— Куда же?
— Господин, я знал, что шайка, с которой вы беседовали утром, ничего не сделает. Они прямиком отправились в рощу играть, а мне стало вас жалко. Я пошел из Сиёдзири в Сэбу, расспрашивая всех по дороге. О девушке никто не слыхал, но служанка в одной чайной сказала мне, что Дайдзо сегодня около полудня проследовал к перевалу Вада и с ним был мальчик.
Мусаси от растерянности поблагодарил поденщика сугубо официально.
— Весьма признателен за вашу новость.
Вытащив кошелек, Мусаси нерешительно подержал его в руках, зная, что в нем осталось лишь то, что он отложил на еду. Он высыпал деньги на ладонь носильщика, посчитав, что честность должна быть вознаграждена, и тот, раскланиваясь, радостно удалился. Мусаси, глядя ему вслед, думал, что потратил деньги на нечто более важное, чем собственный желудок. Кто знает, может, этот человек завтра окажет услугу еще одному путнику, сознавая, что за честность воздается.
Стемнело. Мусаси решил не ночевать под навесом какого-нибудь крестьянского дома, а сразу отправиться к перевалу Вада, чтобы к утру догнать Дайдзо. Мусаси любил пустынные ночные дороги. В них было особое очарование. Считая шаги, прислушиваясь к шепоту звезд, он наслаждался жизнью. Толпы суетливых людей угнетали его, в ночном одиночестве он чувствовал гармонию в душе и единение с природой. Он мог спокойно и взвешенно думать о жизни, оценивая себя со стороны.
Вскоре после полуночи Мусаси заметил впереди свет. После моста через Отиаи дорога все время шла в гору. Мусаси миновал один перевал. Следующий, Вада, вырисовывался на фоне звездного неба, а за ним находился самый высокий — Даймон. Огонь светился в узкой долине, зажатой горами.
«Похоже, костер, — подумал Мусаси, впервые за ночь ощутив острый голод. — Может, мне позволят просушить одежду и дадут немного похлебки».
Подойдя ближе, Мусаси увидел не костер, а небольшую харчевню. Свет лился из решетчатого окна, слышались громкие голоса и потрескивание дров в очаге. Коновязь перед домом, однако, была пуста. Странно, что глубокой ночью в такой глуши в харчевне есть посетители.
Мусаси нерешительно стоял перед входом. Будь это дом крестьянина или дровосека, он без колебаний постучался бы, но здесь надо платить.
Голова Мусаси кружилась от запаха еды. Он не мог сдвинуться с места. «Я объясню свое положение, и они, может, примут фигурку в качестве платы», — подумал он. Фигуркой он называл Каннон, которую вырезал из куска старого сливового дерева в храме.
Мусаси решительно распахнул дверь. Разговор в тот же миг оборвался. Бедная придорожная харчевня с земляным полом и очагом посредине, вокруг которого сидели трое. В котле над огнем варилось кабанье мясо с редькой, в горячей золе грелся кувшин сакэ. Хозяин резал маринованные овощи, весело болтая с гостями.
— Кто там? — обратился к Мусаси один из сидевших у очага. У него были пронзительные глаза и длинные волосы на висках.
Мучимый голодом, Мусаси не услышал вопроса. Он направился к хозяину.
— Дайте что-нибудь поесть, но быстрее! Любую еду! Хотя бы чашку риса с овощами.
Хозяин плеснул в чашку с холодным рисом немного варева из котла и протянул Мусаси.
— Собираетесь преодолеть перевал ночью? — поинтересовался он.
— М-да, — промычал Мусаси, орудуя палочками. Немного поев и отдышавшись, он спросил: — Вы не видели здесь человека по имени Дайдзо из Нараи? Он должен был проследовать к перевалу сегодня днем. С ним был мальчик.
— Ничем не могу помочь, — вздохнул хозяин. — А вы не видели их? — обратился он к гостям.
Те пошептались и отрицательно закачали головами.
После еды вопрос об оплате начал мучить Мусаси еще нестерпимее. Ему не хотелось говорить с хозяином при посторонних, но Мусаси ни на миг не почувствовал себя попрошайкой. Он считал, что прежде надо утолить голод. Он решил, что отдаст кинжал, если хозяина не устроит фигурка Каннон.
— Простите, но у меня нет денег, — начал Мусаси. — Учтите, я не прошу дармовой еды. Примите деревянную фигурку.
К удивлению Мусаси хозяин не отказался.
— Не беспокойтесь, мы в расчете, — дружелюбно проговорил хозяин. — Что она изображает?
— Богиню Каннон.
— Настоящая?
— О нет, это не работа известного мастера, я сам вырезал. Она, может, и не стоит чашки риса.
Мусаси развязывал дорожный мешок, в котором кроме фигурки лежали смена белья и тушечница. Взоры гостей устремились на мешок. Мусаси вытряхнул его содержимое, что-то выпало с приглушенным звоном. Гости ахнули — у ног Мусаси лежал мешочек с деньгами, из которого выкатилось несколько золотых и серебряных монет. Мусаси изумленно уставился на деньги. «Откуда они взялись?» — недоумевал он.
Вытянув шеи, все завороженно смотрели на деньги.
Мусаси, пошарив в мешке, вытащил письмо, состоявшее из одной строчки: «На ваши дорожные расходы. Гэки».
Все ясно — Гэки пытался заманить Мусаси на службу к князю Датэ Масамунэ в замок Аоба. Приближалась развязка в затянувшемся споре между кланами Токугава и Тоётоми, и крупные даймё любыми способами привлекали на свою сторону лучших воинов. Самым расхожим средством было предложить выдающимся самураям деньги в долг, чтобы они потом расплатились службой.
Не было секретом, что Тоётоми Хидэёри предоставляет крупные суммы Гото Матабэю и Санаде Юкимуре. Официально Юкимура жил в затворе на горе Кудо, но ему направлялось столько золота и серебра из замка Осака, что Иэясу назначил расследование. Полководец-отшельник не нуждался в таких деньгах. Все эти средства явно уходили на содержание нескольких тысяч ронинов, которые, рассеявшись по всей стране, ждали начала новой войны.
Гэки, занимавший высокий пост при князе, оказывал сюзерену большую услугу, собирая под его знамена знаменитых воинов. По этой причине деньги Гэки не обрадовали Мусаси. Он знал, что, приняв их, берет на себя обязательства перед князем. Мусаси решил просто не замечать деньги. Он молча поднял кошелек и бросил его в мешок.
— Отдаю вам фигурку, — обратился он к трактирщику, словно ничего не произошло.
— Теперь она мне не нужна, — заупрямился хозяин.
— Чем она плоха? Конечно, не творение мастера…
— Фигурка неплохая, и я взял бы ее, не будь у вас денег. А у вас в мешке целое состояние. Зачем вы притворяетесь нищим и при этом швыряете деньги на пол?
Троица у очага, мгновенно протрезвев при виде золота, дружно кивала в знак согласия. Мусаси понял тщетность объяснений и, вынув из кошелька серебряную монету, протянул ее хозяину.
— Слишком много, — ответил тот. — Нет ли чего помельче?
Монет помельче не нашлось.
— Сдачу возьмите себе, — сказал Мусаси.
Мусаси не мог изображать, что денег у него нет. Увесистый кошелек пришлось для надежности упрятать за пазуху. Не отвечая на уговоры посидеть в харчевне, Мусаси, закинув мешок на плечо, вышел. Поев и передохнув, он рассчитывал к утру добраться до перевала Даймон. Если бы Мусаси шел днем, он увидел бы вокруг море цветов: рододендроны, гиацинты, дикие хризантемы, но сейчас во тьме он едва различал густые полосы тумана.
Мусаси прошел километра два, когда услышал за собой шаги бегущего человека.
— Подожди, ты кое-что забыл в харчевне! — запыхавшись, произнес человек, поравнявшись с Мусаси. — Быстро же ты шагаешь! На полу нашел!
Один из троицы, сидевшей у очага, протянул Мусаси серебряную монету. Мусаси не взял ее, сказав, что монета не его.
— Бери, она закатилась в угол, когда ты доставал кошелек, — настаивал человек.
Мусаси, не знавший, сколько ему оставил Гэки, не мог доказать, что монета чужая, поэтому он взял ее и спрятал в рукав кимоно. Мусаси совсем не тронуло бурное проявление добропорядочности незнакомца, который пошел рядом, пытаясь завязать разговор.
— Прости за любопытство, ты у кого учился фехтованию?
— У меня свой стиль.
Краткий ответ не обескуражил случайного попутчика, который сообщил, что он тоже самурай.
— Сейчас в силу обстоятельств живу в горах, — добавил он.
— Неужели?
— Да. И те двое из харчевни тоже самураи. Вынуждены добывать пропитание рубкой леса и сбором трав. Уподобились дракону, которому приходится обитать в пруду. Временно забыл, что я Сано Гэндзаэмон, но пробьет час, и я достану свой добрый меч, доспехи и встану под знамена какого-нибудь даймё.
— Ты за Осаку или за Эдо?
— Какая разница! Главное попасть на службу, иначе пропаду в этих горах.
— Спасибо, что принес деньги, — вежливо сказал Мусаси, прибавив шагу в надежде отделаться от навязчивого спутника.
Мусаси настораживало, что тот все ближе подбирался к его левому боку — опасность эту понимал каждый фехтовальщик. Мусаси не делал ничего, чтобы защититься, словно нарочно открываясь возможному противнику. Откровенные излияния незнакомца лились потоком.
— Хочу предложить переночевать у нас. Впереди крутой перевал Даймон. На него можно взобраться к утру, но дорога очень тяжелая и опасная для пришлого путника.
— Так и быть, приму твое приглашение.
— Вот и хорошо. К сожалению, особого угощения или развлечений нет.
— Мне нужен только угол, где можно поспать. Где ваш дом?
— Чуть выше в горах, с полкилометра от тракта.
— Постоянно там живете?
— Я уже сказал, мы ждем своего часа. А пока охотимся, собираем травы. Со мной живут те двое из харчевни.
— А где они?
— Пьют, верно. Как приходим в харчевню, они напиваются так, что приходится тащить их на себе в гору. А сегодня решил бросить их. Осторожно! Крутой спуск к ручью.
— Нужно перейти его?
— Да, он в этом месте узкий, и бревно переброшено. Переберёмся на ту сторону, свернем направо и поднимемся наверх к дому.
Незнакомец остановился, но Мусаси, сделав вид, что не обратил на это внимания, ступил на перекинутое через поток бревно. В тот же миг незнакомец подскочил и приподнял конец бревна, пытаясь сбросить Мусаси в воду. Мусаси, ожидавший этого движения, уже соскочил с бревна и легко, как трясогузка, взлетел на большой камень, торчавший из воды. Изумленный незнакомец отпустил бревно, и оно плюхнулось в воду. Не успел осесть фонтан брызг, как Мусаси с обнаженным мечом ринулся с камня на берег и молниеносным ударом сразил незнакомца. Тело, дернувшись, затихло. Мусаси даже не взглянул на него. Он приготовился к новому нападению. Волосы его вздыбились, как перья орла.
Грохот выстрела расколол ночную тишину. Стреляли с другого берега. Мусаси упал, притворяясь раненым. Он заметил, как с противоположного берега на него надвигались две тени.
ОЧИСТИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ
Зажав горящий фитиль в зубах, человек припал к мушкету, готовый ко второму выстрелу. Его напарник, вглядываясь в темноту, прошептал:
— Думаешь, можно подойти?
— Уложил с первого выстрела, — последовал уверенный ответ.
Мусаси вскочил, когда двое приблизились к ручью. Человек с мушкетом от неожиданности выпалил в небо, и в следующее мгновение они уже убегали вверх по тропе.
— Стой! — вдруг крикнул один из них, резко остановившись. — Почему мы убегаем? Нас двое, а он один. Я нападу, а ты меня прикроешь.
— Уж я-то постараюсь, — ответил человек с мушкетом. Отбросив фитиль, он замахнулся прикладом на Мусаси.
Они не были простыми грабителями. Человек, которого Мусаси принял в харчевне за предводителя, виртуозно владел мечом, однако одного выпада Мусаси хватило, чтобы человек с мушкетом покатился под откос, разрубленный от плеча до пояса, а его приятель бросился вверх по тропе, зажимая раненую руку. Песок и галька посыпались на Мусаси, следовавшего за ним по пятам.
Узкая долина Буна, поросшая густым буковым лесом, лежала между перевалами Вада и Даймон. На самом высоком месте должна стоять громадная хижина, срубленная из бука.
Карабкаясь к неяркому свету факела, раненый разбойник закричал:
— Туши факел!
— Ты весь в крови! — воскликнула женщина, прикрыв огонь рукавом кимоно.
— Туши огонь, дура! — вопил раненый. — И в доме тоже! Тяжело дыша, разбойник кинулся в хижину. Женщина, загасив факел, пошла следом.
Когда Мусаси подбежал к хижине, в ней было темно и тихо.
— Открывай! — взревел он.
Мусаси был взбешен не потому, что его пытались провести, как простака, и не из-за коварного нападения. Его возмутило то, что эти негодяи каждый день издевались над путниками, грабя их.
Мусаси мог бы взломать ставень от дождя, но он не стал атаковать в лоб, чтобы не оказаться незащищенным с тыла. Он держался в полутора метрах от ставня.
— Открывай! — ревел Мусаси.
Он швырнул огромный камень в ставень. Дерево треснуло, мужчина и женщина юркнули в глубь дома. Мужчина, выронив меч, упал на колени. Он пытался подняться, но Мусаси одним прыжком настиг его и схватил за шиворот.
— Не убивай меня! — тонким голосом, словно мелкий воришка, заверещал Гион Тодзи.
Внезапно Тодзи выхватил короткий меч. Мусаси, уклонившись от удара, отшвырнул противника так, что тот отлетел в соседнюю комнату, сломав бамбуковый шест над очагом и взметнув тучу пепла. Из-за серой завесы на Мусаси посыпался град горшков, чайных чашек, металлических палочек для еды, поленьев. Когда облако пепла рассеялось, Мусаси увидел, что все это в него метал не вожак разбойников, который без чувств валялся в углу, а женщина, изрыгавшая грязные ругательства.
Мусаси придавил женщину к полу, но она ловко вытащила из волос длинную и острую заколку и вонзила ее в своего противника. Мусаси прижал ее руку коленом. Женщина, взбесившаяся от ярости, закричала на Тодзи:
— Хоть капля гордости у тебя есть? Терпишь поражение от всякого ничтожества!
У Мусаси перехватило дыхание от ее голоса. Он выпустил женщину. Она мгновенно схватила короткий меч и напала на него.
— Прекратите безобразие, госпожа! — произнес Мусаси. Женщина, ошарашенная столь вежливым обращением, застыла как вкопанная.
— Это ты… Такэдзо?
Мусаси не ошибся, перед ним была Око. Лишь Осуги и Око знали имя, которое он носил в детстве.
— Такэдзо, — ласково заворковала Око, — ты ведь теперь такой знаменитый! И зовут тебя Мусаси, правда?
— Как ты оказалась в такой глухомани?
— Стыдно признаться…
— Человек в углу — твой муж?
— Ты его знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145