- В каждом - по пятьсот золотых десяток царской чеканки. Это рабоче-крестьянская власть выделяет каждому из вас за помощь. Двести пятьдесят отсчитаете прямо сейчас и возьмете с собою, а остальные после съемки сюжета, я хотела сказать - того, о чем рассказал товарищ. Согласны?
Семейство стало переглядываться, шептаться, наконец глава поднялся со стула.
- Мы согласны. А что такое "сюжет", дамочка, мы с пониманием-с. Романы и мы читаем, да...
Когда вышли на Главный проспект, Лукоянов спросил:
- Ну как?
- Ловко... - мрачно отозвался Ильюхин. - Золото, половина, все равно никуда не денется, а вторую половину вы ведь им не отдадите?
- Это... почему? - помрачнел Лукоянов.
- Это потому, что некому будет...
Лукоянов посмотрел растерянно:
- Допёр? А я тебя салагой считал. Ладно. Жизнь для того и дана, чтобы непрестанно наматывать на ус. Только - нишкни.
- Нишкну. А... совесть?
- Каждому из нас... Или почти каждому придется жить со всем этим до самой смерти... - вздохнул Лукоянов.
- Верно. Только одним - долго-долго, а другим...
Лукоянов встрепенулся:
- Ты... это о чем?
Молча махнул рукой.
Разошлись...
Вечером все рассказал Кудлякову. Тот выслушал с мрачным лицом, молча. Ильюхин удивился:
- Ну? Мнение твое? Я жду?
Взглянул пустыми глазами:
- Ильюхин, я готов умереть за них - и умру. А ты?
- Не... знаю... - растерялся. - Думаешь, всех, кто участвовал? Да?
- А ты как думаешь? Ты ведь уже начал соображать. Вот и притри к носу.
- А Лукоянова? - спросил ошеломленно.
- Ну, Федор уверен, что ему ничего не грозит.
- А... рыжая? Она как?
- Она - представитель Центра. Она и скомандует, если что...
Ильюхин почесал голову.
- Она, понимаешь, очень меня... домогается. А если я... как бы отдамся ей? Неужто и тогда меня... А?
- Наивный ты парень. И тогда. Потому что утехи - это департамент прикроватный, а все остальное - служебный. Ладно. Разошлись. И будь начеку. Если встретишь Баскакова и Острожского - предупреди. Их роль сыграна, и Юровскому они больше не нужны.
- Так они... - напрягся Ильюхин.
- Мы согласились "помочь" Дзержинскому, потому что поверили: он их хочет обменять на послабления по Брестскому миру. Это давало нам шанс, понимаешь?
- Спасти...
- Спасти. Увы... - Кудляков перекрестился.
Кудляков ошибся. Юровский вызвал Баскакова и Острожского на встречу. Она состоялась на явочной квартире Юровского, эта квартира принадлежала врачу-гинекологу и располагалась неподалеку от Первой женской гимназии на Вознесенском проспекте, в двухэтажном собственном доме доктора. Работа с агентами была сладкой утехой Якова Михайловича, он просто обожал за чашкой-другой крепкого чая выслушать все, что готов был сообщить "засланец", а потом - и это было главным, решительно главным! - долго и нудно, до запятых и точек с запятыми втолковывать "связи", что и как и где сказать, что сделать или не сделать.
С офицерами привычке своей не изменил. Усадил за стол, доктор принес на подносе стаканы в серебряных подстаканниках и, произнеся жеманно: "Кушайте на здоровье!", - не спеша удалился.
Прихлебнув со свистом, отчего оба гостя поморщились, Яков Михайлович приступил к изложению. Сначала он объяснил гостям (хотя какие уж это гости - люди завербованные в гости к своему оперативнику не ходят, "связь" положено всячески зашифровывать), что происхождения, увы, самого низкого и опять же, увы, мало того, что принадлежит к нации весьма распространенной в мире и в России, так еще и дед умудрился стать каторжником. Но это так, чтобы господа себе понимали о том, что прошлое собеседника никак не располагает к разным штучкам вроде сговора, изменения позиции, тем более за наличные и так далее и тому подобное.
- Вам ведь все равно - чекист перед вами или негодяй, для вас я прежде всего и только - еврей. Ну так вот, я хочу, чтобы вы поняли на берегу: вы служите нам, дабы спасти семейство. А я служу русскому народу, чтобы он боле не впал в рабство!
- Вы уверены, что русскому? - не выдержал Баскаков, и Юровский расхохотался:
- А что я вам говорил? Ну и то-то... Перейдем к делу...
Объяснил, что войска чехословаков и Войцеховского, то бишь - сибирцы, приближаются со скоростью курьерского поезда. Возможно, они подойдут к городу уже через неделю. Сил и средств для обороны нет, и это значит играем отступление. А Романовы? Москва разделилась. Сам (понятно было, что имеет в виду Дзержинского) желает спасти и обменять на параграфы Брестского мира. Это и неплохо бы, но здесь, на Урале, уж так взыграло народное сердце ненавистью, что официального спасения никто не поймет. Во всяком случае лично Николай будет расстрелян так на так. В связи с этим требуется, чтобы господа офицеры Баскаков и Острожский собрали всех сочувствующих - Авдеева там, Ильюхина, ну - кто там еще? Зоя из Москвы и так далее, и в известной точке известного маршрута...
Здесь перебил Острожский:
- Если я правильно понял, вы повезете семью - кроме Николая Александровича, это я понял, - только вам известным путем и вы желаете, чтобы мы обождали ваш маршрут в договоренном месте и сопроводили, дабы не было эксцессов?
- Так точно, господин лейтенант. Вы сформулировали - признаю это лучше меня. Если мы договорились - уходите по одному. О дне и часе я уведомлю...
Подавленно молчали. Баскаков курил, Острожский нервно теребил усы и напряженным взглядом оглядывал комнату. Явочная квартира Кудлякова была ему незнакома.
- Как это понимать? - спросил Авдеев. - Я, товарищи, то есть господа хорошие, в ваших мудростях не силен. Мы - заводские.
- А так и понимать, - зло произнес Кудляков, - что Яков задумал пакость. Ему надобно собрать нас всех в одном месте, в один час и приказать нам долго жить!
- Неувязочка... - улыбнулся Ильюхин. - Приказать долго жить должны мы, а не он.
- Я в другом смысле, - нервно огрызнулся Кудляков. - Что будем делать?
- Можно, скажем, слинять, - начал Авдеев не слишком уверенно, - а когда потребуется - подключиться, а?
- Как только мы "слиняем" - семье конец! - крикнул Баскаков.
- Значит, будем ждать приказа и уверенно согласимся его выполнить. И когда Юровский распорядится - лица у нас у всех должны быть ангельские и влюбленные. В него, Юровского, - Ильюхин провел рукой по щеке, а она вдруг стала мокрой.
- Может, в расход Якова Михайловича? - неуверенно произнес Авдеев.
- И тогда их перебьют через пять минут после того, как обнаружат его труп, - тихо сказал Острожский.
- А мы его это... зароем! - настаивал Авдеев. - Никто и не найдет!
- Тогда сутки поищут и все равно убьют, - сказал Ильюхин. - Нет, братья-сообщники, нет... Мы должны товюровского обыграть, переиграть, объегорить и намылить! Только вот как...
Взгляд Кудлякова сделался осмысленным:
- Деловое предложение... Обдумаем. Расходитесь...
- По одному! - ернически выкрикнул Баскаков.
- Верно, господин старший лейтенант, - без улыбки подтвердил Кудляков. - Я ведь не указываю вам, как заряжать главный калибр?
- Если бы... - вздохнул Баскаков. - Ей-богу, я бы вас послушался!
Утром рано Юровский приказал Медведеву разбудить Боткина, а когда тот появился, прикрывая зевоту ладонью, приказал:
- Попросите всех собраться здесь, в гостиной. Мальчик может спать далее...
Боткин попытался возразить - все же рано, очень рано, но, наткнувшись на бездонный зрачок Юровского, замолчал и постучал в дверь княжон.
Первым появился подтянутый, немного сонный Николай, следом вышла Александра Федоровна. На ней был светло-голубой китайский халат с птицами и деревьями, по лицу блуждала презрительная усмешка. Княжны вышли одна за другой, по старшинству: Ольга со спокойным взглядом светлых глаз; Татьяна она была взволнована и не скрывала обуревающих ее чувств:
- Прежде нас не смели будить с первыми петухами, а здесь...
- Уже и третьи давно пропели... - равнодушно заметил Юровский. Взгляните на вашу матушку, княжна. Какое спокойствие... Берите пример.
Мария Николаевна сразу же увидела Ильюхина и заволновалась. И это заметил Юровский.
- Вы что-нибудь забыли в комнате? Не беспокойтесь...
Анастасия стояла совершенно спокойно, даже равнодушно.
Ильюхин уже терял контроль над собой и откровенно искал взгляд Марии. Так хотелось успокоить, ободрить ее... "При мне ничего дурного с тобой не случится!" - кричали его полыхающие безумием и любовью глаза. Юровский заметил, но понял по-своему:
- У вас несварение желудка, товарищ Ильюхин?
"Вот, сволочь... Все увидел и - не дай бог - понял, догадался, и первое для такого нехристя дело - унизить, растоптать... Дать бы ему сейчас в рыло - от души, да ведь нельзя. Ее погублю, и вообще - все погублю. А я ведь не трус..."
- Николай Александрович, во избежание ненужных сцен и затягивания диспозиции я буду обращаться только к вам. Итак...
Осторожно вошли Баскаков и Острожский. Они были возбуждены и узников увидели не сразу - одежда была не слишком привычна, особенно - на княжнах. Простые юбки, белые кофточки...
А когда увидели и поняли - у Ильюхина возникло ощущение, что сейчас, сию минуту оба отнюдь не по-офицерски, скорее, чисто по-дамски грохнутся в обморок.
И это увидел Юровский.
- Вот... - сказал, прищурив глаза. - Вот, Николай Александрович, смотрите, как изменились времена... Бывало, эти два офицера вашего бывшего флота кричали вам "ура" и в воздух чего-то там бросали, а теперь... Теперь они все поняли и искренне, со слезой и революционной молитвой товарищу Ленину служат нашей общей революции!
- Это... Это подло! - зарыдала Мария.
- Верно, - согласился Юровский, - верно, Мария Николаевна. Только все дело в том, что не мы совершили подлость.
- Я не удивляюсь... - обронила Александра. - Он... Они... Они скоро весь мир подомнут под себя. Мы знаем это...
- Революция-с... - осклабился Медведев.
- Теперь о деле. Покажите все, все без исключения ваши драгоценности! - крикнул Юровский. - О том, что у вас в лифах платьев зашиты бриллианты, мы тоже известны! Давайте по-хорошему...
- Вы... отберете? - глухо прозвучал голос Николая.
- Они ничего не отберут! Ваше величество! У вас еще есть верные вам люди! - Баскаков и Острожский встали перед узниками с револьверами в руках. - Юровский! Маски сброшены! Убирайтесь отсюда! Или мы начнем стрелять! - Губы Острожского прыгали, он едва не плакал, Баскаков внешне оставался спокойным, но мгновенно разлившаяся по лицу белизна выдавала и его состояние.
"А ловко, ловко он их... купил... - с тоской и мукой подумал Ильюхин. - Вот и нет двоих, и осталось нас всего-ничего... И Мария теперь меня возненавидит, я ведь не вступился, не проявил сочувствия..."
Юровский взглянул на офицеров с некоторым даже сожалением.
- Читал... У господина Горького: безумству, мол, храбрых мы чего-то там даже и споем... Стреляйте, чего же вы? - Оглянулся, мгновенно возникла охрана ДОНа, человек десять, лица каменные.
- Увести, - приказал. - Но прежде знайте: заговор ваш раскрыт, и не сегодня - так завтра вы мне выложите имена и адреса всех соучастников. И не надейтесь. На снисхождение...
Ильюхин понял: сорвалось. Чего там... Разве что чудо Господь совершит.
- Вы станете действовать силой? - спросила Татьяна.
- Если вы будете упорствовать... - Юровский пожал плечами.
Мария подошла к Юровскому вплотную. Ильюхин стоял рядом с Юровским, отступив полшага.
- Зачем вам это? - спросила тихо. - Вы скоро, очень скоро убьете нас всех, - она смотрела не на Юровского - Ильюхину в глаза она смотрела, - и тогда вы распорете лифы наших платьев и заберете наши драгоценности...
Александра Федоровна начала медленно заваливаться, Николай успел подхватить ее обмякшее тело.
- Какая жестокость... - только и произнес.
- Вы можете идти, - сказал Юровский уже в спину удаляющемуся семейству. - Не вам талдычить о жестокости. Вы царствовали двадцать три года и убили двадцать пять тысяч человек! За триста лет правления ваши предки не убили столько!
Николай оглянулся, лицо его было белым, глаза полыхали яростью.
- В те триста лет вам не позволяли жить в столицах и губернских городах! А я... Я проявил слабость, да-да, слабость - и вот результат! Меня предупреждали... Меня предупреждали...
Юровский победно посмотрел на присутствующих:
- Какое ничтожество... И как прав Владимир Ильич! Их место в земле. На три метра вглубь...
Ночью нашел Кудлякова на "ЯК"1. Перед бывшим жандармом стояла непочатая бутылка водки и стакан.
- Хочешь?
Отрицательно покачал головой, спросил, заранее зная ответ:
- Они в Ивановской? В спецкамере?
- Там... Может, выпьешь? Я хотел, но не могу один.
- Я не стану пить. Мы можем... помочь?
Кудляков встал, прошелся по комнате, прижался лбом к стеклу.
- Не можем. Утром их расстреляют.
- Тогда... Давай в тюрьму? Нас пустят.
Кудляков вздохнул:
- Где твоя классовая ненависть, парень... Хороший ты человек, вот что... Нас пустят. Но начальник тюрьмы немедленно уведомит Лукоянова. Тот не скроет... Спасти мы их не можем. Юровский все рассчитал верно и поймал их на лебедей. Я думаю - он догадывается о том, что с Романовыми назревает нечто ему неведомое. И на всякий случай решил поубавить ряды врагов. И угадал. Ты вот что... - Подошел, положил руку на плечо.
В прошлом, там, в другой жизни офицеры этого никогда не делали. Что ж... В этой жизни и в самом деле все равны.
- Ильюхин... Я думаю, что письма семье передает Деревенко, доктор... А пишет - член Уралсовета Дидковский. Понимаешь, Войков тоже знает французский язык, но он - шпак. А Дидковский - офицер. В письмах есть военные подробности, верно?
- А доказательства?
- Я видел, как в кабинет Юровского заходил именно Дидковский. Ему в Чека нечего делать. Я видел, как Юровский встретился с Деревенко на своей "ЯК". Я видел, как после этого Деревенко направился в ДОН и вошел в него... Мало?
- Ты прав.
- А если я прав - намекни императору, что доктор Деревенко завербованный агент Чека. Чтобы они там не откровенничали с ним. Это очень важно...
Из Москвы вернулся Голощекин. У него было озабоченное лицо, глаза бегали, он все время щипал себя за бородку и вздыхал. Собрались в кабинете Юровского. Кудляков отсутствовал, Лукоянов стоял у окна, Ильюхин устроился на подоконнике. Войков, Белобородов и Дидковский сидели вокруг стола Юровского, как школьники на уроке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74