Нас не так-то просто увидеть. Они бегают взад и вп
еред и никак не могут сообразить, куда мы делись. Я уверен, они считают, что
мы не могли спрыгнуть с обрыва. Днестр бурлит, снег тает и мимо плывет мног
о льдин. Ширина реки здесь, на глаз, примерно полкилометра, температура во
здуха на три-четыре градуса выше точки замерзания. Остальные уже в воде, я
избавляюсь от унт и меховой куртки. Я следую за ними, на мне только рубашк
а и брюки, под рубашкой моя карта, в кармане брюк Ц медали и компас. Когда я
дотрагиваюсь до воды, я говорю себе: «Ни за что на свете», затем я думаю об а
льтернативе и вот я уже плыву.
Проходят мгновения и меня парализует холод. Я хватаю ртом воздух, я уже бо
льше не чувствую, что плыву. Сконцентрируйся, думай о плавании и сохраняй
ритм. Далекий берег приближается почти незаметно. Остальные плывут впер
еди. Я думаю о Хеншеле. Он сдал свой экзамен по плаванью вместе со мной, ког
да мы находились в резервной части в Граце, но если сегодня он выложиться
полностью в этих более трудных условиях, он сможет повторить рекордное в
ремя или, возможно, подойдет к нему очень близко. На середине реки я оказыв
аюсь рядом с ним, в нескольких метрах позади стрелка с другого самолета, с
ержант плывет далеко впереди, похоже, он отличный пловец. Постепенно мы с
тановимся невосприимчивыми к ощущениям, нас спасает инстинкт самосохр
анения, согнуться или сломаться. Я удивлен выносливостью остальных, поск
ольку я, как бывший атлет, привык к перенапряжению. Мой мозг погружается в
воспоминания. Когда я занимался десятиборьем, то всегда заканчивал бего
м на полтора километра, после того как я стремился показать все, на что я с
пособен в девяти других упражнениях. На этот раз тяжелые тренировки возд
аются мне сторицей. Сержант вылезает из воды и падает на берег. Немного по
зднее добираемся до берега мы с капралом. Хеншелю осталось проплыть еще
метров сто пятьдесят. Двое других лежат неподвижно, промерзшие до костей
, стрелок бормочет что-то как в бреду. Бедняга! Я сижу на берегу и вижу, как Х
еншель пытается добраться до берега. Еще 80 метров. Неожиданно он вскидыва
ет вверх руки и кричит: «Я не могу, я больше не могу» и погружается в воду. Он
тотчас же всплывает, но затем погружается снова и больше не показываетс
я. Я вновь прыгаю в воду, расходуя последний десять процентов энергии, кот
орые, как я надеялся, мне удалось сохранить. Я достигаю того места где Хенш
ель погрузился в воду. Я не могу нырять, потому что для этого я должен глуб
око вздохнуть, но из-за холода я никак не могу набрать достаточно воздуха
. После нескольких неудачных попыток я едва могу добраться до берега. Есл
и бы я как-то ухватил Хеншеля, то скорее всего оказался бы вместе с ним на д
не Днестра. Он был очень тяжел и такое напряжение было бы никому не под сил
у. Вот я лежу на берегу, разбросав руки… слабый… истощенный… и где-то внут
ри глубокая скорбь по моему другу Хеншелю. Мы читаем молитву за упокой ду
ши нашего товарища.
Карта насквозь промокла, но я все держу в голове. Один дьявол знает как дал
еко в русском тылу мы находимся. Или все еще есть шанс, что рано или поздно
мы натолкнемся на румын? Я проверяю наше оружие. У меня револьвер калибро
м 6.35 с шестью патронами, у сержанта 7.65 с полным магазином, ефрейтор потерял с
вой револьвер в воде и у него только сломанный нож Хеншеля. Мы идем на юг, с
жимая наше оружие в руках. Слабохолмистая местность знакома по полетам.
В окрестностях находится несколько деревень, в 35 км к югу с запада на вост
ок проходит железная дорога. Я знаю на ней только две станции Ц Балта и Фл
орешти. Даже если русские и проникли так далеко, мы можем рассчитывать на
то, что эта железнодорожная линия все еще свободна от противника.
Время около 3 часов дня, солнце стоит высоко. Первым делом мы входим в небо
льшую долину окруженную холмами. Мы окоченели от холода, капрал все еще б
редит. Я прибегаю к благоразумию. Мы должны попытаться избежать любых на
селенных мест. Каждый из нас получает определенный сектор для наблюдени
я.
Я умираю от голода. До меня внезапно доходит, что целый день я ничего не ел.
Мы делали наш восьмой вылет и не было времени перекусить между заданиями
. После возвращения из каждой миссии должен быть написан отчет и направл
ен в группу, а по телефону уже поступают инструкции о проведении следующ
ей операции. Тем временем наши самолеты заправляются, оружейники загруж
ают боеприпасы, подвешивают бомбы, и мы взлетаем снова. Экипажи могут нем
ного отдохнуть и даже что-то проглотить, но мне не приходится на это рассч
итывать.
Я предполагаю, что мы идем уже больше часа, солнце начинает садиться и наш
а одежда начинает постепенно замерзать. Вот что-то показалось впереди, и
ли я ошибаюсь? Нет, там и впрямь что-то виднеется. В нашем направлении прям
о на фоне солнечного сияния, Ц из-за этого трудно рассмотреть детали, Ц
движутся три фигуры. Они уже в 300 метрах от нас. Эти люди, конечно же, нас уже з
аметили. Возможно они занимали позицию на вершине одного из холмов. Росл
ые парни, без сомнения Ц румыны. Сейчас я могу рассмотреть их получше. Те,
кто идут справа и слева несут за плечами винтовки, тот, кто в середине, воо
ружен автоматом с круглым диском. Это молодой парень, двое других сорока
летнего возраста, должно быть, резервисты. Они одеты в коричнево-зеленую
форму. Не делая никаких враждебных жестов они подходят к нам ближе. Я внез
апно соображаю, что на нас теперь нет никакой формы и поэтому они не могут
разобрать, кто мы такие. Я спешно советую капралу убрать револьвер и сам п
рячу свой, на тот случай, если румыны занервничают и начнут стрелять. Трио
останавливается в метре перед нами и разглядывает нас с любопытством. Я
начинаю объяснять нашим союзникам, что мы Ц немцы, сделали вынужденную
посадку и прошу их помочь нам с одеждой и едой, добавляя, что мы хотели бы в
ернуться в свою часть как можно скорее.
Я повторяю: «Мы немецкие летчики, сделали вынужденную посадку», но их лиц
а мрачнеют и в тот же самый момент я вижу три дула, направленных мне в груд
ь. Молодой парень мгновенно хватается за мою кобуру и вытаскивает оттуда
револьвер. Они стояли спинами к солнцу. Сейчас я могу рассмотреть их полу
чше. Серп и молот Ц значит, русские. Я ни на секунду не собираюсь сдаватьс
я в плен, я думаю только о побеге. У меня один шанс из ста. За мою голову в Рос
сии, должно быть, назначено хорошее вознаграждение, а если меня захватят
живым, то награда, наверное, будет еще больше. Вышибить мне мозги было бы д
ля них не совсем практично. Я разоружен. Я медленно поворачиваю голову, чт
обы увидеть, в какой стороне берег. Они догадываются о моем намерении и од
ин из них кричит: «Стой»! Я разворачиваюсь, пригибаюсь пониже и бегу сломя
голову, кидаясь из стороны в сторону. Раздаются три выстрела, за ними след
ует длинная очередь из автомата. Жгучая боль в плече. Тот молодой парень п
опал мне в плечо из автомата, двое других промахнулись.
Я бегу как заяц, поднимаюсь зигзагом на холм, вокруг свистят пули. Иваны бе
гут за мной, остановка, огонь, бег, огонь, бег, огонь, бег. Только минуту наза
д я думал, что могу только волочить ноги, так они окоченели от холода, но се
йчас я бегу так, как никогда не бегал в своей жизни. Кровь струится по плеч
у и я делаю над собой усилие, чтобы рассеять темноту перед глазами. Я выигр
ал уже 50 метров у моих преследователей, пули свистят беспрестанно. Моя еди
нственная мысль: «Погибает только тот, кто смирился с поражением». Холм к
ажется бесконечным. Я бегу в сторону солнца чтобы затруднить иванам приц
ел. Моя фигура почти растворяется в солнечном сиянии и им труднее в меня п
опасть. Я сам только что получил этот урок. Вот я достигаю гребня, но мои си
лы кончаются и в надежде растянуть их еще немного я решаю держаться верш
ины хребта, я не смогу больше выдержать новый спуск и подъем. Поэтому я бег
у в сторону вдоль хребта.
Я не могу поверить моим глазам: с соседнего холма ко мне бегут еще человек
двадцать иванов. Скорее всего, они все видели и собираются окружить свою
истощенную и раненую добычу. Моя вера в Бога поколеблена. Почему он понач
алу позволил мне поверить в возможный успех моего бегства? Я только что с
пасся из совершенно безвыходной ситуации. И неужели Он передаст меня в р
уки врагов невооруженным, лишенным последнего оружия, моей физической с
илы? Моя решимость спастись бегством внезапно получает новый толчок. Я с
тремительно сбегаю с холма. За мной, в двухстах или трехстах метрах несут
ся мои первоначальные преследователи, новая группа подбегает сбоку. От п
ервого трио осталось только двое, на какой-то момент они не могут видеть м
еня, потому что я нахожусь на дальней стороне холма. Один из них остался сз
ади, чтобы привести моих двух товарищей, которые в момент моего побега ос
тались на месте. Гончие слева от меня держаться параллельного курса, они
хотят отрезать меня. Вот начинается вспаханное поле, я оступаюсь и на мгн
овение бросаю взгляд на иванов. Я смертельно устал, я спотыкаюсь о ком зем
ли и лежу там, где упал. Конца недолго ждать. Я еще раз бормочу проклятие: у м
еня нет револьвера и поэтому у меня даже нет возможности лишить иванов и
х триумфа взять меня в плен. Мои глаза обращены в сторону красных. Они уже
бегут по тому же вспаханному полю и должны внимательно смотреть под ноги
. Они пробегают еще пятнадцать метров, затем оглядываются и смотрят впра
во, туда, где лежу я. Вот они поравнялись со мной, вот проходят дальше, пройд
я вперед еще 250 метров, разворачиваются в линию. Они останавливаются и огл
ядываются вокруг, неспособные понять, куда я делся. Я лежу на слегка замер
зшей земле и пытаюсь зарыться в землю. Земля очень твердая. Те маленькие к
омки земли, которые мне удается наскрести, я бросаю вперед, постепенно вы
капывая себе «лисью нору». Мои раны кровоточат, их нечем перевязать, я леж
у ничком на ледяной земле в моей мокрой насквозь одежде, внутри все горит
при мысли о том, что в любой момент меня могут схватить. Вновь шансы сто к о
дному, что меня обнаружат и схватят меньше чем через минуту. Но разве это п
ричина, чтобы сдаваться в почти безнадежной ситуации, когда может помочь
только вера в то, что почти невозможное может стать возможным?
Русские теперь идут в моем направлении, сокращая расстояние между нами,
каждый из них обыскивает свой участок поля, но не методично. Некоторые из
них смотрят совершенно не в том направлении, они не беспокоят меня. Но вот
один идет прямо ко мне. Ужасное напряжение. Не дойдя до меня двадцать шаго
в он останавливается. Он смотрит на меня? Да или нет? Без сомнения, он смотр
ит в мою сторону. Подходит ближе? Чего он ждет? Несколько минут он пребывае
т в нерешительности, мне кажется это вечностью. Время от времени он повор
ачивает голову то вправо, то влево, на самом деле он смотрит куда-то далек
о в поле. Я моментально обретаю уверенность, но затем я вновь вижу как опас
ность зреет прямо передо мной и мои надежды рушатся. Тем временем силуэт
ы моих первых преследователей появляются на хребте, и сейчас, когда стол
ько гончих идут по следу, они уже не принимают свою задачу всерьез.
Неожиданно, за моей спиной и немного сбоку я слышу гул самолетов и огляды
ваюсь через плечо. «Штуки» из моей эскадрильи вместе с сильным истребите
льным эскортом и двумя «Шторхами» летят над Днестром. Это означает, что л
ейтенант Фишер уже объявил тревогу и они ищут меня, чтобы вытащить из это
й неразберихи. Там, наверху, они даже не подозревают, что ищут совершенно в
неверном направлении, и после посадки я уже прошел десяток километров и
оказался на этой стороне реки. На таком расстоянии я никак не могу привле
чь их внимание, я не осмеливаюсь даже поднять вверх мизинец. Они делают од
ин круг за другим на разной высоте. Затем они удаляются на восток и исчеза
ют, и многие из них будут думать: «На этот раз даже он не смог выкарабкатьс
я». Они летят домой. Я жадно провожаю их взглядом. Вы, по крайней мере знает
е, что сегодня будете спать в укрытии и останетесь в живых, а я даже не знаю.
Сколько минут жизни мне еще даровано? Медленно садиться солнце. Почему м
еня все еще не обнаружили?
По склону холма движется колонна иванов, в походном индейском строю, как
индейцы, с лошадьми и собаками. Вновь я сомневаюсь в Божьей справедливос
ти, поскольку пройдет совсем немного времени и меня защитит темнота. Я чу
вствую, как земля дрожит от их шагов. Мои нервы напряжены до предела. Я укр
адкой смотрю назад. Люди и животные проходят на расстоянии ста метров от
меня. Почему собаки меня не почуяли? Почему никто не может меня обнаружит
ь? Пройдя мимо меня они рассыпаются в цепь с интервалами в два метра. Если
бы они сделали это на пятьдесят метров раньше, они прошли бы прямо по моей
спине. Они исчезают в медленно сгущающихся сумерках.
Вечернее небо становится темно-синим, на нем появляются слабо мерцающие
звезды. Мой компас не светится в темноте, но все еще достаточно света, что
бы я мог различить его показания. Я должен продолжать двигаться на юг. В эт
ой стороне небосвода я вижу заметную и легко различимую звезду и рядом д
ругую, поменьше. Я решаю сделать их моим ориентиром. Интересно, какое это с
озвездие? Совсем темнеет и больше никого не вижу. Я встаю, одеревенелый, го
лодный, все тело ноет, меня мучает жажда. Я вспоминаю о моем шоколаде, Ц но
я оставил его в моей меховой куртке на берегу Днестра. Избегая дорог, троп
инок и деревень, потому что иван наверняка расставил повсюду часовых, я и
ду напрямик, ориентируясь по звездам, вверх по холму и вниз в долину, перех
ожу вброд ручьи, пересекаю заболоченные низины и поля, с которых осенью у
брали кукурузу. Мои босые ноги порезаны в клочья. Вновь и вновь я ушибаюсь
о большие камни. Постепенно мои ноги перестают что-либо чувствовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40