В дальнем конце комнаты стоит небольшая группа амери
канских офицеров, этот спонтанный салют им не нравится и они бормочут чт
о-то друг другу. Они, по всей очевидности, принадлежат смешанной истребит
ельной части, которая расквартирована здесь со своими «Тандерболтами»
и «Мустангами». Ко мне подходит переводчик и спрашивает, говорю ли я по-ан
глийски. Он говорит мне, что их командир возражает против отдачи такого с
алюта.
«Даже если бы я мог говорить по-английски», Ц отвечаю я, здесь Германия, и
мы говорим только по-немецки. Что касается салюта, нам приказали отдават
ь его именно таким образом, и, являясь солдатами, мы выполняем наши приказ
ы. Скажите своему командиру, что мы Ц летчики полка «Иммельман» и поскол
ьку война закончена и никто не победил нас в воздухе, мы не считаем себя пл
енниками. Германский солдат", указал я ему, «не был разбит в бою на равных, а
просто был сокрушен ошеломляющими массами боевой техники. Мы приземлил
ись здесь, потому что не хотели оставаться в советской зоне. Мы предпочли
бы не обсуждать больше это, а умыться, привести себя в порядок и что-то пое
сть».
Некоторые офицеры продолжали хмуриться, но мы так усердно обливались во
дой, что на полу в столовой образовалась целая лужа. Мы устраиваемся здес
ь как дома, почему бы нам не помыться? Кроме всего прочего, мы же в Германии.
Мы разговариваем без всякого стеснения. Затем мы едим, приходит переводч
ик и спрашивает нас от имени командира этой части, не могли бы мы поговори
ть с ним и его офицерами, когда закончим с едой. Это приглашение интересуе
т нас как летчиков и мы соглашаемся, особенно когда на все упоминания о то
м, «почему и где война была выиграна и проиграна» накладывается запрет. И
звне доносятся звуки выстрелов и шум, цветные солдаты празднуют победу,
набравшись спиртного. Я не хотел бы спускаться вниз на первый этаж, пули, в
ыпущенные по случаю праздника, свистят то там, то здесь. Мы ложимся спать о
чень поздно. Почти все, кроме того, что было у нас на себе, ночью украдено. Са
мая ценная вещь, которую я теряю, это мой полетный журнал, в котором описан
ы детали каждого боевого вылета, с первого и до двух тысяча пятьсот тридц
атого. Пропала также копия «Бриллиантов», удостоверение о награждении б
риллиантовым значком пилота, венгерская награда и много всего прочего, н
е считая часов и других вещей. Даже мой сделанный на заказ протез обнаруж
ен Ниерманом под кроватью какого-то малого, возможно он хотел вырезать и
з него сувенир и продать его позднее как «кусок высокопоставленного дже
рри». Рано утром я получил сообщение, что должен явиться в штаб 9-й америка
нской воздушной армии в Эрлангене. Я отказывался это сделать до тех пор, п
ока мои скорбные пожитки не будут мне возвращены. После долгих уговоров,
когда мне сказали, что дело очень срочное и я смогу получить мои вещи наза
д как только вор будет пойман, я отправился вместе с Ниерманом. В штабе нас
в первую очередь допросили три офицера Генерального штаба. Они начали с
того, что показали несколько фотографий, на которых, по их словам, были изо
бражены жертвы злодеяний в концентрационных лагерях. Они доказывали на
м, что поскольку мы сражались за эту мерзость, мы также делим вину за это. О
ни отказались мне поверить, когда я сказал им, что никогда в своей жизни не
видел ни одного концлагеря. Я добавил, что если какие-то эксцессы и совер
шались, они достойны всяческого сожаления и порицания, и подлинные винов
ники должны быть наказаны. Я указал им, что такие жестокости совершались
не только немцами, но и всеми другими народами во все времена. Я напомнил и
м о бурской войне. Следовательно, эти эксцессы нужно судить по тем же самы
м критериям. Я не могу поверить, чтобы груды тел, изображенные на фотограф
иях, были сняты в концлагерях. Я сказал им, что мы видели такие картины, не н
а бумаге, а на самом деле, после воздушных атак на Дрезден, Гамбург, и други
е города, когда четырехмоторные бомбардировщики без всякого разбора бу
квально затопили их фосфором и бомбами огромной разрушительной силы, и т
ысячи женщин и детей стали жертвами этой бойни. И я заверил этих джентльм
енов, что если они особенно интересуются жестокостями, они найдут обильн
ый материал у своих восточных союзников. Нам больше не показывали эти фо
тографии. Посмотрев на нас со злобой, офицер, составлявший протокол допр
оса прокомментировал мои слова, когда я закончил говорить: «Типичный нац
и». Мне не очень понятно, зачем называть кого-то «типичным наци» только за
то, что он говорит правду. Знают ли эти джентльмены, что мы сражались за Ге
рманию, а не за какую-либо политическую партию? Веря в это, погибли миллио
ны наших товарищей. Я сказал им: «Наступит день и вы пожалеете о том, что ра
збив нас, тем самым уничтожили бастион против большевизма». Это мое утве
рждение показалось им пропагандой и они отказались мне верить. Они сказа
ли, что мы просто хотим разделить союзников и натравить их друг на друга. Ч
ерез несколько часов нас доставили к командующему этой воздушной армие
й генералу Уайленду. Генерал оказался немцем по происхождению, родом из
Бремена. Он произвел на меня хорошее впечатление, в ходе нашего интервью
я сказал ему о пропаже уже упомянутых предметов, столь ценных для меня, в К
итцингене. Я спрашиваю его, часто ли происходят подобные инциденты. Он по
днимает шум, но не из-за моей откровенности, а по поводу этого позорного в
оровства. Он приказывает своему адъютанту проинструктировать командир
а части расквартированной в Китцингене, чтобы они нашли мою собственнос
ть и грозит виновникам военно-полевым судом. Он просит меня быть его гост
ем в Эрлангене, до тех пор, пока все не будет мне возвращено. После беседы н
ас с Ниерманом на джипе отвезли в пригород, где в наше распоряжение была п
редоставлена брошенная вилла. Часовой, поставленный у ворот, напоминает
нам, что мы не свободны полностью. Появляется машина, которая должна отве
сти нас в офицерскую столовую на обед. Новость о нашем прибытии вскоре ра
спространяется среди жителей Эрлангена и часовому приходится все врем
я вести переговоры с нашими многочисленными визитерами. Когда он не опас
ается внезапного визита своего начальства, он говорит нам: «Ich nix sehen». Так мы п
роводим пять дней в Эрлангене. Наших коллег, оставшихся в Китцингене, нам
больше не довелось увидеть, у американцев нет никакого повода их задержи
вать. ** * 14 мая у нас на вилле появляется капитан Росс, офицер разведки возду
шной армии. Он хорошо говорит по-немецки и приносит нам записку от генера
ла Уайленда, в которой тот сожалеет о том, что поиски моих вещей пока ни к ч
ему не привели, но только что пришел приказ, чтобы нас немедленно достави
ли в Англию для допросов. После короткой остановки в Висбадене нас доста
вляют в специальный лагерь для допрашиваемых неподалеку от Лондона. Жил
ье и еда аскетические, английские офицеры обращаются с нами корректно. П
ожилой капитан, заботам которого мы доверены, в гражданской жизни Ц пат
ентный адвокат из Лондона. Он каждый день посещает нас с инспекцией и одн
ажды видит на столе мои «Золотые Дубовые листья». Он смотрит на них задум
чиво, качает головой и говорит тихо, почти со страхом: «Сколько человечес
ких жизней это стоило»! Когда я объясняю ему, что заслужил этот орден в Рос
сии, он покидает нас с заметным облегчением. Днем меня часто посещают анг
лийские и американские офицеры разведки, в разной степени любознательн
ые. Я вскоре понимаю, что мы придерживаемся противоположных взглядов. Эт
о не удивительно, если принять в расчет, что я совершил почти все боевые вы
леты на самолете, обладающем невысокой скоростью и мой опыт, следователь
но, значительно отличается от опыта союзников, которые склонны преувели
чивать значение каждого дополнительного километра в час, пусть даже про
сто как гарантии безопасности. Они никак не могут поверить, что я сделал б
ольше 2500 боевых вылетов на таком медленном самолете. Они также совсем не з
аинтересованы в извлечении уроков из моего опыта, поскольку здесь нет ни
каких гарантий безопасности. Они хвастаются своими ракетами, о которых я
уже знаю и которые могут выпускаться с самого быстрого самолета, им не нр
авится, когда я говорю, что точность этих ракет гораздо меньше по сравнен
ию с моими пушками. Я не особенно возражаю против этих допросов, мои успех
и не были достигнуты при помощи каких-либо технических секретов. Таким о
бразом, наши разговоры Ц немногим больше, чем дискуссия об авиации и о то
лько что закончившейся войне. Британцы не скрывают уважения к достижени
ям противника, их отношение построено на понятиях о спортивной честност
и, и мы это приветствуем. Каждый день в течении сорока пяти минут мы можем
прогуливаться за колючей проволокой. Все остальное время мы читаем и стр
оим планы, чем будем заниматься после войны. Примерно через две недели на
с посылают на север и интернируют в обычном американском лагере для воен
нопленных. В этом лагере много тысяч заключенных. Еды дают только самый м
инимум и некоторые из наших товарищей, которые находятся здесь уже какое
-то время, ослабли от истощения. Моя культя доставляет мне неприятности, н
ужна новая операция. Начальник медицинской части лагеря отказывается с
делать операцию на том основании, что я летал с одной ногой и ему совсем не
интересно, что происходит с моей культей. Она вздута, воспалилась, я страд
аю от острых болей. Лагерное начальство не могло бы придумать лучшей про
паганды среди тысяч немецких солдат в пользу их бывших офицеров. Многие
наши охранники хорошо знают немецкий, они эмигрировали в Штаты после 1933 г
ода и говорят по-немецки не хуже нас. У черных солдат добрый нрав и они пре
дупредительны, за исключением тех случаев, когда они напиваются. Через т
ри недели меня, вместе с Ниерманом и большинством тяжелораненных перево
дят в Саутгемптон. Мы толпимся на борту грузового судна «Кайзер». Когда п
роходят сутки, а нам не приносят никакой еды, мы подозреваем, что так и буд
ет продолжаться до самого Шербура, потому что американская команда соби
рается продать наши пайки на французском черном рынке. Группа ветеранов
русского фронта, узнав об этом, вламывается в кладовую и берет распредел
ение еды в свои руки. У моряков этого судна, которые узнают об этом рейде г
ораздо позже, вытягиваются лица. Поездка из Шербура в наш новый лагерь не
подалеку от Карентана не назовешь приятной, поскольку французское граж
данское население приветствует даже тяжелораненых солдат градом камне
й. Нам не помогают воспоминания о том, какую действительно комфортабельн
ую жизнь часто вели французские гражданские лица, находившиеся в Герман
ии. Многие из них были достаточно благоразумны, чтобы приветствовать сво
ю жизнь в комфорте в то время, когда мы сдерживали Советы на востоке. И те, к
то сегодня бросает в нас камни, когда-нибудь очнутся. Условия в новом лаге
ре почти те же самые, что и в Англии. И здесь мне поначалу отказывают в опер
ации. Неизвестно, когда меня отсюда выпустят, будут удерживать хотя бы из-
за моего ранга. Однажды меня увозят на Шербурский аэродром и поначалу мн
е кажется, что меня передают иванам. Это будет нечто для Советов, заполучи
ть фельдмаршала Шернера и меня в качестве приза за войну, выигранную на з
емле и в воздухе. Компас показывает 300 градусов, так что нас опять везут в Ан
глию. Зачем? Мы приземляемся примерно в тридцати километрах от моря на Та
нжмерском аэродроме, где находится школа командного состава Королевск
их военно-воздушных сил. Здесь я узнаю, что моего перевода добился майор Б
адер. Бадер Ц самый популярный летчик в RAF. Во время войны он был сбит и лет
ал на протезах. Он узнал, что я был интернирован в Карентанском лагере. Он
сам был военнопленным в Германии и предпринял несколько попыток к бегст
ву. Он может рассказать истории, которые отличаются от выдумок злобных а
гитаторов, любыми средствами пытающихся заклеймить нас, немцев, как варв
аров.* ** Это время, проведенное в Англии, стало настоящим лечением отдыхом
после лагерей для военнопленных. Здесь я вновь открываю, что существует
уважение к достижениям противника, рыцарство, которое естественным обр
азом присуще каждому офицеру, состоящему на службе любой страны мира. Ба
дер посылает меня в Лондон к человеку, который сделал ему протезы в надеж
де чтобы он сделал мне такие же. Я отклоняю это щедрое предложение, потому
что не смогу оплатить заказ. Я потерял на востоке все и еще не знаю, что мож
ет случиться в будущем. В любом случае я не смогу вернуть ему долг в фунтах
стерлингов. Майор Бадер почти оскорблен, когда я отказываюсь воспользов
аться его добротой и беспокоюсь за оплату. Он привозит этого человека с с
обой и тот делает гипсовый слепок. Протезист возвращается через несколь
ко дней и говорит мне, что культя, должно быть, вздута изнутри, поскольку о
на толще в конце, чем у основания, и прежде чем он сможет закончить изготов
ление протеза, необходимо провести операцию. Через несколько дней от аме
риканцев приходит запрос относительно меня, потому что меня, оказываетс
я, «одолжили» только на время и я должен быть возвращен на место. Мой отдых
почти закончен. Во время одного из последних дней в Танжмере, у меня состо
ялась многое разъясняющая дискуссия с курсантами RAF, которые учились в ле
тной школе. Один из них, не англичанин, надеясь, без всякого сомнения, разъ
ярить или унизить меня, спрашивает, что, по моему мнению, со мной могут сде
лать русские, если я вернусь в свои родные места в Силезии. «Я полагаю, рус
ские достаточно умны», отвечаю я, «чтобы воспользоваться моим опытом. В о
бласти борьбы с танками, которая неизбежна в любой новой войне, мои поясн
ения могут поставить противника русских в невыгодное положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40