Подумав, что даже в Киото такой меч большая редкость, Тодзи заинтересовался его владельцем.
Тодзи томился от скуки и раздражения. Его двухнедельное путешествие оказалось хлопотным, утомительным и бесплодным. Он хотел поскорее увидеть близких ему людей. «Интересно, успеет ли посыльный, — размышлял он. — Не опоздает, так она обязательно встретит меня на пристани в Осаке». Пытаясь развеять тоску, Тодзи вызывал в воображении образ Око.
В путь его погнало шаткое положение дома Ёсиоки, вызванное непомерными тратами Сэйдзюро. Семья перестала быть богатой. Дом на улице Сидзё заложили, и кредиторы в любую минуту могли его отобрать. Выплаты по счетам, скопившимся к концу года, довели семейство до краха. Распродав все имущество, Ёсиоки не собрали бы достаточно средств, необходимых на покрытие всех долгов.
Сэйдзюро только беспомощно восклицал:
— Как же могло такое случиться?
Тодзи, потворствовавший похождениям молодого учителя, чувствовал долю ответственности за несчастье, поэтому вызвался уладить денежный вопрос.
Поломав голову, Тодзи решил, что надо построить новую просторную школу на пустыре рядом с Нисинотоин, где обучалось бы множество учеников. Сейчас не время для работы с одним учеником, рассуждал он. Самые разные люди желали овладеть боевым искусством, даймё остро нуждались в тренированных воинах, поэтому такая школа была бы всем кстати. Она выпускала бы гораздо больше профессиональных фехтовальщиков. Тодзи с каждым днем укреплялся в мысли, что священный долг новой школы — это приобщение к стилю Кэмпо по возможности широкого круга людей.
Сэйдзюро сочинил по этому поводу прошение, вооружившись которым Тодзи отправился на запад островов Хонсю, потом на Кюсю и Сикоку собирать пожертвования с выпускников школы Кэмпо. В феодальных владениях по всей стране служило много учеников Кэмпо, были среди них и достигшие высокого положения. Как ни увещевал их Тодзи, лишь немногие захотели внести деньги или дать подписку о будущем взносе. Все они, как правило, говорили: «Я сообщу ответ в письме» или «Обсудим дело, когда я приеду в Киото» и прочее в том же духе. Тодзи возвращался с ничтожной толикой суммы, на которую рассчитывал.
Разорившееся хозяйство не было, строго говоря, собственностью Тодзи, поэтому и его воображение рисовало не образ Сэйдзюро, а Око. Соблазнительное видение, однако, не могло надолго увлечь его, и он снова почувствовал беспокойство. Тодзи завидовал молодому человеку, ловившему блох у обезьянки. Ему хотелось убить время, поэтому он подошел к юноше и попытался завязать разговор.
— Привет, молодой человек! В Осаку едешь?
— Да, — ответил тот, не поднимая головы и мельком взглянув исподлобья на Тодзи.
— Семья живет там?
— Нет.
— А ты из Авы?
— Нет.
Разговор не клеился.
Тодзи помолчал и сделал еще одну попытку разговорить молодого человека.
— У тебя отличный меч.
Комплимент явно польстил молодому человеку. Он живо повернулся к Тодзи.
— Он очень давно хранится в нашей семье. Это боевой меч. Хочу найти в Осаке хорошего оружейника и переделать ручку, чтобы носить его на поясе.
— Но он слишком длинный для ношения на боку.
— Вряд ли. Меньше метра.
— Для меча это много.
Молодой человек улыбнулся.
— Каждый должен владеть мечом такой длины, — самоуверенно ответил он.
— Конечно, можно фехтовать мечом в девяносто и даже в сто двадцать сантиметров, — с легкой укоризной возразил Тодзи, — но это по силам Только настоящему мастеру. Сейчас полно хвастунов, щеголяющих огромными мечами. Выглядят внушительно, но стоит делу принять серьезный оборот, так они спасаются бегством. Какой стиль ты изучал?
Речь зашла о фехтовании, и Тодзи не мог скрыть чувства превосходства над мальчиком.
Молодой человек, мельком взглянув на высокомерное лицо Тодзи, ответил:
— Стиль Томиты.
— Он основан на применении более короткого меча, — непререкаемо заявил Тодзи.
— Я изучал стиль Томиты, но не обязан пользоваться коротким мечом. Не люблю подражать. У моего учителя был короткий меч, а я решил попробовать длинный, и меня выставили из школы. За непокорность.
— Вы, молодые люди, любите ниспровергать авторитеты. А что потом?
— Я уехал из деревни Дзёкёдзи провинции Этидзэн и отправился к Канэмаки Дзисаю. Он превзошел стиль Томиты и разработал стиль Тюдзё. Он из сочувствия взял меня в ученики и через четыре года объявил, что я могу идти собственной дорогой.
— Провинциальные учителя легко раздают свидетельства.
— Только не Дзисай. Он очень строгий. Он выдал свидетельство еще одному человеку кроме меня — Ито Ягоро Иттосаю. Я стал настойчиво работать, решив получить второе в истории школы официальное свидетельство. Я не успел завершить курс, потому что меня вызвали домой к умирающей матери.
— Ты откуда родом?
— Из Ивакуни в провинции Суо. Дома я практиковался каждый день у моста Кинтай, срезая на лету ласточек и рубя лозу. Так я разработал некоторые собственные приемы. Перед смертью мать передала мне меч, наказав беречь его, потому что его сделал Нагамицу.
— Нагамицу? Неужели?
— На мече клейма мастера нет, но всегда считалось, что это его работа. В наших местах этот меч известен всем, его называют Сушильный Шест.
Немногословный с виду молодой человек разговорился, когда речь зашла о любимом предмете. Он оживленно рассказывал все, что знал, не обращая внимания на собеседника. Его повествование наводило на мысль, что он — человек целеустремленный и сильный, несмотря на вычурный вкус в одежде.
Молодой человек вдруг замолк, глаза его подернулись печалью.
— Когда я был в Суо, — продолжил он, — Дзисай заболел. Не сдержавшись, я разрыдался, когда узнал об этом от Кусанаги Тэнки. Тэнки поступил в школу задолго до меня и продолжал обучение, когда учитель захворал. Тэнки приходился ему племянником, но учитель и не помышлял выдавать ему свидетельство. Дзисай сказал Тэнки, что пожалует свидетельство мне вместе с книгой тайных приемов. Учитель захотел сделать это собственноручно.
На глазах молодого человека навернулись слезы. Тодзи не испытывал симпатии к чувствительному юноше, но беседа с ним отвлекала его от скуки.
— Вот оно как… — промолвил он с наигранным интересом. — Он, значит, умер, не дождавшись тебя.
— Как я хотел быть рядом, когда он слег от недуга! Учитель находился в Кодзукэ, в сотнях километров от Суо. В это самое время скончалась матушка, так что я не смог присутствовать около его смертного одра.
Солнце скрылось за тучами, небо посерело. Море заволновалось, и пена захлестывала палубу.
Молодой человек предавался воспоминаниям. Он продал родительский дом в Суо и послал письмо Тэнки, сообщив о встрече с ним в день весеннего равноденствия. Дзисай, не имевший близких родственников, вряд ли оставил значительное наследство, но он поручил Тэнки передать молодому человеку немного денег, свидетельство и книгу тайных приемов. Тэнки собирался странствовать и набираться опыта перед встречей с другом в назначенный день на горе Хорайдзи в провинции Микава, на полпути между Кодзукэ и Авой. Молодой человек хотел пожить в Киото, набираясь знаний и осматривая окрестности.
— Вы из Осаки? — спросил он у Тодзи, закончив рассказ.
— Нет, из Киото.
Оба примолкли, слушая шум волн и хлопанье паруса на ветру.
— Ты хочешь пробиться в жизни с помощью боевого искусства? — произнес Тодзи.
Вопрос был обычным, но на лице Тодзи было явное снисхождение, близкое к презрению. Он перевидал множество бойких молодых фехтовальщиков, хвастающих свидетельствами и книгами секретов. Он был убежден, что не может существовать такого количества профессиональных мастеров меча. Он сам все еще ходил в учениках, пусть даже избранных, хотя в школе Ёсиоки провел двадцать лет.
Молодой человек, не меняя позы, пристально посмотрел на серые волны.
— Киото? — пробормотал он, оборачиваясь к Тодзи. — Я слышал о тамошнем фехтовальщике Ёсиоке Сэйдзюро, старшем сыне Ёсиоки Кэмпо. Он по-прежнему продолжает дело отца?
Тодзи захотелось подразнить собеседника.
— Да, — ответил он, — школа Ёсиоки вроде бы процветает. Бывал в ней?
— Нет, но, приехав в Киото, вызову Сэйдзюро на поединок и посмотрю, насколько тот умел.
Тодзи притворно закашлялся, чтобы подавить смех. Спокойная самоуверенность юнца становилась несносной. Тот, конечно, не знал о положении Тодзи в школе, но ему со временем придется раскаяться в необдуманных словах. Скорчив презрительную гримасу, Тодзи поинтересовался:
— Считаешь, что выйдешь из поединка целым и невредимым?
— Почему бы и нет? — живо отозвался молодой человек. Сейчас Кодзиро захотелось посмеяться вслух, что он и сделал:
— Дом Ёсиоки велик и знаменит. Кэмпо, насколько я знаю, воистину был выдающимся мастером меча. Говорят, что ни один из его сыновей ничего собой не представляет.
— Можно ли утверждать такое, не встретившись с ними?
— Я не верю всему, что говорят самураи в провинциях, но все уверены, что с Сэйдзюро и Дэнситиро дому Ёсиоки наступает конец.
Тодзи выводила из терпения болтовня молодого человека. Он готов был представиться, но посчитал невыгодным выяснять отношения. С трудом сдерживаясь, Тодзи ответил:
— В провинциях полно всезнаек, я не удивляюсь, что дом Ёсиоки там недооценивают. Расскажи поподробнее о себе. Ты обмолвился, будто нашел способ рассекать на лету ласточек?
— Да, говорил.
— Длинным мечом?
— Да.
— В таком случае ты без труда разрубишь одну из чаек, которые кружат над нами.
Юноша не отвечал. Его вдруг осенило, что Тодзи замышляет что-то недоброе. Глядя на плотно сжатые губы незнакомца, молодой человек сказал:
— Я могу, но к чему такая глупость?
— Почему же? Ты настолько ловок, что унижаешь дом Ёсиоки, не побывав там… — напыщенно произнес Тодзи.
— Я вас обидел?
— Ничуть, — ответил Тодзи. — Но людям из Киото не нравится, когда чернят школу Ёсиоки.
— Но я не утверждал, что это мое мнение. Я лишь повторил слышанное от других.
— Молодой человек! — строго произнес Тодзи.
— Что?
— Знаешь, что означает «недозрелый самурай»? Предупреждаю ради твоего же блага. Недооценка других не доведет тебя до добра. Бахвалишься, что рубишь ласточек на лету, толкуешь о свидетельстве об овладении стилем Тюдзё, но не забывай, что вокруг тебя не одни дураки. Следует получше приглядеться к собеседнику, прежде чем хвастаться.
— По-вашему, я бахвалюсь?
— Вот именно!
Выпятив грудь, Тодзи подошел ближе.
— Хвастовство юноши простительно, но ты должен знать меру.
Молодой человек молчал. Тодзи продолжал:
— Я не против твоих рассказов. Хочу только уточнить, что я — Гион Тодзи, старший воспитанник Ёсиоки Сэйдзюро. Еще одно неуважительное замечание о доме Ёсиоки, и получишь хорошую трепку.
Их разговор привлек внимание других путешественников. Тодзи, объявивший свое имя и высокий ранг, вперевалку удалился на корму, сердито ворча о распущенности современной молодежи. Юноша молча последовал за ним. Окружающие издали глазели на обоих.
Тодзи пожалел о своих словах. Случись сейчас схватка, так последуют неприятности с властями, когда корабль причалит в Осаке. Око, придя его встречать, все увидит. Тодзи с безразличным видом облокотился на поручни, внимательно изучая бурун темно-голубой воды, бежавший из-под кормы.
Молодой человек легко похлопал его по плечу.
— Господин Гион, — обратился он к Тодзи. В спокойном голосе не было ни обиды, ни гнева.
Тодзи не отозвался.
— Господин Гион, — повторил молодой человек. Тодзи уже не мог хранить маску безразличия.
— Что тебе?
— Вы назвали меня хвастуном в присутствии многих людей. Я должен защитить свою честь и вынужден сделать то, о чем вы упоминали несколько минут назад. Будьте свидетелем.
— Что я говорил?
— Не думаю, что вы так забывчивы. Вы смеялись, когда я сказал, что рублю на лету ласточек. Вы предложили мне разрубить чайку.
— Верно.
— Если я это сделаю, вы перестанете сомневаться в моей правоте?
— Пожалуй, да.
— Хорошо, я готов.
— Прекрасно! — разразился саркастическим смехом Тодзи. — Но учти, если тобою движет одно самолюбие, если ты не выполнишь обещание, то станешь всеобщим посмешищем.
— Попробую.
— Не намерен отговаривать.
— Вы согласны быть свидетелем?
— С удовольствием!
Юноша, встав на середине палубы в кормовой части, потянулся за мечом.
— Господин! — позвал он Тодзи.
Удивленный Тодзи спросил, что ему надо. Юноша серьезно ответил:
— Пошлите ко мне несколько чаек. Готов сразить их сколько угодно.
Тодзи вдруг сообразил, что сцена развивается, как в веселой истории, приписываемой монаху Иккю. Молодой человек выставил Тодзи в глупом свете.
— Что за чепуха? Любой, кто заставит чайку летать перед носом, сможет разрубить ее мечом, — зло ответил Тодзи.
— Длина моего меча девяносто сантиметров. Море простирается на тысячи километров. Если птицы не подлетят поближе, как я их срежу?
Сделав два шага вперед, Тодзи злорадно проговорил:
— Пытаешься вывернуться из неловкого положения. Не можешь разрубить чайку, так и скажи, а потом попроси прощения.
— Будь я настроен просить прощения, то не ждал бы здесь. Если чайка не прилетит, срежу для вас что-нибудь другое.
— Например?
— Подойдите еще на пять шагов. Я покажу.
— Ты что надумал? — проворчал Тодзи, подходя ближе.
— Хотел воспользоваться вашей головой, которая требует от меня доказательств правдивости моих слов. Справедливее снести ее, чем убивать беззащитную чайку.
— Ты в своем уме? — закричал Тодзи, невольно пригнув голову, потому что молодой человек выхватил меч и полоснул им воздух. Все произошло с такой стремительностью, что длинный клинок мелькнул, как иголка.
— Что?.. — заорал Тодзи, пятясь назад и ощупывая шею. Голова была цела, и он сам, кажется, остался невредимым.
— Теперь все ясно? — спросил молодой человек через плечо, пробираясь между тюками на свое место.
Сконфуженный Тодзи залился густым румянцем. Взгляд его, случайно упавший на освещенную солнцем палубу, наткнулся на странный предмет, похожий на кисточку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145