Мусаси стоял в длинной прихожей с земляным полом, справа виднелась комната. На приподнятой части прихожей на татами, обняв железный ящик, спал человек, похожий на даосского святого, какого Мусаси видел на старой картине. Худое, длинное лицо спящего походило на сырую глину. Мусаси не обнаружил в его облике ничего похожего на мастера-оружейника.
— Добрый вечер! — повторил Мусаси погромче.
Коскэ приподнял голову, словно очнувшись от векового сна. Сев и вытерев слюну с подбородка, он лаконично спросил:
— Чем могу служить?
Мусаси подумал, что такой мастер может лишь тупить мечи и души. Он все же протянул Коскэ свой меч и объяснил, что с ним делать.
— Посмотрим, — произнес Коскэ. При виде меча он положил левую руку на колено и склонил в поклоне голову. Правой рукой он принял меч.
«Странный тип, — подумал Мусаси. — Не замечает заказчика, но приветствует меч поклоном».
Мягким движением Коскэ извлек меч из ножен, поставил его вертикально и внимательно осмотрел от рукояти до кончика клинка. Глаза его засветились, напомнив Мусаси блеск стеклянных глаз у деревянных Будд. Вложив меч в ножны, Коскэ с интересом взглянул на Мусаси.
— Садитесь, — пригласил он, подвигаясь на циновке. Мусаси снял сандалии и сел рядом с мастером.
— Это ваш фамильный меч? Сколько поколений он находится в вашей семье?
— О нет! — воскликнул Мусаси. — Совсем обыкновенный клинок.
— Вы им пользуетесь по назначению или носите как принадлежность вашего сословия?
— Я с ним не воевал. Поверьте, это обыкновенный меч, какой носят все, может, немного лучшего качества.
— Как отполировать? — спросил Коскэ, глядя Мусаси в глаза.
— Что вы имеете в виду?
— Нужна заточка, чтобы легко рубить?
— Разумеется. Чем острее меч, тем он лучше.
— Вы правы, — вздохнул Коскэ.
— Вас что-то смущает? Разве мастер не точит меч так, чтобы он хорошо рубил?
«Полировщик душ» придвинул ножны Мусаси и сказал:
— Отнесите его другому мастеру. Ничем не могу вам помочь.
«Странно», — подумал Мусаси. Он чувствовал раздражение, но решил промолчать. Коскэ сидел с непроницаемым лицом, не собираясь вдаваться в объяснения.
Они молча сидели некоторое время, разглядывая друг друга. С улицы заглянул сосед.
— Коскэ, рыболовный шест есть? Время прилива, рыба выпрыгивает из воды. Дай шест, а я поделюсь уловом.
Коскэ скучающе взглянул на соседа.
— Попроси еще у кого-нибудь. Я отвергаю убийства и не держу в доме орудий для их осуществления.
Сосед исчез. Коскэ помрачнел еще больше.
Любой на месте Мусаси давно ушел бы, но хозяин заинтересовал его. В странном мастере было нечто привлекательное — не воля, не ум, а первозданная доброта, какую вы ощущаете, глядя на старинную керамику — кувшин для сакэ работы Карацу или чайную чашку Нонко. У Коскэ на виске было пятно, подобное щербинкам на керамических вещах, которые подчеркивают их земное происхождение.
Мусаси с возрастающим интересом приглядывался к мастеру.
— Почему вы не хотите полировать мой меч? Неужели он настолько плох, что его нельзя наточить?
— Вы, как и я, прекрасно знаете, что ваш клинок отличного качества, каким славится провинция Бидзэн. Я знаю, вам нужно наточить меч для уничтожения людей.
— Что в этом плохого?
— Все так и говорят: ничего дурного в том, чтобы наточить меч. А меч точат, чтобы он лучше рубил.
— Конечно, вам ведь приносят мечи…
— Подождите, — поднял руку Коскэ. — Наберитесь терпения выслушать меня. Помните вывеску на моей лавке?
— На ней написано «полировщик душ» или что-то в этом роде, если иероглифы не имеют иного значения.
— Заметьте, на вывеске слово «меч» совсем не упоминается. Мое занятие — полировка душ самураев, а не их оружия. Люди никак не возьмут в толк, а меня в свое время этому учили.
— Ясно, — проговорил Мусаси, хотя по правде ничего не понял.
— Следуя заветам своего учителя, я не полирую мечи тех самураев, которые находят удовольствие в убийстве людей.
— По-своему вы правы. А кто ваш учитель?
— Об этом написано на вывеске. Я учился в доме Хонъами под началом самого Хонъами Коэцу.
Коскэ гордо выпрямился, произнося имя наставника.
— Удивительное совпадение! Я имел счастье знать вашего учителя и его замечательную матушку госпожу Мёсю.
Мусаси рассказал о встрече на поле у храма Рэндайдзи, о днях, проведенных в доме Коэцу. Коскэ удивленно смотрел на самурая.
— Уж не вы ли тот самый человек, наделавший столько шума в Киото, разбив школу Ёсиоки в Итидзёдзи? Миямото Мусаси?
— Да, я ношу это имя, — слегка покраснел Мусаси. Коскэ согнулся в поклоне.
— Простите, что я докучал вам наставлениями. Я не подозревал, что передо мной знаменитый Миямото Мусаси.
— Ваши мысли необыкновенны и очень интересны. Характер Коэцу проявляется и в его учениках.
— Вы знаете, что семейство Хонъами состояло на службе у сегунов Асикаги? Порой их вызывали и в императорский дворец полировать мечи. Коэцу утверждает, что японские мечи существуют не для того, чтобы убивать или увечить людей. Их предназначение — поддерживать императорскую власть и защищать народ, подавлять дьявола и изгонять зло. Меч — душа самурая, самурай носит меч как символ служения своему назначению. Меч постоянно напоминает о долге тому, кто правит людьми. Естественно, что мастер, полирующий мечи, должен полировать и дух владельца меча.
— Справедливо, — согласился Мусаси.
— Коэцу учил, что, вглядываясь в прекрасный меч, следует различать священный свет, дух мира и спокойствия. Он чувствовал отвращение к плохим мечам. Он и близко к ним не подходил.
— Да, я понял. Вы почувствовали нечто дурное в моем мече?
— Нет. Немного опечалился. С тех пор как я приехал в Эдо, мне приносили множество мечей, но ни один из их владельцев не имел понятия об истинном призвании меча. Порой я сомневался, есть ли душа у их обладателей. Единственное, что их интересовало, как разрубить человека на части или снести голову. Печально. По этой причине несколько дней назад я сменил вывеску. Но, кажется, толку от этого мало.
— И я пришел докучать вам той же просьбой. Сочувствую вам.
— По-моему, с вами все может обернуться иначе. Откровенно говоря, я был потрясен, увидев ваш клинок. Пятна на нем — следы человеческой плоти. Я посчитал вас заурядным ронином, который кичится бессмысленными убийствами.
Мусаси склонил голову. Он словно слышал голос Коэцу.
— Спасибо за урок, — сказал Мусаси. — Я ношу меч с мальчишеских лет, но я никогда не задумывался о его духе. Придется теперь поразмыслить над вашими словами.
Коскэ, казалось, почувствовал громадное облегчение.
— Я отполирую ваш меч. Вернее, сочту за честь полировать душу такого самурая, как вы.
Стемнело. Зажгли лампу. Мусаси решил, что пора уходить.
— Подождите, — сказал Коскэ. — У вас есть запасной меч на время, пока ваш будет у меня?
— У меня один длинный меч.
— Я одолжу вам. Среди моих мечей, конечно, нет ничего особенного, но давайте посмотрим.
Хозяин провел Мусаси в заднюю комнату. Достав из стенного шкафа несколько мечей, он разложил их на татами.
— Пожалуйста, берите любой, — предложил Коскэ.
Коскэ явно скромничал — клинки были высшей пробы. У Мусаси разбежались глаза. Наконец он выбрал один из мечей и, взяв его в руки, буквально влюбился в него. Легкое прикосновение к мечу свидетельствовало о том, что сделавший его мастер вложил душу в свое произведение. Изумительная работа четырнадцатого века, вероятно, периода Ёсино. Мусаси смутился, подумав, что меч чересчур хорош для него, однако не мог выпустить из рук это творение. Он смотрел как завороженный на зеркальную поверхность клинка.
— Вы позволите взять этот? — спросил Мусаси хозяина, избегая слова «временно».
— У вас наметанный глаз, — одобрил Коскэ, убирая мечи в шкаф. Впервые в жизни Мусаси почувствовал что-то похожее на жадность.
Он знал, что не стоит затевать разговор о покупке меча. Поскольку цена будет ему не по средствам.
— А вы не согласились бы продать мне этот меч? — неожиданно для себя произнес Мусаси.
— Пожалуйста.
— Сколько вы хотите за него?
— Я уступлю его за ту же цену, которую заплатил за него сам.
— И сколько?
— Двадцать золотых монет.
— Пожалуй, я верну его вам, — вздохнул Мусаси.
— Зачем? — удивился Коскэ. — Я вас не ограничиваю во времени. Держите его у себя сколько угодно.
— Нет, мне так будет тяжелее. Я и сейчас не представляю, как выпущу его из рук. А после того, как он побудет со мной некоторое время, я буду с кровью отрывать меч от себя.
— Вы правда так привязались к нему? — изучающе взглянул Коскэ на Мусаси. — Хорошо, я отдаю его вам, но взамен вы подарите мне одну вещь.
Мусаси растерялся, у него не было ровным счетом ничего, что можно предложить взамен за бесценный подарок.
— Я слышал от Коэцу, что вы режете статуэтки. Вы окажете мне честь, сделав для меня фигурку Каннон. Этого будет достаточно за меч.
Последнюю статуэтку Каннон Мусаси сделал в Хотэнгахаре.
— У меня нет готовой, — сказал он. — Я принесу вам статуэтку через несколько дней. — Можно взять меч?
— Конечно! Я не настаиваю, чтобы вы немедленно принесли статуэтку. Кстати, зачем вам оставаться в гостинице? Пожалуйста, поживите у меня. У меня есть свободная комната.
— Прекрасно! — воскликнул Мусаси. — Завтра я переберусь к вам и сразу примусь за работу.
— Посмотрите вашу комнату, — пригласил Коскэ, который теперь сиял от волнения и счастья.
Мусаси шел следом за хозяином по веранде, в конце которой была лестница на второй этаж. Уютная комната располагалась между первым и вторым этажами. В решетчатое окно заглядывали ветви абрикосового дерева, покрытые росой.
Коскэ, указывая на черепичную крышу во дворе, сказал:
— Моя мастерская.
Незаметно появилась жена хозяина с кувшинчиком сакэ и закуской. Хозяин и гость все глубже проникались взаимной симпатией. Они сидели в непринужденных позах, забыв об этикете, и доверительно беседовали. Разговор, разумеется, касался излюбленной темы.
— Все толкуют о значении меча, — говорил Коскэ. — Любят у нас порассуждать, что меч — святыня Японии, душа самурая, но обращаются с ним безобразно все без исключения: и самураи, и монахи, и горожане. Я несколько лет ходил по синтоистским храмам и старинным аристократическим домам, чтобы осмотреть известные собрания мечей. — Щеки Коскэ раскраснелись, глаза горели. Он захлебывался словами, брызгая слюной. — Ни один из прославленных мечей не содержится в должном порядке. Например, в храме Сува в провинции Синано хранится более трехсот мечей. Бесценное сокровище, но лишь пять клинков не поражены ржавчиной. Храм Омисима в Иё славится собранием, в котором три тысячи мечей разных эпох. Я провел целый месяц в храме и нашел всего десять клинков в хорошем состоянии. Возмутительно!
Коскэ перевел дух.
— Чем древнее меч, тем понадежнее хозяин старается спрятать его. Меч становится недоступным и ржавеет в небрежении. Владельцы мечей похожи на неразумных родителей, которые так пекутся о своих чадах, что из них вырастают уроды. Детей, правда, можно нарожать много, так что потери восполняются, но мечи… — Приподняв острые плечи и сглотнув слюну, мастер провозгласил: — Хороших мечей больше не будет! Бесконечные усобицы испортили кузнецов-оружейников, они забыли секреты мастерства. Качество мечей никуда не годится. Спасение дела в заботе о старинных мечах. И сейчас оружейник может имитировать старинную работу, но только внешне, былое качество недостижимо. Разве терпимо такое безобразие?
Коскэ, резко поднявшись, вышел из комнаты и вернулся с мечом невероятной длины.
— Извольте взглянуть! Великолепный клинок, но какая чудовищная ржавчина!
Мусаси насторожился. Меч, несомненно, принадлежал Сасаки Кодзиро. Мусаси мгновенно вспомнил все, связанное с мечом и его хозяином.
— Какой длинный меч. Не всякий самурай сладит с ним, — невозмутимо произнес Мусаси.
— Верно, — согласился Коскэ. Он держал его вертикально, острой стороной к себе. — Видите, ржавчина проступила пятнами, но меч до сих пор в деле.
— Вот как?
— Большая редкость. Он сделан в период Камакуры. Потребуется много времени, но я приведу его в порядок. Ржавчина поражает только поверхность мечей старинной работы. Будь это современная поделка, так я никогда бы не свел пятна. Ржавчина, как язва, проедает металл насквозь.
— Владелец меча сам приходил к вам? — поинтересовался Мусаси.
— Нет, я был по делам в усадьбе даймё Хосокавы, и один из его служивых людей, Ивама Какубэй, попросил меня зайти к нему домой на обратном пути. Он дал мне этот меч, сказав, что оружие принадлежит его гостю.
— Прекрасная работа, — заметил Мусаси, не отрывая глаз от меча.
— Боевой клинок. Владелец носит его на спине, но меня попросили переделать ножны, так чтобы меч можно было носить на боку. Хозяин или очень высокого роста, или виртуозный фехтовальщик.
Коскэ захмелел, и Мусаси собрался в гостиницу.
Была глубокая ночь. Постояльцы уже спали. В темноте Мусаси поднялся в свою комнату. Иори не было. Мусаси забеспокоился. Он представил состояние мальчика, потерявшегося ночью в незнакомом городе. Мусаси спустился вниз и растолкал спящего сторожа.
— Разве его нет? — удивился старик. — Я думал, он с вами.
Мусаси вышел на улицу, не зная, что предпринять. Спрятав руки на груди, он стоял, вглядываясь в черную, как лак, ночь.
ЛИСА
— Это квартал Кобикитё?
Получив утвердительный ответ, Иори продолжал сомневаться. Редкие огни светились лишь во времянках, в которых ночевали плотники и каменщики. Чуть дальше виднелась белая полоса залива. На берегу реки громоздились штабеля леса и кучи щебенки. Иори слышал, что в Эдо строят невероятно быстро, но ему не верилось, что усадьба Ягю может соседствовать с лачугами поденщиков.
«Как мне быть?» — думал Иори, присев на бревна. Подошвы ног горели от усталости, и он прошёлся по росистой траве. Пот на спине высох, волнение улеглось, но легче ему не стало. «Во всем виновата старая тетка с постоялого двора, — ругался про себя Иори. — Наплела ерунды!» Мальчик не корил себя за потерянное время, которое он проглазел на балаганы в квартале Сакаитё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145