Последнее время я училась
в аспирантуре Академии общественных наук, где была большая стипендия, та
к что я была сравнительно обеспечена. Но отец, все-таки, изредка давал мне
деньги и говорил: «А это дашь Яшиной дочке»… В ту зиму он сделал много для
меня. Я тогда развелась со своим вторым мужем и ушла из семьи Ждановых. Оте
ц разрешил мне жить в городе, а не в Кремле Ц мне дали квартиру, в которой я
живу с детьми по сей день. Но он оговорил это право по-своему Ц хорошо, ты х
очешь жить самостоятельно, тогда ты не будешь больше пользоваться ни каз
енной машиной, ни казенной дачей. «Вот тебе деньги Ц купи себе машину и ез
ди сама, а твои шоферские права покажешь мне», Ц сказал он. Меня это вполн
е устраивало. Это давало мне некоторую свободу и возможность нормально о
бщаться с людьми, Ц живя снова в Кремле, в нашей старой квартире, это было
бы невозможно. Отец не возражал, когда я сказала, что ухожу от Ждановых. Ц
«Делай, как хочешь» Ц ответил он. Но он был недоволен разводом, это было е
му не по сердцу… «Дармоедкой живешь, на всем готовом?» Ц спросил он как-т
о в раздражении. И, узнав, что я плачу за свои готовые обеды из столовой, нес
колько успокоился. Когда я переехала в город в свою квартиру, Ц он был до
волен: хватит бесплатного жительства… Вообще, никто так упорно, как он, не
старался прививать своим детям мысль о необходимости жить на свои средс
тва. «Дачи, казенные квартиры, машины, Ц все это тебе не принадлежит, не сч
итай это своим» Ц часто повторял он… Он и сейчас, в последний раз дал мне
пакет с деньгами, и напомнил: «А это Ц отдай Яшиной дочке». Я уехала. Я хоте
ла приехать еще раз в воскресенье 1-го марта, Ц но не смогла дозвониться. С
истема была сложной, Ц надо было сперва звонить к «ответственному дежу
рному» из охраны, который говорил, «есть движение» или «движения пока не
т», Ц что означало, что отец спит, или читает в комнате, а не передвигается
по дому. Когда «не было движения», то и звонить не следовало; а отец мог спа
ть среди дня в любое время, Ц режим его был весь перевернут. А на утро 2-го м
арта 1953 меня вызвали с занятий в Академии и велели ехать в Кунцево… Я уже эт
о все описала. Я с этого начала. Но это не конец. Я еще не хочу кончать мои пи
сьма.

19

Моего брата Василия тоже вызвали 2-го марта 1953 года. Он тоже сидел нескольк
о часов в этом большом зале, полном народа, но он был, как обычно в последне
е время, пьян, и скоро ушел. В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врач
ей, кричал, что «отца убили», «убивают», Ц пока не уехал наконец к себе. Он
был в это время слушателем Академии генштаба, куда его заставил поступит
ь отец, возмущавшийся его невежеством. Но он не учился. Он уже не мог, Ц он
был совсем больной человек Ц алкоголик. Его судьба трагична. Он был «про
дуктом» и жертвой той самой среды, системы, машины, которая породила, взра
щивала, и вбивала в головы людей «культ личности», благодаря которому он
и смог сделать свою стремительную карьеру. Василий начал войну двадцати
летним капитаном и окончил ее двадцатичетырехлетним генерал-лейтенан
том… Его тащили за уши наверх, не считаясь ни с его силами, ни со способнос
тями, ни с недостатками, Ц думали «угодить» отцу. В 1947 году он вернулся из В
осточной Германии в Москву и его сделали командующим авиацией Московск
ого военного округа, Ц несмотря на то что, будучи алкоголиком, он сам даж
е уже не мог летать. С этим никто не считался тогда. Отец видел его состоян
ие, ругал его беспощадно, унижал и бранил при всех, как мальчишку, Ц это не
помогало, потому что с болезнью надо было бороться иначе, а этого Василий
не желал, и никто не осмеливался ему это предложить… Отец был для него еди
нственным авторитетом, Ц остальных он вообще не считал людьми, стоящим
и внимания. Какие-то темные люди Ц футболисты, массажисты, спортивные тр
енеры и «боссы» толкались вокруг него, подбивая его на разные аферы, на ма
хинации с футбольными и хоккейными командами, на строительство за казен
ный счет каких-то сооружений, бассейнов, дворцов культуры и спорта… Он не
считался с казной, ему было дано право распоряжаться в округе огромными
суммами, а он не знал цены деньгам… Жил он в своей огромной казенной даче,
где развел колоссальное хозяйство, псарню, конюшню… Ему все давали, все р
азрешали Ц Власик стремился ему угодить, чтобы Василий смог в должную м
инуту выгородить его перед отцом. Он позволял себе все: пользуясь близос
тью к отцу, убирал немилых ему людей с дороги, кое-кого посадил в тюрьму. Ем
у покровительствовали и куда более важные лица
Берия, Абакумов, Булганин.

, чем Власик, Ц им вертели как марионеткой, ему давали ордена, погон
ы, автомобили, лошадей, Ц его портили и развращали, Ц пока он, был нужен. Н
о, когда после смерти отца он перестал быть нужен Ц его бросили, и забыли…
С Московского округа его снял еще отец, летом 1952 года. 1 мая 1952 года командова
ние запретило пролет авиации через Красную площадь, так как было пасмурн
о и ветрено, Ц но Василий распорядился сам, и авиация прошла, Ц плохо, вра
зброс, чуть ли не задевая шпили исторического музея… А на посадке нескол
ько самолетов разбилось… Это было неслыханное нарушение приказа коман
дования, имевшее трагические последствия. Отец сам подписал приказ о сня
тии Василия с командования авиацией Московского округа.
Куда было деваться генерал-лейтенанту? Отец хотел, чтобы он закончил Ака
демию генштаба, как это сделал Артем Сергеев (старый товарищ Василия с де
тских лет, с которым он давно уже раздружился). «Мне семьдесят лет, Ц гово
рил ему отец, Ц а я все учусь» Ц и указывал на книги, которые он читал Ц и
стория, военное дело, литература… Василий согласился, поступил в Академи
ю, но не был там ни разу, Ц он не мог. Его надо было срочно положить в больни
цу и лечить, лечить от алкоголизма, пока еще не поздно, Ц но он сам не желал
, а кто же будет лечить насильно генерала? Да еще такого генерала? Он сидел
на даче и пил. Ему не надо было много пить. Выпив глоток водки, он валился на
диван и засыпал. В, таком состоянии он находился все время. Смерть отца пот
рясла его. Он был в ужасе, Ц он был уверен, что отца «отравили», «убили»; он
видел, что рушится мир, без которого ему существовать будет невозможно. В
дни похорон он был в ужасном состоянии и вел себя соответственно, Ц на вс
ех бросался с упреками, обвинял правительство, врачей, всех, кого возможн
о, Ц что не так лечили, не так хоронили… Он утратил представление о реаль
ном мире, о своем месте, Ц он ощущал себя наследным принцем. Его вызвали к
министру обороны
Тогда это был Булганин.
, предложили утихомириться. Предложили работу Ц ехать командоват
ь в один из округов. Он наотрез отказался, Ц только Москва, только авиаци
я Московского округа, Ц не меньше! Тогда ему просто предъявили приказ: ку
да-то ехать и работать там. Он отказался. Как, Ц сказали ему, Ц вы не подчи
няетесь приказу министра? Вы, что же, не считаете себя в армии? Ц Да, не счи
таю, ответил он. Ц Тогда снимайте погоны Ц сказал министр в сердцах. И он
ушел из армии. И теперь уже сидел дома и пил, Ц генерал в отставке.
Свою третью жену он выгнал. Вторая жена, которую он снова привел в дом, теп
ерь ушла от него сама. Он был невозможен. И он остался совершенно один, без
работы, без друзей, никому не нужный алкоголик… Тогда он совсем потерял г
олову. Апрель 1953 года он провел в ресторанах, пил с кем попало, сам не помнил,
что говорил. Поносил все и вся. Его предупреждали, что это может кончиться
плохо, он на все и на всех плевал, Ц он забыл, что времена не те, и что он уже
не та фигура… После попойки с какими-то иностранцами, его арестовали 28 ап
реля 1953 года. Началось следствие. Выплыли аферы, растраты, использование с
лужебного положения и власти сверх всякой меры. Выплыли случаи рукоприк
ладства при исполнении служебных обязанностей. Обнаружились интриги н
а весьма высоком уровне, в результате которых кто попал в тюрьму, а кто пог
иб… Вернули генерала авиации А. А. Новикова, попавшего в тюрьму с легкой ру
ки Василия… Теперь все были против него. Теперь уж его никто не защищал, то
лько подливали масла в огонь… На него «показывали» все Ц от его же адъют
антов, до начальников штаба, до самого министра обороны и генералов, с кот
орыми он не ладил… Накопилось столько обвинений, что хватило бы на десят
ерых обвиняемых… Военная коллегия дала ему восемь лет тюрьмы. Он не мог п
оверить. Он писал в правительство письма полные отчаяния, с признанием в
сех обвинений, и даже с угрозами. Он забывал, что он уже ничто и никто… Над н
им сжалились. Зимой 1954-55 года он болел и его перевели в тюремный госпиталь. О
ттуда должны были отправить его в больницу, потом Ц в санаторий «Барвих
а», а затем уже домой на дачу. Мне сказал об этом Н. С. Хрущев, вызвавший меня
к себе в декабре 1954 года Ц он искал решения, как вернуть Василия к нормальн
ой жизни. Но все вышло иначе. В госпитале его стали навещать старые дружки;
Ц спортсмены, футболисты, тренеры; приехали какие-то грузины, привезли
бутылки. Он опять сошел с рельс, Ц забыв про обещания, он снова шумел, снов
а угрожал, требовал невозможного… В результате, из госпиталя он попал не
домой, а во Владимирскую тюрьму. Приговор военной коллегии оставили в си
ле. Во Владимир я ездила навещать его вместе с его третьей женой, Капитоли
ной Васильевой, от всего сердца пытавшейся помочь ему. Этого мучительног
о свидания я не забуду никогда. Мы встретились в кабинете у начальника тю
рьмы. На стене висел, Ц еще с прежних времен, Ц огромный портрет отца. Под
портретом сидел за, своим письменным столом начальник, а мы Ц перед ним,
на диване. Мы разговаривали, а начальник временами бросал на нас украдко
й взгляд; в голове его туго что-то ворочалось и должно быть он пытался осм
ыслить: что же это такое происходит?… Начальник был маленького роста, бел
обрысый, в стоптанных и латаных валенках. Кабинет его был темным и унылым
Ц перед ним сидели две столичных дамы в дорогих шубах, и Василий… Началь
ник мучился, на лице его отражалось умственное усилие… Василий требовал
от нас с Капитолиной ходить, звонить, говорить где только возможно о нем, в
ызволять его отсюда любой ценой. Он был в отчаянии, и не скрывал этого. Он м
етался, ища, кого бы просить? Кому бы написать? Он писал письма всем членам
правительства, вспоминал общие встречи, обещал, уверял, что он все понял, ч
то он будет другим… Капитолина, мужественная, сильная духом женщина, гов
орила ему: не пиши никуда, потерпи, недолго осталось, веди себя достойно. О
н набросился на нее Ц «Я тебя прошу о помощи, а ты мне советуешь молчать!»
Потом он говорил со мной, называл имена лиц, к которым, как он полагал, можн
о обратиться. «Но ведь ты же сам можешь писать кому угодно!» Ц говорила я.
«Ведь твое собственное слово куда важнее, чем то, что я буду говорить». Пос
ле этого он прислал мне еще несколько писем, с просьбой писать, просить, уб
еждать… Была у него даже идея связаться с китайцами, Ц «они мне помогут!»
Ц говорил он не без основания… Мы с Капитолиной, конечно, никуда не ходил
и и не писали… Я знала, что Хрущев сам стремится помочь ему. Во Владимире В
асилий пробыл до января 1960 года. В январе 1960 года, меня снова вызвал Хрущев. Б
ыл план, Ц не знаю кем приду манный, Ц предложить Василию жить где-нибуд
ь не в Москве, работать там, вызвать семью, сменить фамилию на менее громку
ю. Я сказала, что, по-моему, он не пойдет на это. Я все время стремилась доказ
ать, что его алкоголизм болезнь, что он не может отвечать за все свои слова
и поступки подобно здоровому человеку, Ц но это не убеждало. Вскоре посл
е этого Н. С. Хрущев вызвал Василия, и говорил с ним больше часа. Прошло почт
и семь лет со дня его ареста… Василий потом говорил, что Хрущев принял его
«как отец родной». Они расцеловались и оба плакали. Все кончилось хорошо:
Василий оставался жить в Москве. Ему дали квартиру на Фрунзенской набере
жной, и дачу в Жуковке, Ц недалеко от моей. Генеральское звание и пенсия, м
ашина, партийный билет Ц без перерыва стажа, Ц все это было ему возвраще
но вместе со всеми его боевыми орденами. Его просили лишь об одном: найти с
ебе какое-нибудь занятие и жить тихо и спокойно, не мешая другим и самому
себе. И еще просили не ездить в Грузию, Ц Василий с первого же слова проси
л отпустить его туда… Январь, февраль, март Ц он жил в Москве, и быстро поч
увствовал себя снова тем, чем был и раньше. Вокруг него немедленно собрал
ись какие-то люди из Грузии, Ц затаскивали его в «Арагви», пили с ним, слав
ословили, курили ему фимиам… Опять он почувствовал себя «наследным прин
цем»… Его звали в Грузию, Ц вот там он будет жить! Разве это Ц квартира? Ра
зве это Ц мебель? Стыд и позор Ц ему, ему, давать такую мебель! Там ему пост
роят дачу под Сухуми, там он будет жить, как ему подобает… Нашлась немолод
ая грузинка, которая немедленно предложила ему жениться на ней и ехать с
ней в Сухуми. Его дети Ц уже большие тогда юноша и девушка, Ц отговарива
ли его, умоляли выгнать всех этих грузин вон Ц предупреждали, что опять э
то плохо кончится. Он отвечал, что сам знает, не им его учить… Он опять пил, о
н не в состоянии был сам удержаться, а дружки, и особенно грузины, поили ег
о беспощадно… Наконец, в апреле он уехал «лечиться» в Кисловодск; его доч
ь Надя поехала с ним, и писала оттуда, что о пять сплошные попойки, что он ве
дет себя шумно, скандально, всем грозит и всех учит, что посмотреть на него
сбегается весь Кисловодск. Из Грузии приехали опять какие-то проходимц
ы на машинах, Ц звали его с собой. Он не поехал с ними, но куда-то исчез, и че
рез пять дней появился, Ц оказывается, он пропадал здесь же в домике у ка
кой-то стрелочницы… Когда он возвратился в Москву, то пробыл дома недолг
о.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27