переправы Ёрои.
— Как ты считаешь? — спросила она Кодзиро. — Мне кажется, я не скоро найду Мусаси. Чувствую, что Матахати в Эдо, попрошу прислать из деревни денег и поживу здесь некоторое время.
Кодзиро одобрил ее планы. Сначала ему было интересно в доме Хангавары, теперь дружба с сомнительными личностями бросала тень на Кодзиро. Ронину, который ищет место в знатном доме, подобное знакомство зазорно.
Кодзиро послал одного из слуг Какубэя за дыней, которые росли в поле за домом. Кодзиро поговорил с Осуги, пока дыню не подали к столу. Он не слишком церемонился с нежданной гостьей, намекая, что хотел бы распрощаться с ней до наступления темноты.
После ухода Осуги Кодзиро сам убрал свои комнаты и полил колодезной водой цветы в саду. Лампу он не зажигал, ее все равно задул бы ветерок. Луна, поднявшаяся над заливом, освещала лицо лежавшего Кодзиро.
В это время молодой самурай перелез через ограду кладбища у подножия холма.
Возвращаясь со службы из дома Хосокавы, Какубэй, по обыкновению, остановил коня у цветочной лавки у холма Исараго. Обычно хозяин лавки поджидал его, чтобы принять коня, но сегодня его не было. Какубэй привязывал коня к дереву, когда из-за храма выбежал цветочник.
— Простите, господин, я заметил подозрительного человека, который через кладбище пробирался к холму. Я крикнул ему, что здесь нет дороги, а он злобно посмотрел на меня. Вдруг вор? Сейчас ведь грабят и знатных людей.
Какубэй слышал о таких происшествиях, но они его не волновали.
— Люди болтают языками, — успокоил он лавочника. — Верно, обычный мелкий воришка или ронин, которые обирают прохожих. Беги прямо ко мне, если же что-то случится. У меня гостит самурай, Который не прочь размяться с мечом.
— Сасаки Кодзиро? О, его все считают великим фехтовальщиком!
Какубэй обрадовался такой похвале. Он любил Сасаки и рекомендовал его на службу. Какубэй, как и многие служивые люди его ранга, оказывал покровительство способным юношам, поскольку подбор хороших воинов для сюзерена считался высшим проявлением вассальной верности и служебного рвения.
Должность Какубэя была наследственной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145