Даже понятие о Святой Троице… только вместо Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа у вас Бог-Судья, Бог-Прокурор и Бог-Адвокат.
— Вершитель, Обличитель и Заступник, — поправила я. — И это не разные боги, а один и тот же, только в разное время. Сначала, при сотворении мира, бог принял на себя роль Вершителя. Он творил мир пять тысяч лет и утомился…
— Вот это я понимаю — пять тысяч лет! — хохотнул вдруг еще один голос. — Не то что: шесть дней — тяп-ляп и готово!
— Сергей! — сердито воскликнула Валерия. — Кудн'т йу кат офф йо транмиттэ?
— Сорри, Валерия, — ответил смущенный голос. — Аи фот ит'с офф.
— Нас слышат твои товарищи? — догадалась я. После леса, шелестящего на стенах комнаты, меня это уже не удивляло.
— Извини, Эйольта, — смутилась и Валерия, — я не предупредила тебя. Но мне казалось, ты будешь чувствовать себя свободнее, говоря со мной один на один. Если хочешь, я потребую, чтобы остальные отключились.
— Ладно, пусть слушают, — смилостивилась я. — Не придется потом рассказывать по новой. Но почему он заговорил по-ранайски? Разве он обращался ко мне?
— Нет, просто забыл выключить передатчик. И говорил он не по-ранайски, а по-русски. Просто так настроены наши трансляторы… машинки для перевода. Русский переводится на ранайский, эспаньол на илсудрумский… инглиш не переводится, на нем мы общаемся между собой. Я на самом деле тоже говорю с тобой по-русски, но не произношу слова вслух. А то, что ты слышишь, — это транслятор, имплантированный в мою гортань и улавливающий ее микросокращения. Хотя говорит он моим голосом. — Она улыбнулась. — Другой транслятор у меня в ухе, он переводит мне твою речь. Здорово, правда?
— Да… пожалуй, — потрясенно согласилась я. — Значит, на самом деле вы не знаете наших языков?
— Знаем, но поверхностно. Зато у нас каждый в совершенстве владеет минимум семью нашими — инглишем, эспаньолом, фрацсэ, дойчем, русским, нихонго и чжунгохуа.
— Впечатляет, — признала я. — Так на чем мы остановились? А, да — бог утомился и создал младшего брата своего, дьявола, чтобы тот довершил творение по его плану. Но дьявол возгордился и придумал свой собственный план. Оттого мир частично создан богом и частично — дьяволом, и в нем переплетаются добро и зло. Когда же бог отдохнул и увидел зло мира, он принял роль Обличителя и стал обличать и карать. Но потом понял, что нет у мира иного заступника, кроме него, и принял свою третью ипостась. Поэтому и Святое Троекнижие состоит из Книги Вершителя, Книги Обличителя и Книги Заступника. В общем, красивая сказочка, — виновато улыбнулась я.
— Да, я читала эти книги, хотя, конечно, не целиком, — ответила Валерия. — Так вот о чем я говорю — нет ничего странного в том, что у разных культур, приходящих к монархической форме правления, появляется монотеистическая религия. Что на земле, что на небе — должен быть единый всевластный правитель, наделенный функцией карать и миловать. И ему нужен дьявол, чтобы было на кого спихнуть ответственность за зло и беды на подведомственной территории. И в интересах социального спокойствия такая религия должна проповедовать смирение, поощрять покаяние и благотворительность. А вот у гантрусов никогда не было монархии, поэтому у них сохранилось язычество, и их боги ругаются между собой ничуть не хуже, чем гантруские купцы в своем правительстве.
— А ведь верно, — согласилась я.
Прежде мне не приходило в голову задумываться, почему гантрусы язычники, а инйалгдарцы — нет. Я просто считала это естественным порядком дел. Как часто привычку к некоторой вещи принимают за знание ее…
— Хочешь сока? — спросила Валерия.
— Да.
В тумбочке-столике открылось круглое отверстие, и оттуда поднялся бокал с оранжевой жидкостью. Я глотнула и с некоторым разочарованием констатировала:
— Кетналовый.
— Не любишь кетналовый?
— Люблю, но я надеялась попробовать что-нибудь ваше.
— Мы не должны разводить наши растения на вашей планете, даже в оранжереях — вдруг произойдет утечка. Это может нарушить вашу экосистему. В смысле, наши формы жизни могут повредить местным.
Валерия взяла бокал сока и для себя (я не видела, чтобы она отдавала для этого хоть какую-то команду жестом или голосом — казалось, тумбочка просто читает ее мысли, как раньше лодка) и тоже отпила немного.
— А теперь, — сказала она, — не хочешь ли рассказать о себе?
И я начала рассказывать. Опять, конечно, не так подробно, как сейчас, но полнее, чем я излагала хардаргам. На сей раз я решила не скрывать ничего существенного. В конце концов, все, что я делала, все, через что я прошла, — это было ради встречи с ними, пришельцами, и пусть они об этом знают.
Я несколько раз подкреплялась соком и все же к концу своего повествования успела охрипнуть. От берез к тому времени уже протянулись вечерние тени.
— Ну что ж, — сказала Валерия, когда я закончила рассказ своим прыжком со скалы, — ты, должно быть, устала. Сейчас поешь и отдохни, а потом мы решим, что делать дальше.
На сей раз вся крышка столика-тумбочки ушла вниз, чтобы вернуться с полными тарелками. Обед был вполне в традициях ранайской кухни, разве что у вилки было четыре зубца в ряд, а не три врастопырку, и я уже не стала настаивать, чтобы меня накормили настоящей едой пришельцев.
В конце концов, она мне могла и не понравиться.
Пока я ела, Валерия выходила из комнаты — наверное, чтобы подготовить помещение, куда она отвела меня после обеда. Стены помещения изображали пляж на закате, волны с негромким шелестом накатывались на песок, в вышине скользила птица, чьи белые крылья солнце подкрасило розовым, а где-то позади чуть покачивались раскидистые темные кроны пальм. Мебель состояла из кровати, столика-тумбочки и встроенного в стену шкафа. Подведя меня к двери в противоположной стене, Валерия объяснила, как пользоваться туалетом и как вымыть руки. Я окончательно убедилась, что мыло у пришельцев не в ходу, поскольку вода для умывания уже сама содержит все необходимые вещества. Но больше всего меня покорила кровать. Валерия вручила мне пульт управления. Одним колесиком можно было регулировать температуру кровати, другим — мягкость, от пуховой до гранитной; кроме того, кровать умела укачивать и умела будить в заданное время. Кровать настолько охотно подстраивалась под форму тела лежащего, что я могла бы даже спать на спине, не боясь отлежать крылья.
Проспала я, наверное, часа три. На пляже за это время наступила ночь и взошла луна — большая, крупнее не только Лийи, но и Лла, и цвет у нее был не багровый и не голубой, а скорее серебристый; правда, его портили несколько темных пятен, словно лик этой чужой луны был поражен какой-то скверной болезнью. Незнакомое небо было беднее нашего: я поискала Глаза Твурков и не нашла ни одного.
Стоило мне встать с постели, как картина изменилась: спальню залил свет взошедшего солнца.
— Проснулась, Эйольта? — услышала я, едва одевшись.
Неужто Валерия следила за мной все это время? Не очень-то это приятно. Или умная кровать сама уведомила пришельцев, что на ней уже не лежат?
— У нас к тебе просьба, — продолжала инопланетянка. — Доктор Джек Ли хочет осмотреть тебя. Это не больно и не опасно, но займет некоторое время.
— Ладно, — пожала плечами я. — Куда идти?
— Тебе покажут стрелки на стенах. Действительно, две подвижные светящиеся стрелки возникли по обеим сторонам двери, тыкаясь в ее края. Я направилась туда, не останавливаясь, — уже привыкла к тому, что двери здесь открываются сами, стоит только приблизиться. Бегущие по стенам стрелки проводили меня по коридору, затем по лестнице вниз, потом по короткому полукруглому туннелю и вывели наверх. Я поняла, что дома пришельцев соединены подземными ходами. Зачем? Неужели не проще пройти полсотни локтей поверху? Долбить туннели в толще этого скалистого острова — должно быть, то еще удовольствие… Впрочем, я уже догадывалась, что они делали это не кирками. Уже одна дорога к причалу была тому подтверждением.
В комнате, куда привели меня стрелки, не было ни лесов, ни морей; от стен исходил ровный белый свет, не оставлявший теней. Там была кушетка, просунутая сквозь широкое кольцо, какое-то узкое седло, соединенное рамой с ручками, шкаф с огоньками и другие странные предметы.
За столом возле шкафа сидел доктор Ли; я узнала его, это был один из желтолицых, которые были в лодке, когда меня подобрали. Перед ним стояло нечто вроде небольшой картины в тонкой рамке; оно было обращено ко мне обратной стороной, но я догадалась, что изображение на этой «картине» такое же подвижное, как и на стенах.
Пришелец встал, отодвинул какую-то дверцу в шкафу и протянул мне стакан:
— Выпей это.
— Что это? — Я подозрительно смотрела на бесцветную жидкость.
— Неважно. Это не опасно.
Я вдруг почувствовала раздражение.
— Вам, может, и неважно, потому что не вам это пить! Не буду, пока не объясните, что это и зачем!
Он удивленно поднял редкие брови, потом пожал плечами:
— Ты все равно не поймешь.
— А я все-таки попробую, — ядовито ответила я.
— Ну хорошо. Это нанозоль. В этой жидкости плавают наномашины, столь мелкие, что ты их не видишь. Когда ты ее выпьешь, они разойдутся с кровотоком по всему телу… Инъекция сработала бы быстрее, но ведь лучше пить, чем колоться, не так ли? — Он вдруг коротко рассмеялся, словно это был какой-то каламбур. — Ну вот, разойдутся' и будут посылать сигналы о состоянии твоего организма, которые считают сканеры. Потом, сделав свое дело, они выйдут из тела… естественным путем.
Некоторые слова я не поняла, но идею уловила. И не сказать, чтобы мысль о множестве крохотных чужеродных механизмов, свободно путешествующих внутри моего тела, показалась мне привлекательной.
— Внутри любого из нас — миллиарды наномашин, — добавил Ли, уловив мои сомнения. — Но у тебя и твоих соплеменников они природные, это вирусы. Среди них, между прочим, хватает и по-настоящему опасных, которые вызвали бы болезнь, если бы не иммунная система, непрерывно с ними борющаяся. А в наших телах постоянно обитают искусственные наномашины — нанохилеры. Они — наши друзья, они следят за нашим здоровьем лучше, чем естественная иммунная система. Но те, что в этом стакане, — проще, они ничего не будут менять в твоем организме, просто передадут информацию и покинут тело.
— А вы уже делали это с другими аньйо? — Сомнения не оставляли меня. — Может, то, что годится для вас, не подходит для нас?
— Делали, не волнуйся. Нанозонды инертны и не провоцируют иммунную реакцию. Пей.
В конце концов, он знал больше, чем я. И если пришельцы хотели бы причинить мне вред, у них и без того было полно возможностей. Я выпила, тщетно пытаясь ощутить в безвкусной жидкости какие-нибудь крупинки.
— Теперь раздевайся и ложись на кушетку.
Я подчинилась и улеглась на живот. Доктор Ли снова вскинул брови, потом сообразил:
— Ах да, тебе, должно быть, неудобно лежать на спине. Ну хорошо, так даже лучше. Теперь подождем некоторое время.
Через несколько минут кольцо, окружавшее кушетку, ожило и медленно поехало сначала от головы к ногам, затем в обратном направлении.
— Ну что ж, Эйольта, основные показатели у тебя примерно соответствуют видовой норме, — сообщил доктор, глядя на свою «картину». — Чуть ниже температура, пульс более редкий и глубокий… Оно и понятно, крылья увеличивают общую протяженность кровеносной системы и теплоотдачу. Генетический анализ будет готов позже, а теперь посмотрим картину под нагрузкой.
И мне пришлось бежать на месте по перематывающейся под ногами ленте, крутить педали, сидя в седле, растягивать пружины, а главное, махать крыльями всеми мыслимыми способами. А вокруг меня на спустившихся с потолка щупальцах с заинтересованным видом висели, как я поняла, те самые «сканеры». Взлететь я, конечно, по-прежнему не могла, даже когда махала изо всех сил, но волны воздуха по лаборатории гоняла изрядные, так что у доктора в первый же миг улетел его дисплей — таково было настоящее название «картины», — и ему пришлось использовать для этой тонкой легкой пластины специальный крепеж, применяемый, как он пояснил с усмешкой, в сейсмически опасных районах.
Наконец его любопытство было утолено, и я, разгоряченная, присела на край кушетки, обмахиваясь крыльями. Ли мурлыкал какую-то песенку, изучая то, что показывал ему дисплей.
— Ну что там, доктор? — потеряла терпение я.
— А? Все, ты можешь идти.
— Я имею в виду — вы нашли, что не так с моими крыльями?
— Не так? О, они в превосходном состоянии. Если, конечно, не считать патологией сам факт их наличия…
Ну вот, и он туда же!
— В определенном смысле тебе исключительно повезло, Эйольта, — таких, как ты, должно быть, один на сто миллионов… Кости, суставы, мышцы — все полностью функционально, никаких признаков дегенерации!
— Тогда почему я не могу летать?
— Ты опять задаешь вопрос, слишком сложный для твоего уровня развития.
Черт, его снобизм начинал меня утомлять! Я не виновата, что родилась в мире, где не умеют строить звездные корабли!
— Не могу же я в двух словах объяснить тебе аэродинамическую теорию, тем более что это не моя специализация. Если кратко, то аньйо, как и люди, — доктор указал на себя, — слишком тяжелы для самостоятельного полета. Самый крупный из летающих ящеров Земли имел крылья восьмиметрового размаха и при этом вместе с ними весил вдвое меньше человека. Тебе понадобились бы крылья размахом в двадцать метров… Это примерно сорок пять локтей. Точнее, для вашей гравитации чуть меньше, но порядок цифр тот же.
Я попыталась представить себе подобное. Нет, конечно, жить с такими крыльями было бы совершенно невозможно. Да и вряд ли природа вообще может создать такое. Какие нужны мышцы, чтобы махать крыльями по два десятка локтей каждое? Какое сердце, чтобы снабжать их кровью?! И сколько все это будет весить?
— Но у меня почти получилось лететь, когда я спрыгнула с обрыва, — попыталась я возразить.
— Да, за счет набранной в падении скорости. Твоих крыльев достаточно, чтобы круто планировать с большой высоты — не более.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86