Эмма замерла, наслаждаясь солнечным теплом, вдыхая приятный, чуть солоноватый воздух. Из окна спальни было видно устье реки, и чувствовался свежий холодный запах тины, когда прилив отступал, обнажая широкие темно-серые блестящие отмели с обеих сторон реки.
На несколько секунд прислонившись к стене, Эмма перевела дыхание: утром она напряженно работала по дому. Но прерывать труды надолго было опасно: именно в эти мгновения ее одолевали сомнения. Всякий раз ей словно чего-то недоставало: ощущения полного счастья, чувства абсолютной правды?.. Не было и ликования по поводу того, что она, наконец, нашла себя здесь. Ничто не избавляло ее от тревоги из-за того, что она совершила. Отказавшись от блестящей карьеры, она покинула любимый дом и мужчину, которого обожала, растратила без оглядки немалую часть своего состояния – и все ради чего? Ради мечты! Даже перспектива свободной подработки для Дэвида не радовала ее. Теперь она много не заработает... Она посмотрела на окно задней спальни, рядом нa деревянном столе стоял ее компьютер. Сидя за ним, она могла видеть в окно весь сад. Это будет ее рабочий кабинет... Когда-нибудь.
С легким приветственным мурлыканьем к ее ногам прижалась Мин, и она наклонилась, чтобы поцеловать темную пушистую головку кошки.
– Тебе тут нравится, дорогая, не так ли? – шепнула она и вздохнула.
Ей очень хотелось позвонить Пайерсу, просто чтобы услышать его голос. Обернувшись на дверь кухни, она взглянула на телефон. Аппарат был синего цвета, в тон кухонной плите, которую установят на следующей неделе. Нет, нельзя звонить! Он сразу поймет, в чем дело. Он же ее насквозь видит, сразу почувствует ее одиночество, а она скорее умрет, чем признается даже самой себе, что совершила ошибку.
Выпрямившись, она посадила кошку на замшелую ограду и пошла по садовой дорожке.
– Идем? – Она повернулась и щелкнула пальцами, зовя Мин. Та осторожно спрыгнула и побрела за ней, нюхая траву. Эмма заметила, что кошка остановилась и стала рыться в земле, потом шаркнула лапкой, понюхала что-то и вдруг резко отскочила. Шерсть на ее загривке встала дыбом.
– Что там у тебя такое? – Эмма подошла взглянуть – что там нашла кошка?
В небольшой ямке лежал кусочек красной веревки. Эмма подняла его, нахмурившись, и внимательно рассмотрела. Был он грязный и... какой-то неприятный, хотя она не смогла бы объяснить – почему?
– Это всего лишь кусок веревки, Мин. На, хочешь поиграть им? – Она повертела им перед кошкой. Мин попятилась, оскалилась и тихо зашипела. Эмма вздрогнула:
– Извини! Я думала, ты хочешь поиграть... Но Мин уже надменно вышагивала в сторону террасы. Там она уселась спиной к хозяйке и начала умывать лапкой мордочку, явно демонстрируя, что на сегодня с нее приключений достаточно.
Эмма пошла дальше, машинально сунув красную веревку в карман.
Лужайка заросла цветами и травами по самые колени. С обеих сторон дорожки возвышались две старые яблони с маленькими твердыми зелеными плодами. За ними виднелись два симметрично расположенных, сильно разросшихся куста роз, покрытых цветущими и уже увядающими цветами, под тяжестью которых и завалилась беседка.
Эмма помедлила, вдруг почувствовав себя как-то неловко. Всякий раз, проходя по саду, она останавливалась здесь и бессознательно оглядывалась через плечо. Почему она так делала? Она невольно вздрогнула и поспешила дальше, там была калитка в травяной сад. Грядки с травами, дикими и неухоженными, располагались вокруг старого дощатого сарая, а за ним была теплица, сломанная и вся заплесневелая, где когда-то всходили саженцы. Ей нравился этот сарай. Очевидно, здесь был своеобразный «деловой центр», когда в усадьбе еще кипела работа и регулярно подавались вода и электричество. Здесь стояли две скамейки, были полки со старыми горшками и сломанными инструментами, табличками, банками для варенья – всем, что не стоило так долго хранить.
Обе части сада были обнесены кирпичной стеной высотой около восьми футов. С третьей стороны, откуда Эмма пришла сюда, большая часть стены скрывалась под зарослями плюща и глицинии, укрытая еще и шпалерными фруктовыми деревьями, когда-то стриженными, – кажется, сливами. Созданная обеими стенами защита от ветра оберегала прекрасный райский уголок. Эмма подумала, что когда-то это был, наверное, один из кухонных огородов. С четвертой стороны травяного сада стена почти полностью отсутствовала, и ее место теперь занимала высокая, давно не стриженная живая изгородь. За ней простирались три акра луга, покрытого полегшим от ветра чертополохом и полынью. Прогуливаясь между грядками, Эмма сорвала цветок розмарина и растерла его в ладонях. Следующей весной надо будет многое сделать и здесь. А пока что она посвятит себя дому и ознакомлению с окрестностями. Вдруг нахлынула волна счастья. Она была уверена, что не ошиблась, приехав сюда!
Вернувшись в кухню с букетом трав и роз, Эмма поставила его в графин, отнесла в гостиную и озабоченно огляделась. Что-то слишком мрачно даже при всех включенных лампах. Она почувствовала себя как-то странно, словно из ее комнаты только что кто-то вышел. Эмма нахмурилась, выглянув в окно, но в саду, конечно, было пусто, калитка была заперта. Прикусив губу, она попыталась избавиться от странного ощущения. Возможно, если пододвинуть торшер поближе к креслу и подбросить еще одно полено в камин, в комнате станет светлее?.. Стоя у окна, Эмма вдруг вспомнила о куске красной веревки в своем кармане и почувствовала внезапный жар. С возгласом отвращения она быстро вынула ее и вновь принялась внимательно рассматривать. Что же это такое на самом-то деле? Ее откопала Мин, а потом на эту веревку так оскалилась... Почему? Эмма направилась к камину. Что бы это ни было, самое подходящее место для этой грязной веревки – в огне! Когда она бросила веревку на тлеющие поленья, они резко зашипели и ярко вспыхнули, словно рассердились. Через мгновение огонь полностью уничтожил обрывок. И вдруг в комнате посветлело!..

Когда в тот вечер зазвонил телефон, Эмма отмывала руки от грязи после пересадки цветов из старых горшков.
– Эм? – прозвучал в трубке голос Пайерса. – Привет. Вот, звоню узнать, как ты.
Она закрыла глаза, сопротивляясь внезапному приступу боли, вызванному его голосом.
– Я в порядке. Я... счастлива. – Она вдруг поняла, что у нее по лицу текут слезы. Ты приедешь нас навестить? – Глубоко вздохнув, она с трудом заставила себя говорить спокойно.
Их расставание было тяжелым. Ничего не было сказано вслух о том, что это конец их отношений. Пайерс был непреклонен. Он помог ей собираться, упаковал кошачьи корзинки на сиденье рядом с ней, поцеловал ее на прощанье и помахал рукой, когда она отъезжала. И это было все.
Она все ждала и ждала, когда он позвонит. Гордость не позволяла ей поднять трубку и позвонить первой.
– Кошки по тебе скучают, Пайерс.
– Только кошки?
Она не могла понять, был ли он раздражен или пытался шутить.
– Нет, я... я тоже скучаю.
Минута молчания.
– Ты ведь знаешь, я пытался этому помешать, – тихо сказал он. Еще мгновение он молчал. – Ты уверена, что все в полном порядке?
– Да, конечно! Пэгги и Дэн приезжают на выходные с чем-то вкусным от «Вейтроуза». Они почему-то думают, что я тут голодаю. Так глупо! Здесь два миленьких продуктовых магазинчика...
После этого разговора она долго смотрела в окно кухни, чувствуя себя какой-то обездоленной.
Макс вспрыгнул на подоконник, и Эмма почесала ему загривок.
– Он сказал, что приедет, – прошептала она. – Но, я думаю, он сказал это... просто так...

Ночи становились все холоднее, лето переходило в осень. В последнее время был сильный туман. Эмма включала в спальне электрокамин. Скоро ей понадобится центральное отопление. Придется поискать местного умельца, чтобы он занялся ремонтом дома.
Обе кошки уснули на кровати, она заперла двери внизу. Времени на ночные экскурсии у кошек было предостаточно. Эмма весьма кстати обнаружила, что во входной двери был сделан кошачий лаз.
Надев халатик, она на цыпочках спустилась в ванную. Там было невыносимо холодно, на полу лежал растрескавшийся от старости линолеум, щербатый грязно-белый кафель отставал от стен.
Однако электронагреватель, спрятанный в бельевом шкафчике, неожиданно сработал исправно, пошла горячая вода. Эмма налила ванну, добавив в воду немного геля. Сюда нужен коврик, смеситель с душем, сушилка для полотенец... да, она записала все это в список.
Эмма стерла пар с зеркала краем полотенца и уставилась на свое отражение. Вид у нее ужасный: грязь и земля размазаны на лице и по носу, волосы слиплись, она вся была какая-то серая от усталости. Нахмурившись, она подумала, что это не похоже на лицо женщины, осуществившей свою заветную мечту, и всмотрелась пристальнее в зеркало. На мгновение ей вдруг померещилось, что лицо в зеркале вообще не ее, что оно чье-то чужое. Эмма даже оглянулась, но, конечно, за ее спиной никого не было.
От сильной усталости она заснула в тот же миг, как ее голова коснулась подушки. Одна кошка устроилась у нее в ногах, другая улеглась на сгибе руки. В ванной медленно рассеивался пар.
Остывая, старые дубовые балки под потолком заскрипели, плотнее укладываясь в привычные пазы.
Потихоньку Мин выбралась из-под руки спящей Эммы и, спрыгнув с кровати, забралась на подоконник и уселась там, свесив хвост и глядя вниз, в сад.

22

Сон будто бы поджидал ее. В какой-то момент Эмма находилась где-то между реальностью и забытьем, пока устраивалась поудобнее на новых, еще непривычных матрасах, скучая по умиротворяющему присутствию Пайерса рядом. А в следующий момент она уже стояла, одетая в длинное платье и вышитую шаль, в какой-то незнакомой комнате, у громоздкого дубового стола возле открытого окна. И кто-то позвал ее из окна по имени.
– Госпожа Сара! Скорее! – Человек за окном озирался вокруг с откровенной опаской. – Хопкинс и его сумасшедшая компания пришли за Лизой. Вы должны пойти со мной!
От страха у нее подвело живот.
Это был Хол. Его отец, Том, управлял фермой Беннетов. Она поспешила к двери.
– Хол? Ты где?
Но он уже убежал.
Она взволнованно и часто дышала, во рту у нее пересохло от ужаса. Хопкинс был крайне опасным человеком. Она знала, как он действует: настраивает одного соседа против другого. Поощряет взаимные доносы, сеющие подозрительность и ненависть. Всякий, кто вставал на его пути или задавал какие-то вопросы о его методах, подлежал аресту. Хопкинса презирали все, но в обстановке всеобщего страха, учитывая заявления Хопкинса о его особых полномочиях, предоставленных ему парламентом, никто не осмеливался всерьез ему противостоять. Никто!
С замирающим сердцем она неуклюже перелезла через ограду и на цыпочках прошла вдоль живой изгороди за коттедж. Ей были слышны громкие крики мужчин и женщин, которые, должно быть, отыскали Лизу где-то в саду. О Господи, молю тебя, не дай ее в обиду! Потом раздались ликующие вопли. Она подкралась ближе, но так ничего и не смогла увидеть за углом. Держась как можно дальше от окон, она побежала к коттеджу, прильнула к стене, спрятавшись за высокими штокрозами, и осторожно выглянула из-за угла. Теперь всех их было видно, толпу мужчин и женщин в аллее. Они что-то – или кого-то – привязывали к телеге. Послышался еще один радостный крик, и вот они ушли. Было слышно, как стучат по камням конские копыта, и снова донеслись смех и крики толпы, следовавшей за повозкой.
– Остановитесь! – крикнула она. Но с ее уст на самом деле не слетело ни звука. На миг ей показалось, что она никогда больше не сможет пошевелиться, но в следующий момент она уже бежала к калитке. На дорожке она внезапно остановилась и посмотрела себе под ноги. Там, вся в крови, лежала раздавленная телегой старая кошка с широко открытыми глазами, устремленными в небо.
– О нет! – Ее глаза наполнились слезами. – О, Лиза, нет!.. Она быстро прошла по дорожке в дом и внимательно осмотрелась. Комната была пуста. Где же кот? Вдруг для нее стало очень важным найти его.
– Блэки? Блэки, где ты?
Она посмотрела вверх, на лестницу.
– Блэки, ты там?
Кот уполз наверх, умирать. Он смотрел на нее угасающим взором, его ребра были жестоко раздавлены, пушистый животик вспорот, внутренности из него выпали, мордочка былая разбита чьим-то ботинком. Присев рядом, она положила ему на головку руку. Через минуту он был мертв.
Рыдая, она озиралась вокруг.
– Лиза? – Слова беззвучно слетали с ее уст. – Почему ты от них не спряталась?
Боже милостивый! Она чувствовала, слышала, как ей отзываются – Зло, Страх, Смерть.
– Лиза! – Теперь она истошно кричала, сбегая по ступенькам. – Лиза, вернись!
У калитки боль и страх перешли в гнев. Толпы в аллее не было, пыль уже улеглась. Из живой ограды вылетел дрозд. Рыдая, она побрела домой.
– Папа? – Никто не ответил. – Ты где? – Эхо раздалось в обшитом дубовыми панелями коридоре.
Отец был в большом зале, разговаривая со своим управляющим.
– В чем дело, Сара? – недовольно повернулся Энтони Беннет, но при виде своей единственной дочери немного смягчился.
– «Охотник за ведьмами» и его свора забрали Лизу, папа! Ты должен что-то сделать! – Она заметила недобрый взгляд управляющего. Джон Пеппер работал у Беннетов, сколько она себя помнила. Он никогда ей не нравился.
– Эта старуха, по-моему, слишком долго заигрывала с нечистой силой и вообще дразнила всех в городе.
– Неправда! – загорелись гневом глаза Сары. – Она никому не делала ничего, кроме добра! Сколько раз готовила она лекарства для вашей семьи, мистер Джон Пеппер!
– И моя семья вся вымерла, госпожа! – Ответ прозвучал почти в ликующем тоне.
– Они умерли от малярии, а не от ее лекарств! – негодовала она.
– А кто это точно знает? Лекарства готовила Лиза. Возможно, они были отравлены.
– Довольно! – Энтони Беннет бросил на стол книгу, которую держал в руке. – Пожалуйста, оставьте нас, Джон. Мы продолжим наше обсуждение позднее. Сара, успокойся. Боюсь, ты уже ничего не сможешь сделать. Правосудие должно свершиться! Уверен, суд будет справедливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68