— Даровая квартира, отопление, освещение, жирное жаркое, причастие тоже дают, чего ж еще желать». Или сказал бы так: «Поди сам попробуй. Дай в морду первому попавшемуся полицейскому — и бесплатный проезд в кутузку обеспечен». Серьезно разговаривать не стал бы, нет, не стал бы. Уж если «милейший молодой господин» — лучше быть поосторожнее.
— Ты... меня просто испугал,— признался Аннес.
— Н-да, нервы у тебя не стальные,— согласился Рихи, что ничуть не улучшило настроения Аннеса. И надо же ему было вздрогнуть!
— Я задумался,— попытался Аннес оправдаться,
— О чем же или о ком ты думал?
— Об отце.
— Чего ты из-за него свою бедную голову утруждаешь?
Рихи, видимо, ему не верил. Между тем Аннес говорил правду, он в самом деле думал об отце — вернее, о том, что случилось с отцом полчаса назад.
— Отец подрался. Рихи опять захохотал.
— Сколько я знаю твоего старика — он никогда перед нахалами не пасовал. Странные времена настали: раньше отцы беспокоились, что сыновья дерутся, а теперь сыновьям с отцами — беда.
Аннес решил, что сейчас будет кстати рассказать о стычке, происшедшей у отца. Может быть, это отвлечет мысли Рихи. В сущности, настоящей драки не было, случайная маленькая потасовка только вначале показалась Аннесу серьезным столкновением. Как дело началось, Аннес не видел. Он услышал крик женщины, живущей в соседней квартире, и догадался, что на улице что-то происходит, потому что женщина кричала из окна, выходившего на улицу. Аннес выглянул, увидел, что какой-то парень упал, и услышал, как тот, падая, крикнул кому-то другому: «Дай ему!» В ту же минуту Аннес увидел отца. Отец схватился со вторым парнем, и вскоре тот тоже полетел на мостовую. Аннес испугался, вскочил из-за стола, где он читал учебник психологии для средних школ и самообразования, и стремглав кинулся из комнаты. Мгновенно слетел с лестницы и выбежал через двор на улицу. Все было уже кончено. Он даже не увидел тех парней, а отец, видимо, нисколько не пострадавший, направился к нему спокойным шагом и спросил, куда Аннес так спешит. Аннес не посмел признаться, что бежал к нему на помощь, это звучало бы как хвастовство, и ответил, что так просто. Отец, как видно, понял, усмехнулся и рассказал, что два «дубинщика» гнались за худеньким пареньком и он за него заступился. Паренек был не старше Аннеса, а те двое, наверное, уже отслужили в армии. «Я бы не стал вмешиваться, но на тех были черные береты,— добавил отец, как бы в пояснение.— Один тут свой берет и оставил». Аннес пошел на угол улицы и правда увидел в канаве пыльный черный берет. Позже он спросил отца, был ли тот парень, за которым гнались двое, тоже в берете. Отец ответил, что тот удирал без шапки, разве он стал бы встревать в ссору между вапсами К
Это и была драка, о которой Аннес в самом деле думал, когда Рихи схватил его за плечо.
— Твой старик обозлился на дубинщиков,— сказал Рихи с явным одобрением. Он тоже всегда был готов пустить в ход кулаки, если обстановка того требовала. Он никого не боялся, его и осудили на три года тюрьмы за антигосударственную деятельность и сопротивление полиции.
Рихи зашагал дальше и поманил за собой Аннеса.
1 Вапсы — члены так называемого Союза ветеранов, участники антисоветской войны 1918—1920 гг. В народе их называли «ду-бинщиками». (Примеч. переводчика.)
— Отец у тебя мужик что надо, чертовски жаль, что ты не пошел в отца,— вдруг сказал Рихи как бы между прочим.
Аннес не понял.
— Ну и как тебе там нравится? Аннес и теперь ничего не понял.
— Где? — спросил он.
— На улице Тынисмяги, в обществе социал-предателей, мой юный господин.
Такого поворота в разговоре Аннес и ожидать не мог. Рихи поразил его. За что Рихи его презирает? Что вообще значат его слова? Аннесу казалось, что Рихи нанес ему удар в спину. В порыве гнева он готов был сейчас же повернуть обратно и пойти своей дорогой — к черту Рихи и его путаные речи! Но он все же совладал с собой. Так сильно его тянуло к Рихи, этому дерзкому насмешнику. Но на этот раз он решил огрызнуться:
— Неизвестно, где сидит больше предателей — на Тынисмяги или на Вокзальном бульваре.
— Гляди-ка, чему тебя уже научили! — удивился Рихи.— Шпаришь, точно из «Рахва Сына» К
Хоть Рихи и любил разыгрывать комедию, хоть он и сейчас фокусничал, Аннес чувствовал, что Рихи все-таки чуть-чуть его ценит. Аннес знал, что Рихи заговаривает всерьез о серьезных вещах только тогда, когда хоть что-нибудь находит в своем собеседнике. Это что-нибудь многолико, иной раз достаточно одной остроумной фразы. Апнес понимал и то, почему Рихи ненавидит газету соцев. Аннес знал, что соцы и их газета при каждом удобном случае утверждали, будто Вокзальный бульвар превратился в гнилое болото, что там уже и не разберешь — где кончается подпольный организатор и где начинается агент охранной полиции. По мнению Аннеса, соцы грубо пересаливали, он не очень-то уважал «Рахва Сына». А больше всего Аннес не терпел, когда его кто-нибудь называл соцем. Между настоящими соцевскими заправилами и собой он провел резкую черту, а Рихи сейчас как бы включил его в одну компанию с Реем и Пийскаром, Янсом и Ойнасом. Это-то и возмутило Аннеса.
Он еще не успел ничего сказать, как Рихи спросил:
1 «Рахва Сына» («Слово народа») — газета социал-демократов.
— Почему ты начал ходить на Тынисмяги?
— Я хожу играть в баскетбол.
Аннес сейчас же почувствовал никчемность своих слов. Опять он показал себя перед Рихи пацаном! Так может говорить напроказивший мальчишка, который хочет оправдаться и как можно дольше оттянуть порку. Аннес не совсем и врал. Его привела на Тынисмяги именно игра в баскетбол. Приятели, вернее, парни, с которыми он был вместе в летней колонии, позвали его, и он пошел. Теперь Аннес был своим человеком в Рабочем спортивном клубе и вместе с тем — молодым соцем. Членом Таллинского социалистического союза молодежи. Молодые соцы были, по мнению Аннеса, совсем из другого теста, чем старые деятели правых со-цев; в душе он считал молодых социалистов почти красными, вроде Рихи, и сейчас здорово огорчился тем, что Рихи этого не понимает.
— Играть в баскетбол и в корону вы мастера! — Рихи опять заговорил свысока, и Аннесу не пришло в голову ни единой удачной мысли, которая могла бы убедить Рихи. Вдруг ему что-то вспомнилось, и он бросил резко:
— А про твоего Артура из России ни слуху ни духу. Говорят, посадили за решетку, посчитали провокатором.
Теперь Рихи по-настоящему возмутился.
— Замолчи! Ни один из ваших деятелей на Тынисмяги не достоин Артуру и шнурки на ботинках завязать. Прочисти мозги от той мути, что в «Рахва Сына» пишут, или, по крайней мере, заткни свою глотку.
Аннес пошел на попятный, он и сам понял, что сказал лишнее.
— Я не читаю «Рахва Сына».
— Молодой соц — и не читает, что настоящие соцы проповедуют!
— Молодые соцы — не соцы.
— Ругал котел печной горшок, а оба в саже. Аннес предпочел переменить тему разговора и спросил:
— Отсидел свой срок?
— Дать тебе в зубы—вот было б самое правильное,— опять обозлился Рихи.
Аннес сообразил, что снова дал маху, Он ведь знал, как политзаключенные относятся к тем, кто подает прошение о помиловании,— Аннес только сейчас об этом
вспомнил. Он совсем не хотел раздражать своего друга, они и так все время обменивались шпильками. Но считает ли его Рихи своим другом? Относился ли вообще Рихи когда-нибудь к нему как к настоящему другу? Он когда-то был уверен, что Рихи — его лучший друг, ему, Аннесу, было тогда десять лет, Рихи — четырнадцать. Позже они разошлись, Рихи уже не привлекала компания таких мальчишек, он будто проходил мимо Аннеса.
— А чего ты меня ругаешь юным господином и соцем!!
Рихи неожиданно рассмеялся. Он всегда любил хохотать во все горло; да что хохотать — это было прямо ржанье.
— Рассердился, брат? А меня ты просто разозлил. Об Артуре ни слуху ни духу! Знаешь, парень, так может сказать только подлец. А потом: «Отсидел свой срок?» Я же не шкурник какой-нибудь, чтобы... У тебя самые что ни на есть соцевские повадки, ты не обижайся. Ну да ладно, это все ерунда.
Аннес улыбнулся.
— Как аукнется, так и откликнется.
— Чертовски жалко, что отец тебя не выпорол как следует.
В последних словах Рихи не было ни злобы, ни насмешки, так мог говорить только свой парень. Но ведь о Рихи никогда не знаешь, что он через минуту скажет или сделает.
— Какого дьявола ты туда к социал-фашистам подался? Или не знаешь, какую игру ведут на Тынис мяги?
Аннес снова взъерошился и насторожился.
— На Вокзальный бульвар ты меня не позвал,— сказал он почти с упреком.
— Кто его знает, может, и правда — моя вина,—< с искренним сожалением произнес Рихи.— Может, действительно. На Вокзальный бульвар я уже и не могу тебя позвать, там все разгромлено. Ты знаешь, что Дом рабочих хотят у рабочих забрать?
Аннес не знал этого точно, но что-то слышал. Рихи коротко рассказал, как обстоит дело, немного подумал и вернулся к прежнему:
— И отец тебя пустил?
Теперь, когда Аннес преодолел свое смущение, когда он почувствовал, что Рихи недаром за него взялся, он сразу нашелся что ответить:
— Не думаю, что ты во всем стал бы спрашивать? совета у своего отца.
— Наверно, не спрашивал бы,— согласился Рихи. Человек сам должен знать, что делает. А ты знаешь?,
— Как будто немножко знаю.
— Ну вот видишь — немножко. Немножко — не годится. В том-то и беда, что немножко. Ты знаешь, кто после первого декабря вошел в правительство как министр пропаганды?
Аннес не знал.
— Соцевский златоуст Аст. Сразу же было образовано новое правительство «широкой коалиции» — «от стенки до стенки», и в него вошли два соца: Вирма стал министром дорог, Аст — министром без портфеля. Аст ездил по стране, старался оправдать террор и убийства. Ты тогда был мальчишкой — в первом или втором классе, но помнишь, наверно, как людей расстреливали без суда. Аст пускал пыль в глаза и заграничным социал-демократам, которых ужасала происходившая в Эстонии дикая расправа над рабочими. Соцы из кожи лезли вон, чтобы поддержать власть палачей.
— Аст уже давно со всеми потрохами продался буржуазии,— сказал Аннес.
— Не только Аст. КТО был министром внутренних дел во время кровавого преступления в Изборске? Ты, конечно, не знаешь...
— Хеллат,— быстро вставил Аннес, он слышал об этом от отца.
— Да, Хеллат, социал-демократ Хеллат. Ты подумай над тем, что самые большие свиньи — как правило» соцы. Когда после немецкой оккупации власть белых висела на волоске, кто за границей с ног сбивался, чтоб призвать на помощь вооруженные банды? Михкель Мартна, самый уважаемый деятель у соцев. Именно он! О Рее я и говорить не буду. А сейчас политика соцев помогает вапсам пробраться к власти.
Рихи шагал так, словно тротуар принадлежал только ему. Аннесу казалось — не уступи ему встречные дорогу, Рихи оттолкнет их в сторону. Разговаривая, Рихи немного наклонял голову, чтобы Аннес не пропустил ни слова. Рихи говорил своим обычным голосом, то есть громко, нисколько не думая о том, что
1 В 1919 голу в Изборске были убиты буржуазией 25 делегатов I съезда профсоюзов Эстонии. (Примеч. переводчика.}
их разговор могут услышать. Аннесу ужасно хотелось бы быть таким же высоким, как Рихи, но это ему не Дано — у Рихи рост по меньшей мере метр девяносто. Аннес порядком отстал, хотя и он на два сантиметра Выше среднего жителя Эстонии. Никогда Аннесу не Ьравняться с Рихи ни ростом, ни шириною плеч, хотя Барни еще растут и на военной службе, и после нее. Не сравняться и в сознательности и уверенности в себе. Рихи знает очень многое, он, безусловно, связан с подпольем.
Неожиданно для самого себя Аннес пустился в спор.
— Ты валишь всех соцев в одну кучу. Знаешь ведь, наверно, что партия социал-демократов фактически раскалывается.
Рихи оглушительно засмеялся. Прохожие на них смотрели. Рихи, видимо, теперь это заметил и свернул В переулок, ведущий к покосам.
— Меньше всего я уважаю ваших левых болтунов. Они, правда, ругают вапсов и обвиняют руководство партии в том, что оно недостаточно последовательно выступает против фашизма, а сами они что делают? Только треплются! Ваши левые своими радикальными речами прикрывают подлость правых. Скажу тебе прямо, как старому другу: левые соцы — самые опасные в желто-черном социал-фашистском болоте на Тынисмя-ги. Левые в десять раз опаснее, чем асты, реи, пийска-ры и ойнасы. Старых сводников рабочие видят насквозь, уже научились. А левых еще не распознали. Своими радикальными разговорами левые только сбивают с толку простаков. Вот так и продают трудящихся буржуазии. Поверь мне, Аннес.
— Ты знаешь, что было в Тапа? Я тоже ездил в Тапа,— сказал Аннес тихо.
— Ты?!—удивился Рихи, и это больно задело Ан-неса. Поездку в Тапа он считал своим самым крупным делом. Они, правда, не достигли там своей цеди, не смогли сорвать всеэстонское сборище вапсов, на которое съехалось несколько тысяч дубинщиков, но переполох все же устроили. Потом дело дошло до драки. Аннес всего мог ждать от Рихи, только не того, что он высмеет и это мероприятие. А так оно, очевидно, и было — Рихи смотрел , на Аинеса по-прежнему иронически.
— Да, я!—Аннес тоже попытался придать голосу насмешливое звучание. Ему вспомнилось, как бранил
его за поездку в Тапа владелец их дома, как старался его вразумить. Хозяин не был вапсом, он считал, что среди вапсов слишком много бесштанных горлопанов, но еще больше он не терпел красных. По мнению хозяина дома, Аннес был самый настоящий красный. Хозяин тоже посмеялся над ним и сказал примерно так что, мол, тебе там нужно было, только колотушек заработал; посоветовал бросить политику, политика не приносит маленькому человеку никакой пользы, а до беды может довести.
— Старые пройдохи используют таких зеленых юнцов, как ты,— сказал Рихи, не отступая ни на шаг от своей позиции.— Им потом есть чем похвастаться,— вот, дескать, видите, как мы боремся! Я не отрицаю — есть среди вас искренние парни, которые считают, что в самом деле служат интересам революции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25