Надо вставать с ночи, причем даже даю
т очень мало… Дорогая А. И., я теперь в гимназии все воюю. У нас как-то собира
ли на чиновников деньги, и все дают по два, по три рубля. Когда подошли ко мн
е, я говорю: „Я не жертвую“. Меня спросили: „Вы, наверно, позабыли деньги?“ А
я сказала, что вообще не желаю жертвовать. Ну и была буря! А теперь все меня
называют большевичкой, но не злобно, любя. Мне очень интересно, к какой пар
тии принадлежит Алеша, он-то, наверное, большевик… Я уже два месяца занима
юсь по музыке, успехи Ц так себе, не знаю, что будет дальше. А пока до свидан
ия, мне еще надо несчастный Закон Божий учить». Наступил 1918 год. Два письма
к Алисе Ивановне, написанные в январе и в феврале, полны забот о хозяйстве
, о доме, и новых интересов… «Здравствуйте, дорогая А. И.! Простите, что давно
не писала, я совсем разленилась за праздники. Всегда так: чем больше време
ни, тем больше лени. Поздравляю с Новым Годом. У нас он совсем изменил нашу
домашнюю жизнь. Дело в том, что мама больше не живет дома, так как мы стали б
ольшие и хотим делать и думать так, как мы хотим, а не плясать под родитель
скую дудку; вообще Ц порядочные анархисты, а это ее нервирует. Хотя это вт
оростепенные доводы, а главное то, что у нас дома для нее уже нет больше ли
чной жизни, а она еще молодая и здоровая женщина. Теперь все хозяйство пал
о на меня. Я изрядно за этот год выросла и стала совсем взрослая, и меня это
радует. Занятия в гимназии идут страшно вяло. Всю эту неделю посещаем Все
российский съезд Советов Раб. и Солд. и Крест. депутатов. Довольно интерес
но, в особенности когда говорят Троцкий или Ленин, остальные говорят оче
нь вяло и бессодержательно. Завтра, 17 января, будет последний день Съезда
и мы все обязательно пойдем. А вы как все живете? Мне особенно интересно зн
ать как поживает шалун Алешка. Знаете ли Вы что-нибудь о Красиных? Они что-
то загордились и не ответили на наши письма. Мой недостаток: стала очень з
лая и грубая, но я надеюсь, что это пройдет. Федя покину л военное училище и
поступил в Академию на математический факультет. Я была в роли мамаши и в
се за него хлопотала и, наконец, он устроился. Он одновременно и служит, и у
чится. Мне даже стыдно становится, что все у нас служат, а одна я лодырнича
ю и больше всех трачу. Хотя меня вообще все любят». И вот последнее письмо
мамы из Петрограда, написанное в феврале 1918 года: «Здравствуйте, дорогие. Я
очень рада, что вы, наконец-то, получили посланные мною папиросы. Кстати, о
ни теперь, наверное, нужнее, чем раньше. Только почему вы ничего не пишете
насчет газет, получаете ли вы их? На февраль я уже побоялась выписать, бояс
ь, что вы их не получаете. Возня с хозяйством мне страшно надоела, но тепер
ь, кажется, мама меня скоро опять заменит, Ц ей очень скучно жить без свое
й шумной оравы. Мы ей, конечно, страшно рады. Отец пролежал в постели три не
дели, сперва с ангиной, а только вышел он, садясь в трамвай, сильно ушиб ног
у. Теперь начинает понемногу двигаться. Я во время его болезни была и за хо
зяйку, и за сестру милосердия, плюс гимназия, где пропустила дня три-четыр
е. В Питере страшная голодовка, в день дают восьмушку фунта хлеба, а один д
ень и совсем не давали. Я даже обругала большевиков. Но с 18-го февраля обеща
ли прибавить. Посмотрим! …Я фунтов на двадцать убавилась, вот и приходитс
я перешивать все юбки и белье, Ц все валится. Меня даже заподозрили, не вл
юблена ли я, что так похудела. Он записался в новую социалистическую арми
ю, хотя говорят, что ему страшно надоел фронт. Мама его бранила, а мы на ура п
одняли. Отец тоже хочет записаться, но, конечно, шутит. Как живет Алешка? Ск
ажите ему, чтобы он написал мне письмецо, ведь он, наверно, уже хорошо умее
т писать. Ну, целую крепко. Остаюсь Надя». Вскоре мама вышла замуж, и приеха
ла с мужем в Москву. Там она стала работать в секретариате у В. И. Ленина, у Л.
А. Фотиевой. Затем уехала с моим отцом на южный фронт. Кончилось детство, б
еззаботное, счастливое. Началась другая жизнь Ц не для нее одной, для все
й огромной России. Мама и позже виделась с семьей Радченко. Вот ее последн
ее письмо И. И. Радченко, написанное ею через шесть лет: «Дорогой Иван Иван
ович! Я к Вам обращаюсь с большой просьбой, если Вам не неприятно давать мн
е рекомендацию для перехода из кандидатов в члены ВКП, то я очень прошу Ва
с дать мне рекомендацию. Я хотела сегодня зайти к Вам сама, но мне нужно ро
вно в девять часов быть в СНК и я не успела бы сама к девяти часам вернутьс
я. Рекомендацию мою надо написать на отдельном листе и самую простую. К Ва
м же я как-либо зайду обязательно, но сейчас сама никак не смогу. Простите,
что беспокою, и заранее большое Вам спасибо. Привет Алисе Ив. и Алешке. 9.VIII.24 г
. Надя Аллилуева». Какая-то сквозит в письмах наивность и чистота. Ведь ре
бенок же еще, и вдруг на плечи этого ребенка свалилась такая судьба! Хвати
ло бы только лишь революции с гражданской войной, и разрухой… Нет, на ребе
нка еще свалилась камнем любовь к человеку на 22 года старше, вернувшемуся
из ссылки, с тяжелой жизнью революционера за плечами; к человеку, идти ряд
ом с которым, нелегко было и товарищам. А она пошла рядом, как маленькая ло
дочка, привязанная к огромному океанскому пароходу, Ц так я и вижу эту «п
ару» рядом, бороздящую бешеный океан… А она, еще когда влюбилась и в гимна
зию ходила, старалась изо всех сил соответствовать большому кораблю в ег
о большом плавании. И старалась так, что сама не заметила, как росла и росл
а, и становилась серьезным, умным, взрослым человеком. А потом, должно быть
, что-то и больше даже стала понимать, чем он сам… У нее была другая перспек
тива, другой рост: она только начала расти, когда революция свершилась, Ц
а он уже был зрелым сорокалетним человеком, вступившим в пору скепсиса, р
ассудочности, холодного расчета Ц всего того, что так важно для политик
а. Я почему-то очень ясно сейчас, когда мне 37 лет, вижу очень разные души эти
х двух людей, соединившихся в семью. В какой-то момент это ощущение романт
ичности, окрыленности, этот юный энтузиазм революции, неминуемо должен б
удет у нее смениться зрелой трезвостью. И вот тогда она увидит все нескол
ько иными глазами. Но не будем забегать вперед. Теперь я перейду прямо к го
дам своего детства, потому что там-то я видела маму, там мне она и помнится.
Но, читая все то, что происходило позже, прошу тебя, друг мой, не забывай ни н
а минуту об этих ее ранних письмах: в душе она и позже всегда оставалась та
кой же как тогда. И сопоставляя эту совестливую и честную душу с тем трудн
ым миром, в котором она жила уже второй десяток лет, Ц ты поймешь как это в
се было не по ней, как ей было трудно… Но она все-таки сумела за это время со
здать жизнь Ц пусть недолгую Ц но такую, которую помнят с благодарност
ью все, кто знал наш дом тогда и бывал в нем Ц жизнь, которая для меня и по с
ей день сияет в памяти солнечным детством.

9

Мама была строга с нами, детьми Ц неумолима, недоступна. Это было не по су
хости души, нет, а от внутренней требовательности к нам и к себе. Я запомни
ла маму очень красивой, Ц она, наверное, не только мне казалась такой. Я не
помню точно лица, но общее впечатление чего-то красивого, изящного, легко
двигающегося, хорошо пахнущего. Это было неосознанное впечатление детс
тва, просто так чувствовалась ее атмосфера, ее натура. Она редко ласкала м
еня, а отец меня вечно носил на руках, любил громко и сочно целовать, назыв
ать ласковыми словами Ц «воробушка», «мушка». Однажды я прорезала новую
скатерть ножницами. Боже мой, как больно отшлепала меня мама по рукам! Я т
ак ревела, что пришел отец, взял меня на руки, утешал, целовал и кое-как успо
коил… Несколько раз он так же спасал меня от банок и горчичников, Ц он не
переносил детского плача и крика. Мама же была неумолима и сердилась на н
его за «баловство». Вот одно единственное сохранившееся мамино письмо к
о мне, написанное году в 1930-м или 31-м: «Здравствуй, Светланочка! Вася мне напи
сал, что девочка что-то пошаливает усердно. Ужасно скучно получать такие
письма про девочку. Я думала, что оставила девочку большую, рассудительн
ую, а она, оказывается, совсем маленькая и, главное, не умеет жить по-взросл
ому. Я тебя прошу, Светланочка, поговорить с Н. К.
Наталия Константиновна, н
аша воспитательница и учительница.
, как бы так наладить все дела твои, чтобы я больше таких писем не пол
учала. Поговори обязательно и напиши мне, вместе с Васей или Н. К. письмо о т
ом, как вы договорились обо всем. Когда мама уезжала, девочка обещала очен
ь, очень много, а оказывается, делает мало. Так ты обязательно мне ответь к
ак ты решила жить дальше, по серьезному или как-либо иначе. Подумай как сл
едует, девочка уже большая и умеет думать. Читаешь ли ты что-нибудь на рус
ском языке? Жду от девочки ответ. Твоя мама». Вот и все. Ни слова ласки. Прост
упки «большой девочки», которой было тогда лет пять с половиной или шест
ь, наверно были невелики; я была спокойным, послушным ребенком. Но спрашив
алось с меня строго. Отец писал мне другие письма. У меня сохранилось два е
го письма, должно быть, того же времени (т. е. 1930-32 гг.), потому что отец написал и
х крупными, ровными печатными буквами. Письма оканчиваются неизменным «
целую» Ц это отец очень любил делать, пока я не выросла. Называл он меня (л
ет до шестнадцати, наверное) «Сет'анка» Ц это я так себя называла, когда б
ыла маленькая. И еще он называл меня «Хозяйка», потому что ему очень хотел
ось, чтобы я, как и мама, была в роли хозяйки активным началом в доме. И еще о
н любил говорить, если я чего-нибудь просила: «Ну, чт'о ты просишь! Прикажи т
олько, и мы все тотчас все исполним». Отсюда Ц игра в «приказы», которая д
олго тянулась у нас в доме. А еще была выдумана «идеальная девочка» Ц Лел
ька, которую вечно ставили мне в пример, Ц она все делала так, как надо, и я
ее ненавидела за это. После этих разъяснений я могу теперь привести и его
письма тех лет:
«Сетанке-хозяйке. Ты, наверное, забыла папку. Потому-то и не пишешь ему. Как
твое здоровье? Не хвораешь-ли? Как проводишь время? Лельку не встречала? К
уклы живы? Я думал, что скоро пришлешь приказ, а приказа нет, как нет. Нехоро
шо. Ты обижаешь папку. Ну целую. Жду твоего письма. Папка.» Все это старател
ьно выведено крупными печатными буквами. И другое письмо тех же лет: «Здр
авствуй, Сетанка! Спасибо за подарки. Спасибо также за приказ. Видно, что н
е забыла папу. Если Вася и учитель уедут в Москву, ты оставайся в Сочи и дож
идайся меня. Ладно? Ну, целую. Твой папа». Вся переписка с родителями шла ме
жду Зубаловом и Сочи, куда они уезжали летом, а мы оставались на даче, или н
аоборот. Я привожу параллельно письмо мамы и письма отца, потому что они х
арактерны для их отношения к детям. Отец нас не стеснял (правда, он был оче
нь строг и требователен к Василию), баловал, любил играть со мной, Ц я была
его развлечением и отдыхом. Мама же больше жалела Василия, а ко мне была ст
рога, чтобы компенсировать ласки отца. Но, все равно, я ее любила больше… Я
очень хорошо помню как однажды спросила свою няню: «А почему это так: вот и
з бабушки и дедушки я люблю больше дедушку, а из папы и мамы Ц больше любл
ю маму?» Няня моя всплеснула руками и набросилась на меня: «А как же бабушк
у-то? А как же папочку-то? Всех надо любить! Разве так можно?!» Она долго ужас
алась и корила меня. Всех надо любить Ц это был девиз всей ее жизни, а такж
е хорошая выучка добросовестной прислуги: не делать никакого различия м
ежду хозяевами и не внушать этого детям; ее личные симпатии никогда не от
крывались мне, она ко всем относилась ровно. Мама бывала с нами очень редк
о. Вечно загруженная учебой, службой, партийными поручениями, общественн
ой работой, она где-то находилась вне дома. А мы были тоже загружены урока
ми, прогулками с учителем или Наталией Константиновной, собиранием герб
ариев, уходом за кроликами Ц только, чтобы не было безделья! Правило, выск
азанное ею еще в одном из гимназических ее писем: «чем больше времени, тем
больше лени» Ц мама неукоснительно применяла к своим детям. Кроме неме
цкого, общих занятий по русскому и арифметике, кроме рисования и лепки с Н
аталией Константиновной, мама еще определила меня в музыкальную дошкол
ьную группу. Это была группа детей, человек в двадцать, которых родители п
риводили на квартиру к Ломовым. К ним, в Спасопесковский переулок, няня во
дила меня года два. Это были чудесные занятия. Дети пели хором и соло, игра
ли в игры, направленные на развитие слуха, чувства ритма; потом нам объясн
яли нотную грамоту и мы писали нотные диктанты Ц у меня хорошо получало
сь. И мама очень была довольна, что эти занятия проходят не зря. К сожалени
ю, я уже не помню, как звали милую преподавательницу, давшую тогда нам всем
какие-то основы музыкальной грамоты. А няня моя умерла и мне сейчас неког
о спросить, ни как звали ее, ни как звали хозяев, самих Ломовых, ни кто они бы
ли. У них в доме были хорошие детские книги. Оттуда появился у меня «Макс и
Мориц» и мы вместе с няней читали вслух эту книжку, а няня, хорошо запомина
вшая всякие стихи, потом часто цитировала ее на память… Несмотря на недо
статок времени, мама и сама продолжала заниматься музыкой с известной вс
ему тогдашнему Кремлю преподавательницей Ц Александрой Васильевной П
ухляковой. Я встретилась с ней много позже. Занималась мама и французски
м, не знаю Ц с кем, и не знаю, чего ей удалось достигнуть. Во всяком случае, ч
тобы не отставать от славных, образованных людей окружавших ее, ей самой
хотелось еще учиться и совершенствоваться. Она была так молода, у нее вся
жизнь еще была впереди. В 1931 году ей только лишь исполнилось 30 лет. Она учила
сь в Промышленной Академии на факультете искусственного волокна. Это бы
ла новая область для тех лет, новая промышленная химия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27