А если в битве погибнет кто-то еще — что ж, будет больше еды остальным.
Тем не менее они, устремившись было в решающую атаку, после моего выстрела шарахнулись в стороны, вновь рассыпаясь полукругом. Я продолжала бежать, глядя через плечо и размахивая бесполезным уже пистолетом; перезарядить его на бегу было, конечно же, нереально. Инстинкт требовал бросить разряженное оружие или хотя бы сунуть за пояс и вооружиться арбалетом, но разум удержал от этого: раз уж хищники видели, как огонь и гром из этой черной палки несут смерть — пусть и дальше видят этот грозный предмет у меня в руках.
Река была все ближе. Собственно, она не была никаким спасением — хищники бегают по льду ничуть не хуже меня, а пожалуй, и лучше, учитывая, что могут цепляться когтями. Но тогда мне почему-то казалось, что, добежав до реки, я спасусь. Если бы не эта иррациональная уверенность, не знаю, хватило бы у меня сил на последний отчаянный рывок…
Однако твурки, видя, что я больше не стреляю, начали постепенно сжимать полукольцо. Я вывернулась из лямок рюкзака-палатки и бросила свою поклажу в сторону зверя. Тот сперва отпрянул, затем ткнулся мордой в рюкзак, обнюхивая, и принялся рвать ткань зубами и когтями. Как видно, учуял мои съестные припасы. Но оставались еще пятеро, продолжавшие преследование.
Ох, как я бежала эти последние сотни локтей… Горло саднило до самых легких от холодного воздуха, во рту стоял мерзкий железистый привкус, а сердце колотилось так, что казалось — вот-вот сломает ребра. Счастье еще, что бежать приходилось под уклон… И все же я выскочила на берег, все еще живая и ненадкусанная.
И обомлела. Река была покрыта льдом лишь у берега. А дальше снег падал прямо в черную воду.
Только тут я вспомнила, что в отношении Черной Реки у хардаргов существуют какие-то поверья, В свое время я не стала в них вникать, считая их обычной суеверной чепухой, у меня были дела поважнее. Даже если бы я тогда лучше знала язык и поняла, что эта река не замерзает даже в сильный мороз, я бы, наверное, сочла это таким же поэтическим преувеличением, как и чудовища в сагах… Позже я сообразила, что ничего сверхъестественного тут нет — должно быть, в водах Дарлан-Уге растворены какие-то соли, которые в изобилии выносят питающие ее подземные родники из карстовых пещер. Но в тот момент я просто стояла перед фактом: бежать некуда. Твурки знали, что делали, когда гнали меня к берегу.
Я бросила пистолет, выхватила арбалет и успела выстрелить в тот момент, когда твурк уже прыгал. Стрела вонзилась ему в грудь, но, конечно, не смогла остановить, а мне лыжи помешали отскочить в сторону — и в следующее мгновение эта туша обрушилась на меня всем своим весом, минимум вдвое превосходившим мой. Я успела ухватить его руками за горло (с оружием, естественно, пришлось расстаться), и мы покатились с кручи вниз.
Зверь был еще жив, и его когти драли мой полушубок, а пасть щелкала в полулокте от моего лица, обдавая меня зловонным дыханием. Я изо всех сил вцеплялась в складки кожи под его мехом, отстраняя эту жуткую морду от себя. Несколько страшных мгновений я чувствовала, как мех выскальзывает из-под моих перчаток, но рана хищника все же была смертельной. Когда мы выкатились на прибрежный лед, его мускулы уже одрябли, и я без труда высвободилась из страшных объятий.
Однако, взглянув наверх, я обнаружила на краю обрыва коллег покойного, готовых продолжить дело павшего товарища.
И тут, затравленно оглянувшись по сторонам, я увидела хари, идущий вниз по течению посередине реки.
Несколько мгновений я ждала спасительных выстрелов, но их не было. В сумерках, да еще сквозь снежную пелену, я плохо различала корабль; вполне возможно, что находившиеся на борту вообще не видели меня, облепленную снегом на прибрежном льду.
— Помогите! — закричала я, естественно, по-хардаргски. — Твурки! Стреляйте скорее!
Но выстрелов не было и теперь. Наверное, они не могут прицелиться с такого расстояния при такой видимости, и им надо подойти поближе.
Тем временем хищники явно примеривались, как бы так половчее спрыгнуть вниз, чтобы не оказаться в воде и не столкнуть туда добычу.
Да. В воду они, пожалуй, не полезут. Не сезон.
Лыжи и шапку я потеряла, еще когда катилась вниз, а теперь сбросила изорванный полушубок. Я была все еще разгорячена после бега, и все же холод мигом пробрал меня до костей. Каково же в воде?! Я понятия не имела, сумею ли доплыть до этого чертова харра.
Доктор Ваайне рассказывал, что в ледяной воде жизнь уходит из тела очень быстро…
— Помогите! — еще раз отчаянно крикнула я, срывая голос.
Один из твурков пригнул голову, и мускулы на его плечах заходили ходуном — он готовился к прыжку. Все, медлить больше нельзя. Если вода не замерзает, может быть, она теплая? Я оттолкнулась обеими ногами, шлепаясь в воду спиной вперед, чтобы сразу грести крыльями.
ОУА-А-А! Конечно же, вода была холодной. И мне следовало сообразить, что, будь она теплой, над ней бы поднимался пар… От обжигающего холода мигом перехватило дыхание, и сознание словно замерло, как от удара чем-то тяжелым по голове. Но рефлексы работали вовсю, и все шесть конечностей уже пенили ледяную воду в тщетном стремлении согреться. Надеюсь, уж теперь хардарги меня заметили и правят к берегу…
Несколько раз я переворачивалась посмотреть, далеко ли еще до харра. Он словно застыл на месте! Они что там, совсем рехнулись, намерены дать мне утонуть?! Даже если они все легли спать пораньше, должен же у них быть вахтенный!
Крылья совершенно онемели, и все же я продолжала грести ими, двигаясь куда быстрее, чем обычный пловец. Перевернувшись в очередной раз, я увидела, что нос харра уже почти навис надо мной. Еще немного, и я угодила бы под форштевень…
— Эй! — прохрипела я из последних сил. — Веревку! Аньйо за бортом!
Никакой реакции. И тут я заметила новую странность — вдоль всего борта не было ни одного весла. Даже когда харр идет не на веслах, их не убирают совсем. Их лишь поднимают и укладывают на скамьи параллельно поверхности воды, при этом они все равно торчат снаружи. Кстати, парус был убран, так что корабль просто дрейфовал по течению.
Но мне было не до размышлений, я уже не чувствовала своих конечностей, еще немного — и мышцы откажутся повиноваться. Если я сейчас же не найду способ влезть на борт, мне конец. С носа над водой свешивался якорь — достаточно низко, но все же не настолько, чтобы до него можно было дотянуться из воды. Веревки у меня нет, пояс слишком короткий… Шарф! Продолжая работать крыльями, чтобы удерживать голову над водой, я размотала его непослушными пальцами, а затем, высунув руку повыше, раскрутила шарф над головой и попыталась захлестнуть его мокрым концом лапу якоря. С первого раза вообще ничего не получилось, во второй и третий шарф срывался и лишь с четвертого обмотался вокруг лапы.
Последние усилия для моих одеревеневших мышц… Мне удалось подтянуться и уцепиться за якорь за миг до того, как последний виток шарфа соскользнул с лапы. Дав себе короткий отдых — насколько это понятие применимо к висению на руках над ледяной водой, — я наконец сумела вползти наверх по якорному канату и перевалиться через борт на палубу.
— Черт бы вас… — простонала я, лежа на спине с раскинутыми крыльями, и уже не слишком удивилась, не услышав в ответ ни голосов, ни топота сапог — вообще ничего. Кстати, и палуба подо мной была заснеженной, а не вычищенной, как положено на уважающем себя корабле.
Ладно. Лежать на морозе в мокрой одежде — это такая же верная смерть, как и находиться за бортом. Кряхтя, я поднялась и огляделась.
Ровный нетронутый слой снега покрывал всю палубу; нигде не единого следа. У основания мачты стоял широкий деревянный помост, и снежное одеяло на нем обрисовывало очертания длинной фигуры. Я подошла ближе и провела рукой в перчатке по тому, что казалось головой лежащей скульптуры. Освобожденные из-под снега, на меня взглянули мертвые старческие глаза.
Хаагел Рудогайэ спускался вниз по реке.
Хардарги не опускают веки своим покойникам; у них считается доблестью «встретить смерть с открытыми глазами». Я слышала о пышном похоронном обряде хаагелов, но не представляла, что для этого жертвуют целый харр. Хотя, разумеется, не только харр. Мертвец лежал, облаченный в длинную шубу, в высоких сапогах и железном шлеме, надетом на длинноухий меховой подшлемник. Правая рука сжимала рукоять меча, уложенного вдоль тела. На каждом пальце левой руки, положенной на грудь, был серебряный перстень с драгоценным камнем.
Впрочем, драгоценности меня в тот момент совершенно не интересовали. А вот шуба — да. Как и другая сухая одежда. Вы когда-нибудь пробовали раздеть залубеневший на морозе труп? Не проще, чем раздевать статую. Но и не сложнее. Во всяком случае, я не чувствовала ни страха, ни брезгливости, ничего подобного. Мне просто было очень холодно и хотелось одеться.
Однако промерзшая насквозь одежда мертвеца все равно не могла меня согреть. Нужен был огонь. К счастью, кремень и огниво лежали у меня в кармане штанов, а не в тулупе и не в рюкзаке. Топлива вокруг — целый корабль, и меч сгодится вместо оставшегося на берегу топора, но где развести костер, чтобы не спалить весь харр? Мой взгляд скользнул по железному шлему Илмгара. Нет, пожалуй, маловат…
Впрочем, прежде чем искать сложные решения, надо проверить простые. Если прежде этот харр служил более прозаическим целям, на нем должна быть печка, которой пользовалась команда для готовки и обогрева. Вот только не забрали ли ее так же, как и весла?
Я побежала на корму. Внутри кормовых помещений тьма была уже практически полной, но все же, продолжая пританцовывать и стучать зубами, я в конце концов ощупью нашла то, что искала. Потом я яростно рубила мечом фальшборт, что помогло мне хоть немного согреться, строгала ножом стружку для растопки, потом долго не могла развести огонь…
Но вот наконец в печи уверенно трещало пламя, а я сидела, чуть ли не обнимая ее раскаленные бока. Если вы сомневаетесь, что ночью, в мороз и снегопад, за десятки миль от всякого жилья, на дрейфующем в неведомые ледяные края похоронном корабле, где единственную компанию вам составляет мертвец, можно чувствовать себя уютно и счастливо — попробуйте сначала испытать то, что испытала я.
Правда, бездумное довольство длилось недолго. Пора было подумать и о будущем, благо оно у меня снова появилось.
Минусы: у меня ни припасов, ни лыж, ни дальнобойного оружия. Одежда Илмгара мне велика и неудобна для путешествия; впрочем, мои штаны, рубашка и сапоги скоро просохнут, а шубу, укрывающую меня до пят, можно подрезать до подходящей длины. Хуже то, что корабль неуправляем. Когда я наконец нашла в себе силы оторваться от печки и вновь сходить на палубу, то убедилась в том, что прежде лишь смутно скользнуло по периферии моего сознания: парус был не просто убран — он отсутствовал, как и весла. Значит, судно находится целиком во власти течения, а руль в этом случае бесполезен. И я вместе с Илмгаром плыву в хардаргское Царство Смерти — страну вечных льдов на крайнем юге.
Плюсы: я все еще жива. И ниже по течению должен быть еще какой-то данг. Какой, я уже не знала — карта пропала вместе с полушубком, но он точно там был. Кажется, на левом берегу. Или на правом? Нет, точно на левом. Значит, надо лишь дождаться, пока я буду проплывать мимо, и позвать на помощь. Они подплывут на лодке и снимут меня… Да, но не возникнет ли у меня проблем из-за снятой одежды покойника? Пусть даже это и хаагел чужого клана… Нет, вряд ли. Хардарги, конечно, не свободны от суеверий, а кое в чем — в вопросе о звездах и пришельцах, к примеру, — уперты до безобразия, но все же они слишком разумны, чтобы обрекать живого на смерть ради спокойствия мертвого.
Проблема, однако, была в том, что я не знала, когда окажусь возле этого данга.
Аньйо время от времени нужно спать, вы же понимаете. Впрочем, можно делать это урывками, по четверть часа. За такое время при небольшой скорости реки не успеешь проплыть мимо.
Как видите, все было просто. В теории. После того как я окончательно согрелась, напившись кипятку из растопленного снега (шлем Илмгара все же пригодился — в качестве котелка), я позволила себе прикорнуть в углу каюты, строго наказав себе проснуться не позже чем через полчаса. Пока что до данга явно было далеко, но я хотела потренироваться. Я даже специально села в неудобной позе, чтобы точно не спать долго. И прикрыла глаза очень ненадолго — по крайней мере, так мне показалось. Вот только почему, когда я их открыла, за иллюминатором серел рассвет? И лежала я, кстати, со всеми удобствами на нарах у противоположной стены. Как и когда я туда перебралась — не помню абсолютно.
Проснулась я, между прочим, больная, с насморком и кашлем. Но мне повезло — это была легкая простуда, даже без сильного жара. А ведь я могла запросто разделить судьбу Хейги. Тогда бы я точно составила Илмгару достойную компанию…
Весь день я пялилась в иллюминатор по левому борту, периодически делая перерывы на сон, чтобы опять не заснуть ночью. Теперь у меня лучше получалось контролировать себя: испуганно встряхиваясь, я обнаруживала, что пейзаж снаружи изменился не очень сильно. Данга, однако, все не было. Не показался он и ночью. Могла ли я просто не разглядеть его во тьме? Не знаю, но мне казалось, что хоть пара окон там будет гореть. Впрочем, откуда у меня взялась такая уверенность? Да и, кстати, услышал бы ночью кто-нибудь мои крики за толстыми-то стенами? На крайний случай, конечно, оставался и другой способ спасения — если точно знать, что данг рядом… Бр-р-р! Нет, только не еще один заплыв!
Всерьез я начала волноваться, когда данг не обнаружился и на второй день. Может быть, я все перепутала и он был на правом берегу? Чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась, что так оно и было. Правда, левый берег круче, но почему я решила, что данги всегда строят на крутом берегу? Только потому, что так построен Ганйаррах? Да и тот стоит на правом…
Всю ночь я расхаживала от борта к борту, всматриваясь во тьму обоих берегов до рези в глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86