И только лишь, машинально продолжая
собираться в школу, поняла, наконец, что произошло с Люсей… Но все это было
как во сне. Как во сне я вернулась из школы. «Зайди в столовую к папе» Ц ска
зали мне. Я пошла молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотограф
ии. «Писатель!» Ц бормотал он. Ц «Не умеет толком писать по-русски! Уж не
могла себе русского найти!» То, что Каплер Ц еврей раздражало его, кажетс
я, больше всего… Мне было все безразлично. Я молчала, потом пошла к себе. С э
того дня мы с отцом стали чужими надолго. Не разговаривали мы несколько м
есяцев; только летом встретились снова. Но никогда потом не возникало ме
жду нами прежних отношений. Я была для него уже не та любимая дочь, что пре
жде.


* * *

Люся был вскоре выслан на север на пять лет. Он жил в Воркуте, работал в теа
тре. По окончании срока он решил уехать в Киев, к своим родителям (в Москву
ему не разрешалось вернуться). Но он, все-таки, ненадолго приехал в Москву,
несмотря на всю опасность. Это был 1948 год… Он приехал. И, когда он сел в поезд
, чтобы ехать в Киев, то в вагон вошли, и со следующей станции он был увезен с
овсем в другом направлении… Теперь уж его выслали не на поселение, а в лаг
еря, в страшные лагеря под Интой, работать в шахте. Еще пять лет. За ослушан
ие… В марте 1953 года кончался его срок. Он просил, чтобы ему разрешили вернут
ься в Воркуту, где был театр, чтобы поселиться там. Но его неожиданно перев
ели снова на Лубянку в Москву… И вскоре, в июле 1953 года, ему сказали: «Вы своб
одны. Можете идти домой. Какой ваш адрес? Куда бы вы хотели позвонить?» И он
вышел, и пошел по летним улицам Москвы, которых не видал столько лет, по жа
рким июльским улицам и бульварам…


* * *

Все эти десять лет я почти ничего не знала о Люсе достоверно; образ жизни м
ой был таков, что я не смогла бы встретиться с его друзьями так, чтобы это н
е стало тут же известным. Я знала лишь, что он выслан на север «за связи с ин
остранцами». Не знала я и того, что в 1948 году он недолго был в Москве. Мне оста
валась только память о тех счастливых мгновениях, которые подарил мне Лю
ся. И вот пришел 1953 год. И пришло снова 3-е марта, через десять лет после того д
ня, когда отец вошел, разъяренный, в мою комнату и ударил меня по щекам. И во
т я сижу у его постели, и он умирает. Я сижу, смотрю на суету врачей вокруг, и
думаю о разном… И о Люсе думаю, ведь десять лет как он был арестован. Каков
а его судьба? Что с ним сейчас? А еще через год, на II-ом Съезде Советских писа
телей в Кремле, в залитом огнями Георгиевском зале я встречаю Люсю Ц чер
ез одиннадцать лет после того, как мы виделись в последний раз…

17

Весной, 1943 года, я окончила школу. С отцом мы не встречались и даже не разгов
аривали по телефону четыре месяца, с того дня 3-го марта. Лишь в июле я позво
нила к нему и сказала, что школу окончила. «Приезжай!» Ц буркнул он. Я пока
зала ему аттестат и сказала, что хочу поступать в университет, на филолог
ический. Меня тянуло к литературе, и это же советовала мне Анна Алексеевн
а, наша школьная учительница. «В литераторы хочешь! Ц недовольно прогов
орил отец, Ц так и тянет тебя в эту богему! Они же необразованные все, и ты
хочешь быть такой… Нет, ты получи хорошее образование, Ц ну хотя бы на ис
торическом. Надо знать историю общества, Ц литератору тоже это необход
имо. Изучи историю, а потом занимайся, чем хочешь…» Таково было его резюме
. И хотя оно было слишком категоричным, а я уже собралась с подругой вместе
подавать на филологический, Ц я, все-таки, еще раз поверила авторитету о
тца и поступила на исторический факультет. Я никогда не жалею об этом. Шко
ла, полученная на истфаке, оказалась полезной. Только отец не предугадал,
что из меня не получится «образованного марксиста» Ц как ему хотелось;
получилось что-то совсем наоборот, именно благодаря изучению истории об
щества. В доме стало опять тихо и скучно. Зубалово с весны 1943 года «закрыли»
: отец сказал, что мы превратили его в вертеп. Бабушку и дедушку, приехавши
х летом, поместили в дом отдыха «Сосны». Гуля, дочь Яши, вернулась к своей м
атери, которая два года пробыла в тюрьме, по страшной статье, каравшей род
ственников тех, кто сдался в плен. (Все, кто попал в плен, даже будучи ранены
ми Ц как Яша Ц считались «сдавшимися врагу». Правительство бросило на
произвол, таким образом, во время войны миллионы своих пленных солдат и о
фицеров, отказавшись от какой-либо заботы об их дальнейшей судьбе. Не муд
рено ли, что многие из них не захотели потом вернуться домой?…) Василий был
изгнан из Зубалова, Ц как и я, Ц «за разложение» и Ц по личному приказу
отца (в его качестве министра обороны!) Ц получил десять суток карцера. На
кремлевской квартире тоже был р азгром. Александра Николаевна Накашидз
е. к великой моей радости, получила «доносчику Ц первый кнут!» и была выст
авлена вон из нашей квартиры. Шпионство за мной, копанье в моих тетрадках
и письмах, подслушивание телефонных разговоров с Каплером и т. п. ее не спа
сли… Отцу надоела ее глупость, Ц к тому же она плохо справлялась со своим
и функциями и не «уберегла» меня от соблазнов… Она срочно вышла замуж за
одного ответственного грузинского товарища и навсегда отбыла из нашег
о дома, Ц чему была и сама несказанно рада… Осенью 1943 года, когда я пошла в у
ниверситет, был «отменен» и дядька мой М. Н. Климов, Ц я умолила отца упраз
днить эту «охрану», так как невозможно было срамиться перед студентами.
Отец неожиданно понял меня и согласился… Только няня моя оставалась со м
ной еще долго Ц до самой своей смерти в 1956 году. Она по-прежнему что-то шила
в своей комнате рядом с моей, стрекотала там ее швейная машинка. Иногда он
а тихонько приносила ко мне тарелку с очищенными и нарезанными яблоками
, или чай с маленькими тартинками, Ц а я сидела уткнувшись в свои книжки. С
отцом я стала видеться крайне редко. Он перестал приезжать обедать домой
, как раньше, и стал уезжать к себе в Кунцево, вместе со всеми, кто его постоя
нно окружал Ц обедали все там. Весной 1944 года я вышла замуж. Мой первый муж,
студент, как и я, был знакомый мне еще давно, Ц мы учились в одной и той же ш
коле. Он был еврей, и это не устраивало моего отца. Но он как-то смирился с э
тим, ему не хотелось опять перегибать палку, Ц и поэтому он дал мне согла
сие на этот брак. Я ездила к отцу специально для разговора об этом шаге. С н
им вообще стало трудно говорить. Он был раз и навсегда мной недоволен, он б
ыл во мне разочарован. Был май, все цвело кругом у него на даче Ц кипела че
ремуха, было тихо, пчелы жужжали… «Значит, замуж хочешь?» Ц сказал он. Пот
ом долго молчал, смотрел на деревья… «Да, весна…», Ц сказал он вдруг. И доб
авил: «Черт с тобой, делай, что хочешь…» В этой фразе было очень много. Она о
значала, что он не будет препятствоват ь, и благодаря этому мы три года про
жили безбедно, имели возможность оба спокойно учиться. Я беззаботно роди
ла ребенка и не думала о нем Ц его растили две няни Ц моя и та, которая выр
астила Яшину Гулю, мою племянницу. Только на одном отец настоял Ц чтобы м
ой муж не появлялся у него в доме. Нам дали квартиру в городе, Ц да мы были
и довольны этим… И лишь одного он нас лишил Ц своего радушия, любви, челов
еческого отношения. Он ни разу не встретился с моим первым мужем, и твердо
сказал, что этого не будет. «Слишком он расчетлив, твой молодой человек»…
Ц говорил он мне. «Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют, Ц а он,
видишь, в тылу окопался…» Я молчала и не настаивала на встрече, она плохо б
ы кончилась… Теперь я видела отца очень редко. После этой встречи только
через полгода, осенью. Я сказала, что жду ребенка. Он размягчился и разреши
л нам с мужем ездить в Зубалово Ц «тебе нужен воздух», сказал он. Мы стали
снова ездить туда, совсем одни. Там было так пусто! Василий был на фронте с
о своей дивизией, потом Ц корпусом. Он шел и шел в гору Ц генерал, ордена, м
едали, Ц и все больше пил. 9-го мая 1945 года, когда по радио объявили о конце во
йны, Ц я позвонила отцу. Было раннее утро. Я ужасно волновалась, Ц в Моск
ве было шумно, весело, уже все знали о победе… «Папа, поздравляю тебя, побе
да!» Ц смогла только сказать я, и мне захотелось плакать. «Да, победа!» Ц с
казал он. Ц «Спасибо. Поздравляю тебя! Как ты себя чувствуешь?» Я чувство
вала себя великолепно, как все в Москве в тот день! Мы с мужем собрали в сво
ей квартире всех своих знакомых, Ц набилась полная квартира, пили шампа
нское, танцевали, пели… Улицы были полны народу, Ц я боялась выйти, я ждал
а уже через две недели ребенка. Я и родила его легко Ц такое веселое было
у всех состояние духа, так радостно было всем в тот май 1945 года! А отца я увид
ела снова лишь в августе, Ц когда он возвратился с Потсдамской конферен
ции. Я помню, что в тот день, когда я была у него Ц пришли обычные его посети
тели и сказали, что американцы сбросили в Японии первую атомную бомбу… В
се были заняты этим сообщением, и отец не особенно внимательно разговари
вал со мной. А у меня были такие важные Ц для меня Ц новости. Родился сын! Е
му уже три месяца и назвали его Иосиф… Какое значение могли иметь подобн
ые мелочи в ряду мировых событий, Ц это было просто никому не интересно…
К тому же мой брат успел что-то наговорить отцу нелестное о моем муже, Ц и
отец был холоден, безразличен, замкнут. В следующий раз мы увиделись неск
оро… Отец заболел, и болел долго и трудно. Сказались напряжение и усталос
ть военных лет и возраст, Ц ему ведь было уже шестьдесят шесть лет. Я даже
не помню, виделись ли мы с ним зимой 1945-46 года… Я снова училась в университет
е Ц надо было наверстывать пропущенный из-за ребенка год… Мы жили с муже
м в городской нашей квартире, учились оба. Наш сын жил в Зубалове с нянями
Ц моей и своей. Отец, очевидно, считал, что поскольку все, что надо, для меня
делается, Ц чего же еще требовать? С моим мужем он твердо решил не знаком
иться. Он никогда не требовал, чтобы мы расстались. Мы расстались весной 1947
года Ц прожив три года Ц по причинам личного порядка, и тем удивительне
е было мне слышать позже, будто отец настоял на разводе, будто он этого пот
ребовал. За это время я видела его, наверное, еще раза два. Летом 1946 года он уе
хал на юг Ц впервые после 1937-го года. Поехал он на машине. Огромная процесс
ия потянулась по плохим тогда еще дорогам, Ц после этого и начали строит
ь автомагистраль на Симферополь. Останавливались в городах, ночевали у с
екретарей обкомов, райкомов. Отцу хотелось посмотреть своими глазами, ка
к живут люди, Ц а кругом была послевоенная разруха. Валентина Васильевн
а, всегда сопровождавшая отца во всех поездках, рассказывала мне позже к
ак он нервничал видя, что люди живут еще в землянках, что кругом еще одни р
азвалины… Рассказывала она и о том, как приехали к нему на юг тогда некото
рые, высокопоставленные теперь, товарищи с докладом, как обстоит с сельс
ким хозяйством на Украине. Навезли эти товарищи арбузов и дынь не в обхва
т, овощей и фруктов, и золотых снопов пшеницы Ц вот, какая богатая у нас Ук
раина! А шофер одного из этих товарищей
Это был Хрущев.
рассказывал «обслуге», что на Украине голод, в деревне нет ничего, и
крестьянки пашут на коровах… «Как им не стыдно, Ц кричит Валечка, и плач
ет, Ц как им не стыдно было его обманывать! А теперь все, все на него же и ва
лят!» После этой поездки на юг там начали строить еще несколько дач, Ц те
перь они назывались «госдачи». Формально считалось, что там могут отдыха
ть все члены Политбюро, но обычно, кроме отца, Жданова, Молотова, ими никто
не пользовался. Построили дачу под Сухуми, около Нового Афона, целый дачн
ый комплекс на Рице, а также дачу на Валдае. Отец был, конечно, доволен, что я
рассталась со своим первым мужем, который ему никогда не нравился. Он нес
колько стал мягче со мной после этого, но ненадолго. Все-таки, я его раздра
жала, Ц из меня получилось совсем не то, чего бы ему хотелось. Но к сыну мое
му он относился с нежностью. Летом, 1947 года, он пригласил меня отдыхать в ав
густе вместе с ним в Сочи, на «Холодной речке». Впервые после многих лет мы
провели вдвоем какое-то время: три недели. Это было приятно и печально, Ц
и бесконечно трудно… Я опять никак не могла привыкнуть к его перевернуто
му режиму, Ц полдня он спал, часа в три был завтрак, часов в десять вечера
Ц обед и долгие полуночные бдения с товарищами. Нам было трудно говорит
ь, Ц и не о чем, как ни странно… Когда мы оставались одни, я изнемогала в по
исках темы, о чем же говорить? Было такое ощущение, что стоишь у подножья в
ысокой горы, а он Ц наверху ее; ты кричишь что-то туда, наверх, надрываясь,
Ц туда долетают лишь отдельные слова… И оттуда долетают до тебя лишь от
дельные слова; всего не скажешь таким образом, много не наговоришься. Мы г
уляли иногда, Ц это было легче. Я читала ему вслух газеты, журналы Ц ему э
то нравилось. Он постарел. Ему хотелось покоя. Он не знал порою сам, чего ем
у хотелось… Вечером крутили кино Ц старые, довоенные фильмы, «Волгу-Вол
гу», которую он очень любил, фильмы Чаплина.
К обеду съезжались все Ц Берия, Маленков, Жданов, Булганин и другие. Это б
ыло изнурительно и скучно Ц сидеть за столом часа три-четыре, слушать вс
е одни и те же, уже сто лет назад известные истории, как будто в мире вокруг
не было новостей
Эти застолья хорошо описаны в книге Джиласа: «Беседы со Сталиным».

. Я изнемогала, и уходила спать. Все сидели еще долго за полночь. Вско
ре я уехала в Москву. Начинались занятия в университете. Я жила теперь сно
ва в нашей пустынной кремлевской квартире Ц совсем вымершей… Василий ж
ил в своей квартире в городе. Вместо Александры Николаевны, функции «сес
тры-хозяйки» нес теперь «комендант» Ц капитан госбезопасности Иван Ив
анович Бородачев, свято охранявший доверенные ему «ценности», и записыв
авший на бумажку книги, которые я брала из библиотеки отца в столовой…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27